Джон Картер – марсианин

27. От радости к смерти

Десять дней орды Тарка и его диких союзников отдыхали и пировали, а затем, нагруженные дорогими подарками, двинулись в обратный путь. Их провожали десять тысяч гелиумских воинов во главе с джедом меньшего Гелиума Морисом Каяком, чтобы прочнее скрепить новые узы мира. Тарс Таркас следовал вместе с Солой, которую назвал дочерью в присутствии всех вождей.

Через три недели Морис Каяк и его офицеры, а также Тарс Таркас и Сола возвратились на посланном за ними военном корабле, чтобы присутствовать при церемонии бракосочетания Деи Торис и Джона Картера.

Девять лет прослужил я в совете Гелиума как принц дома Тардоса Мориса и воевал вместе с армией своего города. Народ осыпал почестями меня и обожал мою принцессу, несравненную Дею Торис.

В золотом инкубаторе на крыше нашего дворца лежало белоснежное яйцо. Почти пять лет солдаты гвардии джеддака непрерывно дежурили возле него. Если я был в городе, мы с Деей вечерами стояли рука об руку перед этим маленьким алтарем, мечтая о том времени, когда разобьется тонкая скорлупа.

В моей памяти жива картина последней ночи, когда мы сидели там, тихо беседуя о странном романтическом сплетении обстоятельств, которое связало наши жизни.

Вдали мы увидели ярко-белый свет приближавшегося воздушного корабля, но не обратили на него сперва особого внимания. Корабль несся к Гелиуму молнией, и скорость его в конце концов показалась нам странной.

Судно нетерпеливо кружило в ожидании запоздавшей патрульной лодки, которая должна была провожать его ко дворцу. Сигналы его говорили, что на борту – срочная весть для джеддака. Через десять минут после его спуска я был вызван в зал совета, куда уже направлялись и остальные члены собрания.

По тронному залу озабоченно ходил Тардос Морис. Когда все заняли свои места, он заговорил:

– Сегодня утром правительствам некоторых стран Барсума стало известно, что от начальника главной атмосферной станции уже два дня не поступало вестей. На беспрерывные вызовы из нескольких столиц не было дано никакого ответа.

Послы этих держав просили нас расследовать это дело и спешно отправить на станцию помощника. Весь день мы разыскивали его и нашли мертвым в подвале его дома, его тело изуродовано неведомым убийцей. Мне не надо говорить вам, какое значение это имеет для Барсума. Нужны месяцы, чтобы проникнуть через мощные стены – эта работа уже началась. В течение столетий машины насосной установки работали исправно, сейчас же случилось самое худшее. На всем Барсуме приборы показывают быстрое понижение атмосферного давления – машина встала.

– Друзья, – закончил он, – нам осталось жить не более трех дней.

На несколько минут воцарилась глубокая тишина, затем встал молодой воин и, подняв над головой обнаженный меч, обратился к Тардосу Морису:

– Жители Гелиума всегда показывали Барсуму, как должно жить. Теперь нам осталось показать, как следует умирать. Вернемся к нашим обязанностям и проживем эти три дня так, как будто впереди у нас тысяча лет.

Тардос Морис и старейшины стоя аплодировали словам воина.

Нам действительно оставалось только собственным примером успокоить всеобщую тревогу и… погибнуть. Мы разошлись с улыбкой на губах и тоской в груди.

Я вернулся в свой дворец, когда слухи уже успели достичь ушей Деи, и мне пришлось рассказать ей страшную правду.

– Мы были очень счастливы, Джон Картер, – сказала она. – И я надеюсь, судьба позволит нам умереть вместе.

Ближайшие два дня были обычными, но на утро третьего на крышах высотных зданий стало трудно дышать. Население высыпало на улицы и площади Гелиума. Остановились все дела. Большинство с достоинством смотрело в лицо неизбежной судьбе.

К середине дня многие начали задыхаться, и в течение часа тысячи впали в бессознательное состояние, предшествующее смерти от удушья.

Дея Торис и я вместе с другими членами королевской семьи собрались в низко расположенном саду дворца. Мы почти не говорили и только следили, как величественная тень смерти приближается к нам. Даже Вула предчувствовал приближение беды и прижимался к Дее и мне, жалобно скуля.

