Джон Картер – марсианин

Настала моя очередь защищать вход в наше убежище, когда Морис Каяк, наблюдавший за уличным боем, испуганно вскрикнул. В его голосе звучал такой ужас, что я сразу кинулся к нему, оставив вместо себя другого отважного воина. Он указал мне на снежную пустыню в южном направлении.

– Боже! – вскричал он. – Как ужасно знать, что их ожидает страшная судьба, и не иметь возможности предупредить их или помочь!

Я взглянул туда, куда он указывал, и увидел могучий воздушный флот, который величественно выплывал из-за ледяного барьера. Корабли неслись вперед со все возрастающей скоростью.

– Зловещий столб, который они называют Стражем Севера, уже тянет их к себе, – печально сказал Морис Каяк. – Он так же притянул Тардоса Мориса и его флот. Посмотри на жалкие обломки нашей славной экспедиции – это памятник могучей разрушительной силе, которую ничто не может остановить!

Я увидел столб и обломки, и перед моим мысленным взглядом внезапно встала иная картина: потайное помещение в подвале, по стенам которого были размещены сложные приборы и рычаги. В середине стоял длинный стол, а за ним сидел маленький старикашка с выпученными глазами и жадно пересчитывал деньги; но яснее всего я видел большую стрелку на стене, на черной ручке которой был белый знак.

Я взглянул на быстро приближающийся флот. Через пять минут могучая армада погибнет, и обломки ее усеют подножие столба. Желтая орда будет выпущена из городских ворот и набросится на тех немногих, которые переживут крушение; затем настанет черед аптов. Я содрогнулся при этой мысли, потому что живо представил себе всю страшную сцену.

Я всегда быстро решаюсь и быстро действую. Импульс, который двигает мною, и само действие почти не расходятся во времени, и если мой разум и принимает участие в решении, то, вероятно, настолько бессознательно, что я этого не замечаю.

При сложившихся обстоятельствах быстрота была единственной возможностью достичь успеха в деле, на которое я решился.

Сжав крепче мой меч, я закричал гелиумцам, стоявшим у винтовой лестницы, чтобы они посторонились.

– Дорогу Джону Картеру! – заорал я, и, прежде чем пораженные желтые люди, стоящие на верхних ступеньках, успели опомниться, я бросился вниз, как взбесившийся бык, на тех, которые стояли поодаль.

– Дорогу Джону Картеру! – кричал я, пробивая себе путь сквозь толщу пораженных стражников Салензия Олла.

Работая мечом направо и налево, я спускался все ниже и ниже, пока наконец перепуганный отряд желтолицых, опасаясь нападения целой армии, не повернул и не бросился в бегство.

Арсенал был пуст – так что никто не видел, как я повернул к нижнему коридору. Здесь я помчался со всех ног по направлению к перекрестку пяти коридоров, а затем бросился по тому из них, который вел на станцию старого скряги.

Я ворвался в комнату, как вихрь. Старик спокойно сидел за столом. Увидя меня, он вскочил и выхватил меч.

Не удостаивая его взглядом, я прыгнул к большой стрелке, но каково же было мое изумление, когда я понял, что старикашка очутился здесь раньше меня! Непонятно, как он сумел сделать это, так как марсианин не способен превзойти быстроту и силу моих земных мускулов!

Как тигр бросился он на меня, и я понял тогда, почему Солан был избран на такой ответственный пост. Никогда за всю мою жизнь не приходилось мне видеть такого искусства и такого сверхъестественного проворства! Он, казалось, был в сорока местах одновременно, и, прежде чем я понял, какого опасного соперника повстречал, он чуть не уложил меня.

Удивительно, как опасность пробуждает в человеке новые силы и возможности! В этот день в потайной комнате под дворцом Салензия Олла я впервые узнал, что бой на мечах может быть настоящим искусством и какого мастерства могу достигнуть в этом искусстве я, если противником моим будет такой колдун, как Солан.

Сначала преимущество было явно на его стороне, но затем мои скрытые способности проснулись, и я начал биться. Мне и не снилось, что человек может биться так, как бился я.

Мне показалось едва ли не мировым бедствием, по крайней мере на Барсуме, где войне уделяют столько внимания, что этот блестящий, уникальный поединок произошел где-то в подвале, без единого свидетеля, который мог бы оценить его!

Я сражался за то, чтобы передвинуть стрелку, Солан – за то, чтобы помешать мне, и, хотя мы стояли не более чем в трех футах от стрелки, я не мог приблизиться к ней ни на дюйм, а он не мог ни на один дюйм сдвинуть меня назад. Так прошли первые пять минут.

Я знал, что, если в течение следующих нескольких секунд мне не удастся передвинуть стрелку, флот погибнет. Поэтому я пустил в ход все лучшие наступательные приемы. Но с таким же успехом я мог нападать на стену – Солан не трогался с места, а я сам едва не напоролся на острие его меча.

Но правда была на моей стороне, и я думаю, что это чувство всегда придает человеку большую уверенность и силу в борьбе.

У меня такая уверенность была. Когда я снова напал на Солана, я был убежден, что он должен будет повернуться, чтобы отразить мой удар. И я не ошибся – он действительно повернулся, так что большая стрелка оказалась на расстоянии вытянутой руки от меня.

Оставить грудь без защиты хотя бы на один миг означало мгновенную смерть, но риск был необходим: ведь только таким способом я мог спасти целый флот, летевший к гибели. И вот я протянул свой меч в сторону и острием его повернул большую стрелку.

Солан был так поражен и пришел в такой ужас, что забыл нанести мне удар. Вместо этого он повернулся к стрелке с громким визгом, но это был его последний крик: раньше, чем рука его дотронулась до рычага, острие моего меча пронзило его сердце.