The Englishman Who Slowly Descended Down The Mountain — Друг по вызову

Сен Эндрюс

Он опять ушёл в середине ночи. Она не могла ни остановить его, ни даже посмотреть на выражение его лица при этом. Она была далеко-далеко, где-то между седьмым небом и нирваной. Проснувшись утром, она обнаружила, что он успел перед уходом тепло её укутать — наверняка мстительно при этом улыбаясь. Рассчитывал, скорее всего, что её станет жарко, она раскроется, простудится и будет страдать. Именно так — он явно хотел заставить её страдать. Явным свидетельством его коварства было то, что перед этим он унёс её к звёздам… Чтобы падать дольше было. Но она не поддалась на его интригу — ей было тепло и хорошо. Вставать совершенно не хотелось, и она провалялась в постели до полудня, пока вдруг не почувствовала, что ей срочно нужно быть готовой… К чему готовой, она не осознала до того момента, пока не почувствовала, что он движется в её сторону. Пятно или, может, лучик света, которым он виделся ей, когда она закрывала глаза, становилось всё ярче.

В темпе приняв душ, она практически скатилась по лестнице, на ходу запахивая халат, и открыла дверь как раз в тот момент, когда Майкл тянулся к латунной скобе, чтобы постучать. Взгляд, который он на неё бросил, заставил её пожалеть, что она не надела шубу, под которой очертания её тела не проступали бы столь явно. Желание в его глазах ужасно льстило, но было абсолютно несвоевременно, и раздражение его тёплой улыбкой от этого было ещё сильнее.

— Закрыто на профилактику, — буркнула она, отходя в сторону и освобождая ему проход.

— Добрый день, Лиззи, — поздоровался он.

— Это лишь твоё мнение, — парировала она, хотя за окном действительно было ясно и безветренно.

— Эк тебя колбасит, — сочувственно улыбнулся он, протягивая ей орхидею в горшке.

— Хочешь — поменяемся, — предложила она.

В этом, кстати, не было ничего невозможного — такой ритуал существовал, но требовал великолепной подготовки колдуна и редких ингредиентов. Один из которых, кстати, ещё полгода назад был в её распоряжении круглые сутки. Эх, не додумалась запастись! Хотя с другой стороны, тогда всё так внезапно произошло… А это чудовище, этот маньяк ещё и слизал самое ценное. Извращенец!

— Если бы это тебе помогло, то я — готов, — пожал плечами Майкл. — Штука в том, что будь ты мной, тебя бы колбасило ещё сильнее — и совсем по другой причине.

— Не хочу ничего слышать, — хмуро ответила она. — Вместо цветов мог бы еды принести.

Он зачем-то поднял левую руку и сдвинул рукав, обнажая пустое запястье. Изогнув его, словно на нём и вправду были часы, он стал пристально разглядывать, предупреждающе подняв вверх палец другой руки, которым словно отсчитывал секунды. Качнув пальцем восемь раз, на девятый он показал им на вход. Элизабет стало любопытно. Ничего не произошло, и она было открыла рот, чтобы позлорадствовать, но в этот момент раздался стук в дверь.

— Ты меня извинишь? — спросил Майкл, поднимая на неё брови.

— Ступай, — величественно махнула она рукой. — И без чего-нибудь вкусного не возвращайся!

— Слушаюсь, Ваше Высочество, — поклонился он и скользнул за дверь так, чтобы стоящий за ней посыльный не смог разглядеть Элизабет.

Через минуту он появился с большой коробкой в руках, из которой сразу начало вкусно пахнуть.

— Что там, Майкл? — вытянула она шею.

— Ты ступай, а я приду через минуту, — предложил он.

Ей только и осталось, что подчиниться. Она поставила цветок в середину стола в гостиной, сама отодвинула себе стул и уселась. Почти сразу пришёл Майкл — без пальто, шарфа и ботинок, но зато со всё той же источающей замечательные ароматы коробкой. Он поставил коробку на стул и стал доставать салфетки, столовые приборы, тарелки и блюдечки, чашки, две кастрюли-термоса и кувшин. День постепенно становился добрым. Этому пройдохе всё-таки удалось навязать ей своё мнение!