По просьбе Деи маленький инкубатор был принесен с крыши дворца, и она с мучительной тоской глядела на неведомую жизнь, рождение которой ей не суждено увидеть.

Когда стало заметно труднее дышать, Тардос Морис поднялся и сказал:

– Простимся друг с другом. Дни величия Барсума миновали. Завтрашнее солнце осветит мертвый мир, обреченный вечно блуждать по небесам и не населенный даже воспоминаниями. Это конец.

Он нагнулся, поцеловал женщин и положил руку поочередно на плечи мужчин.

С глубокой печалью я повернулся к Дее – ее голова упала на грудь. Мне показалось, что она уже умерла. Я подбежал к ней и поднял на руки.

Дея открыла глаза и посмотрела на меня.

– Поцелуй меня, Джон! – прошептала она. – Я очень, очень люблю тебя! Как страшно и жестоко расставаться, когда мы счастливы.

Я прижал ее нежные губы к своим, и старое чувство с неудержимой силой овладело мной. Воинственная кровь предков проснулась в моих жилах.

– Этого не должно быть, моя принцесса! – воскликнул я. – Существует, должен существовать какой-нибудь выход, и я найду его, ведь нашел же я путь к тебе из другого мира!

И с этими словами в моем сознании возникли один за другим девять забытых звуков. Лучом молнии во мраке сверкнули они. Это был ключ к трем дверям атмосферной станции!

Я закричал от охватившего меня волнения:

– Дайте мне воздушный корабль, джеддак! Скорее! Прикажите подать самую быструю машину на крышу дворца! Я еще могу спасти Барсум!

Он не стал терять времени на расспросы, и вмиг к ближайшему ангару помчался вестник. Воздух почти исчез на уровне крыш, и все-таки удалось снарядить самый быстроходный в Барсуме корабль. Расцеловав Дею и приказав Вуле (он хотел сопровождать меня, как всегда) охранять ее, я с прежней ловкостью поднял машину в воздух и на огромной скорости помчался к станции.

Следовало лететь низко, чтобы иметь возможность дышать, и я избрал прямой путь поперек старого морского дна, где мог держаться всего лишь в нескольких футах над почвой.

Я летел с безумной быстротой: это была гонка со смертью. Передо мной витал образ любимой. Когда я в последний раз оглянулся, покидая дворцовый сад, она пошатнулась и упала рядом с маленьким инкубатором. Я понимал, что Дея умрет, если в ближайшее время не возобновится приток свежего воздуха. Я отбросил всякую осторожность: я вышвырнул за борт все, что было можно, я лежал ничком на палубе, с одной рукой на рулевом колесе и другой на рычаге скорости, который стоял на последней зарубке.

За час до наступления темноты передо мной неожиданно выросли гигантские стены атмосферной станции. Я резким толчком посадил лодку перед маленькой дверью, за которой были надежды целой планеты.

Рядом с дверью марсиане пытались пробить стену, но смогли только слегка поцарапать ее кремнистую поверхность. Многие из них уже уснули последним сном, от которого не мог бы пробудить даже приток свежего воздуха. Здесь условия были гораздо хуже, чем в Гелиуме, и я сам дышал с большим усилием. Несколько человек были в сознании, и с одним из них я заговорил:

– Если я открою эти двери, сможет ли кто-нибудь запустить машины?

– Я смогу, – ответил он, – если только вы успеете открыть. Долго я не выдержу. Но на всем Барсуме уже никто не знает секрета этих замков. В течение трех дней мы пытались разгадать их тайну – безнадежно.

У меня не было времени для разговоров, я быстро слабел и с трудом владел своими мыслями.

От слабости я опустился на колени и последним усилием послал девять мысленных сигналов в эту ужасную дверь. Марсианин скорчился около меня. Мы ждали в смертельном молчании, устремив глаза на прямоугольник перед нами.

Медленно отошла толстая дверь. Я хотел подняться и войти, но был слишком слаб.

– Там, – прошептал я своему спутнику, – когда доберетесь до машин, пустите в ход все насосы. Это единственная надежда на спасение.

С того места, где я лежал, я открыл вторую и третью двери и видел, как марсианин, на котором сосредоточились сейчас все надежды Барсума, на четвереньках прополз в нее. Тут я потерял сознание.