Семен Альтов

Апорт

У Михаила Ивановича Лукина на стене висело ружьишко. На семидесятилетие взяли да подарили щенка лаечку: мол, ружье без собаки — такая же глупость, как пес без оружия.

Михаил Иванович, как человек обстоятельный, купил книгу по собаководству и приступил к обучению собачьим премудростям.

Умница Кузя буквально с полуслова понимала команды: «Ко мне! Сидеть! Цыц!»

Лукин никогда не был начальником, всю жизнь подчиненным. Он с удовольствием рявкал: «Лежать! Стоять! Вон отсюда!» Долгие годы эти команды выполнял он, и наконец ему подчинялись другие.

Дошла очередь разучивать команду «апорт!». Палки в доме не нашлось, и тут жена Михаила Ивановича очень кстати подала старенький кошелек:

— Деньги вываливаются, решето, а собаке все равно что хватать!

С третьей попытки Кузя сообразила, что «апорт!» — это кошелек! Гордая, как отличница, мчалась к хозяину с добычей в зубах.

Через день во время прогулки Кузя пропала, но скоро вернулась, держа в зубах чью-то тапку. Хвост ходил ходуном, она была уверена, что принесла в дом нужную вещь.

Лукин ласково пожурил собаку:

— Что ж ты делаешь? Оставила кого-то без обуви! Кому нужна одна тапка, дурочка!

Назавтра Кузя приволокла вторую тапку. Михаил Иванович, размахивая тапками, объяснял собаке:

— Кузя, ты с ума сошла! Кто просил тапки? Тем более у меня и у Вали тридцать девятый размер, а это минимум сорок второй! Накажу!

Кузя виновато поджала хвост, давая понять, что больше ни одного тапка в дом не притащит.

Разговор не прошел даром. На следующий день собака явилась с футляром для очков. Отличный светлой кожи футляр.

Лукин вертел его в руках, бормоча:

— Я ни разу в жизни чужого не взял, а эта тащит и тащит! Того и гляди арестуют как скупщиков краденого!

Собака пожимала плечами, не понимая, ну чем плох футляр?

Через три дня Кузя принесла кошелек. Почти такой же кидал Михаил Иванович, обучая команде «апорт!». Но этот был с тридцатью рублями!

Супруги уставились друг на друга. Естественно, кошелек надо отдать. Но кому?! Кстати, за телефонные переговоры надо было платить именно эту сумму.

— Если узнают, посадят не собаку, а нас!

— А если не узнают! — с надеждой прошептала супруга. — На собаку никогда не подумают, она же не человек!

Следующие два кошелька были с мелочью, зато третий принес двести долларов!

Лукин заперся с Кузей в комнате и провел с ней беседу:

— Пойми, глупое животное, воровать нехорошо! «Апорт!» — только когда я тебе говорю! Я! И потом, если тащишь кошельки, смотри, что внутри! Лучше не с такими бумажками, — он дал понюхать сторублевую купюру, — а вот с такими! — Михаил Иванович обтер морду ста долларами. — Или не воруй! А то сидеть тебе в тюрьме!

Услышав знакомое слово «сидеть», собака послушно села.

Теперь Кузя носила одни кошельки. То больше денег, то меньше, но это была регулярная добавка к пенсии. Лукины прикупили кое-что из мебели, новый телевизор, справили Валентине Петровне пальто.

Возвращаясь к ночи, кормилица Кузя с достоинством пожирала бутерброды с ветчиной, запивала молочком, а хозяева, задернув шторы, пересчитывали добычу и ласко во поругивали собаку, объясняя, что воровать все-таки нехорошо!

Тут друзья уговорили Лукина пойти на охоту. Ружье есть, собака к нему имеется, грех не охотиться!

Михаил Иванович нехотя согласился.

В лесу Кузя чуть с ума не сошла, балдея от запахов, носилась как угорелая. Внезапно в небе нарисовалась утиная стая. Охотники начали расстреливать небеса, утки бросились врассыпную.

На всякий случай Михаил Иванович скомандовал: «Апорт!»

Кузя исчезла на два часа. Лукин с ужасом думал: «Сейчас явится с чужим кошельком! Тут нас и повяжут!»

Но Кузя вернулась, волоча зайца. Хотя они тут отродясь не водились.

Михаил Иванович вместе со всеми нахваливал собаку, радуясь, что тайна кошельков не раскрылась. Хотя ловил себя на мысли, что было бы приятнее принести с охоты не зайца, а два-три кошелька.

— Ну, как охота? — спросила дома жена.

— Вот тебе заяц.

— И все? — удивилась супруга.

— Все! — взорвался Михаил Петрович. — В нашем лесу кошельки не водятся!

На следующий день к вечеру Кузя, валясь с ног, приволокла еще одного зайца.

Первый раз Лукин побил собаку. Потом долго объяснял, что заяц — это «фу», а кошелек — это «молодец»!

Кузя кивала, но на следующий день принесла полевую мышь! Это было началом трагедии. Хозяева ругали собаку, морили голодом, лупили, но перебить проснувшийся инстинкт не смогли. Кузя, вместо того чтобы таскать кошельки, охотилась на зайцев, мышей, ящериц и прочую гадость!

Когда она принесла в дом ужа, Михаил Иванович, пока жена лежала в обмороке, орал как ненормальный: «Убью, сволочь, убью!»

Кузя, зажмурившись, мотала башкой, не понимая, ну почему хозяева предпочитают жесткие кошельки вкусной и здоровой пище?!

Лукины стремительно приближались к порогу бедности. Вскоре собаку продали, причем за бесценок.

Соседи удивлялись:

— А говорят, у нее нюх будь здоров!

— Нюх, он и в Африке нюх, — злобно отвечал Михаил Иванович. — Что нюхать у бедных стариков? Самим прокормиться бы! Скотину в доме держать нет возможности!

Во сне Лукин выкрикивал слово «апорт», шарил по простыне в поисках кошельков, но, проснувшись, находил только жену и тоскливо ругался.