— А это что? — жадно спросила Элизабет, кивая на кувшин.

— Кофе по-турецки, — ответил он и показал ей салфетку. — Ты позволишь?

Она кивнула, и он вместо того, чтобы просто разложить салфетку у неё на коленях, повязал на шею, словно маленькой девочке. Прикосновения его рук к шее будоражили кровь, она ухватила его ладонь и прижалась к ней щекой. Майкл замер и наклонился, едва касаясь губами щеки и шеи с другой стороны. На секунду время словно остановилось. Она подняла другую руку и погладила его голову. Вырвав у неё вздох сожаления, он оторвался и продолжил накрывать на стол.

— Антипасто мисто, — снял он крышку с большого блюда, и под ней обнаружились ломтики колбас, сыров, оливки, жареные перцы и баклажаны. — Мясное рагу, — показал он на термос. — Рис к нему, — это оказался второй термос. — Свежий хлеб, — размотал он свёрток.

Перед Элизабет возникла чашка, в которую он щедрой рукой наливал коричневую бурду из кувшинчика. Как это можно пить? Майкл положил ей риса, сверху на рис навалил того самого рагу, ловко, не обронив ни крошки, порезал дымящийся хлеб и подвинул ей тарелку с закусками.

— Ты умеешь быть убедительным, — одобрительно покачала она головой, всё ещё продолжая думать о “добром дне”.

Он положил еды и себе тоже, закрыл крышки на термосах и уселся рядом. Его колено коснулось её, и она решила немного его подразнить, проведя носком по его голени.

— Не надо, — попросил он. — Я действительно сильно мучаюсь, когда хочется, но нельзя.

Она довольно улыбнулась и снова провела но его ноге. Он улыбнулся ей, взял её руку в свою и поцеловал. Хлыщ. Она вздохнула и перестала его дразнить.

— Скажи мне, Лиззи, — спросил он. — Я понимаю, что мы так договорились, но всё же… Меня беспокоит…

— То, что я тебе вчера в запале сказала “люблю”? — догадалась она. — Признаюсь — меня это жутко заводит, Майкл. А уж когда ты мне ответил тем же… Спасибо, ты прекрасно сыграл! Это же словно изюминка в кексе!

— У меня как камень с души свалился, — с облегчением выдохнул он.

— Не волнуйся, если я вдруг в тебя влюблюсь, ты первый об этом узнаешь, — заверила она. — Теперь ты мне скажи… Ты на меня больше не сердишься? За Новый Год…

— Я тебе уже сказал, Лиззи, — пожал он плечами. — Я ужасный человек. И не только потому, что не могу справиться со своим недержанием… Я деспот и чудовище. Все должно быть только по-моему и никак иначе.

Понятно. Он не злопамятный, а очень злой. И память хорошая. И он ей ещё вспомнит.

— Ты не деспот, а красна девица, что кокетничает перед зеркалом, — возразила она. — А теперь не мешай мне, я просто чудовищно голодна!

— Рассказывай, — предложил Майкл через несколько минут, когда она, высунув от усердия между зубов кончик языка, пыталась собрать остатки соуса от рагу на кусочек хлеба.

Она с грустью заглянула в чашку — бурда кончилась, да и в кувшине было пусто. Поглядите на наглеца — принёс ей еды… как бы ей… и всё сам же самым наглым образом сожрал! Нет, он, конечно, не из мелких, но куда — скажите, куда?!! — уходит такая прорва вкусного рагу с рисом, закуски, кофе и хлеба? Да, да, он и хлеб весь сожрал, чтоб ему пусто было! А она так рассчитывала, что ей ещё и на вечер останется!

— Давай пересядем на диван, — попросила Элизабет. — Там будет удобнее…

Он пододвинул подставку для ног и уселся, а она дождавшись, пока он закончит, легла и примостила голову ему на колени. Майкл намёка не понял, и она с удивлением обнаружила, что вместо того, чтобы гладить её голову, он просунул руку ей за отворот халата и стиснул в ладони грудь…

— Майкл, — строгим голосом сказала она. — Предполагалось, что ты мне будешь чесать головку.

Он улыбнулся и поднял другую руку к её волосам. Ей подумалось, что на самом деле прикосновения его руки, играющей с соском и тискающей упругий холмик груди, необычайно приятны, и настроение уже поднялось, и ей даже не хотелось рассказывать о своих огорчениях… А ведь только вчера в душе, как и на улице, было пасмурно и холодно…

— Ты помнишь про того парня, что я тебе рассказывала? — начала Элизабет.

— Последнее, что я слышал — студент из Германии, — кивнул он.

— Ну да, — подтвердила она. — Я в какой-то момент заметила, что отчего-то в кафе я всегда расплачиваюсь за него. А потом он ещё и с другом начал приходить… Нет, они, конечно, оба парни весёлые, но…

— Но что-то было не так в королевстве датском? — предположил Майкл.

— Именно, — согласилась она. — Именно, что в датском. И так вышло, что я поинтересовалась, отчего столь бравые молодцы принуждают стеснённую в средствах одинокую девушку за них платить…

— Резонный вопрос, — отметил он.

— Я тебе хотела сказать, — повернула она к нему голову. — Ты не подумай, что я не ценю твоей заботы обо мне.

— Что именно ты имеешь в виду? — с озадаченным видом спросил он.

— Ну, вот этот завтрак… обед, к примеру, — пояснила Элизабет. — Или тогда, когда мы в парк ездили… И не думай, что я не могу сама себе…

— Не стоит, Лиззи, — мягко попросил он. — Правда, не стоит.

— Стоит, — вздохнула она. — Я знаю, что ты так устроен, но при этом стандарт, который ты устанавливаешь для меня, оказывается слишком… Я не говорю тебе “спасибо” потому, что всё это настолько грандиозно…

— Ты чувствуешь, что просто слова благодарности слишком банальны для этого, — понимающе улыбнулся Майкл.

— Вот видишь, — грустно сказала она. — Ты и твой стандарт… Вы оба на просто недостижимой высоте.

— Спасибо, Лиззи, — улыбнулся он.

Элизабет снова отвернула голову.

— Так о чём я? — нахмурилась она.

— Ты спросила его, какого чёрта два бездельника не могут сами за себя платить, — напомнил он.

— Ах, ну да, — вздохнула она. — Они переглянулись и расхохотались, словно ничего смешнее в жизни не слыхивали… А потом Матеус с довольной улыбкой предложил мне снять номер на нас троих, и они с другом так меня оттрахают во все дыры, что…

— Хм… — кашлянул Майкл.

— Ты думаешь? — спросила она, чувствуя, что опять готова расплакаться. — Ты полагаешь, что мне было приятно такое услышать?

— Вряд ли, — откликнулся он.

— Я всего лишь передаю вольный пересказ его слов, да и то несколько смягчаю акценты, поскольку дословно я эту мерзость повторить не смогла бы, — пояснила Элизабет, чувствуя, насколько успокаивающе действует на неё его рука на груди. — Так вот, по его словам, они сделают это, и тогда я пойму, что плата за завтраки была лишь ничтожной компенсацией за то, что они способны мне подарить. И они снова расхохотались. Я сказала, что им стоит собрать манатки и проваливать, пока я совсем не рассердилась, а он мне сказал, что всё, на что я гожусь — это платить за угощение мужчинам, поскольку у меня в роду все, похоже, были фригидными лесбиянками, неспособными по достоинству оценить настоящего самца.

Даже не глядя на него, она почувствовала, как Майкл раскрыл рот, чтобы ей что-то сказать, а потом снова закрыл.

— Да уж, тебе лучше помалкивать, — согласилась она.

— Да, я уже и сам понял, — кивнул он.

Она оказалась права — он как раз собирался сказать ей, что может стоило согласиться на их предложение, чтобы испытать что-то новое. Свинья! Как же ей до него донести?.. Да так, чтобы при этом не признаться в том, что три месяца назад она ему солгала…

— Вот и молчи, — заключила Элизабет. — Хотя нет — говори. Теперь твоя очередь!