Джон Картер – марсианин

11. Когда разверзается ад

На следующий день рано утром мы с Ксодаром начали разрабатывать план бегства. При помощи пряжки от моих доспехов и острия чудесного алмаза Сатора Трога я начертил на каменном полу камеры по возможности точную карту южнополярных областей. На основании этой карты я определил общее направление на Гелиум, а также расстояние от Гелиума до расселины, ведущей в Омин.

Затем я начертил карту Омина с ясным обозначением положения Шадора и отверстия в куполе, которое вело во внешний мир.

Все это я заучил так, что карта неизгладимо запечатлелась в моей памяти.

Я старался разузнать у Ксодара привычки стражи, несшей караул у нашей тюрьмы. По-видимому, ночью стоял только один часовой. Он ходил вокруг тюрьмы футах в ста от здания. По словам Ксодара, он шел так медленно, что требовалось двадцать минут, чтобы сделать полный круг. Практически это означало, что в продолжение пяти минут то та, то другая сторона тюрьмы оставалась без надзора, пока часовой проходил черепашьим шагом по противоположной стороне.

– Все эти сведения, – прибавил Ксодар, – будут очень полезны после того, как мы выберемся, но ни одно из них не поможет нам решить самый важный вопрос: как выйти наружу?

– Прекрасно выйдем, – возразил я со смехом. – Предоставь это мне!

– Когда ты думаешь бежать? – спросил Ксодар.

– В первую же ночь, как к берегу Шадора причалит маленький челн, – ответил я.

– Но как мы узнаем, что к Шадору причалил челн? Ведь до окон нам не добраться.

– Ну, не так уж и не добраться, – возразил я. – Посмотри!

Одним прыжком подскочил я к решетке окна, находившегося напротив нас, и быстрым взором окинул открывающийся из него вид. Несколько небольших барок и два крупных военных судна стояли на расстоянии ста ярдов от Шадора.

«Сегодня вечером», – подумал я и был готов сообщить о моем решении Ксодару, когда внезапно открылась дверь нашей тюрьмы и вошел страж.

Если бы этот человек увидел меня у окна, наши шансы на бегство сильно бы уменьшились. Тюремщики немедленно заковали бы нас в кандалы, если бы имели хотя бы малейшее представление о том удивительном проворстве, которое давали мне на Марсе земные мускулы.

К счастью, страж стоял спиной ко мне и смотрел в другую сторону. Надо мной на высоте пяти футов находился верх перегородки, отделявшей нашу камеру от соседней. Я использовал единственный шанс не быть застигнутым и соскочил туда. Если бы страж обернулся, я бы пропал; незаметно соскочить назад в камеру было немыслимо: страж стоял внизу так близко, что, спрыгивая, я задел бы его.

– Где же белый человек? Исса велела привести его к себе! – Страж обернулся, чтобы посмотреть, нет ли меня в другой части камеры.

Я быстро лез по железной решетке, твердо встал на выступ окна, затем, выпустив решетку из рук, перескочил на верх перегородки.

– Что это такое? – спросил страж, когда решетка с маху ударилась о каменную стену после моего скачка. Я успел спрыгнуть на пол соседней камеры.

– Где же белый раб? – опять раздался голос стража.

– Не знаю, – ответил Ксодар. – Он был здесь еще в тот момент, когда ты вошел. Я не сторож ему: иди и ищи его.

Черный проворчал что-то, чего я не мог понять, а затем я услышал, как он отпер дверь одной из камер, расположенных дальше. Тогда я снова забрался на верх перегородки и спрыгнул в нашу камеру около удивленного Ксодара.

– Теперь ты видишь, каким образом мы убежим? – спросил я его шепотом.

– Я вижу, каким образом ты можешь это сделать, – отвечал он мне, – но не вижу по-прежнему, как я переберусь через эти стены. Ведь я не могу перескочить через них, как ты!

Страж суетливо обходил одну камеру за другой, пока в конце концов не вернулся в нашу. Когда он обнаружил меня, то глаза его чуть не выскочили из орбит.

– Клянусь скорлупой моего первого предка! – прорычал он. – Где ты был?

– Я был все время в тюрьме с той минуты, как ты вчера меня сюда посадил, – отвечал я наивно. – Когда ты заходил в эту комнату, я был здесь же. Тебе следовало бы заняться своим зрением.

Он сверкнул на меня глазами, испытывая смешанное чувство гнева и облегчения.

– Иди за мной! Исса велела привести тебя к ней!

Он вывел меня из тюрьмы, оставив в ней Ксодара. У ворот стояло несколько других сторожей и тот краснокожий марсианский юноша, с которым я разговаривал накануне.

Мы вновь проделали путешествие, которое я совершил накануне к храму Иссы. Сторожа все время отделяли меня от краснокожего юноши, так что мы не смогли продолжить наш разговор, прерванный прошлым вечером.

Его лицо не выходило у меня из памяти. Где я мог видеть его раньше? В каждой черте его, в походке, в манере говорить, в движениях сквозило что-то удивительно знакомое. Я мог бы поклясться, что знал его прежде, а вместе с тем был уверен, что до сих пор никогда не видел.

Когда мы дошли до садов, то нас повели в сторону от храма, вместо того чтобы вести к нему. Дорога шла по обворожительному парку. Его замыкала стена, окаймленная таким же пышным лесом, какой я видел у подножия гор в долине Дор.

Толпы черных людей тянулись в том же направлении, что и мы. Когда они загораживали путь, то стража грубо их расталкивала и освобождала дорогу. Наконец мы пришли к месту нашего назначения. Это был большой амфитеатр, возвышавшийся на дальнем конце долины на расстоянии мили от садовых стен.

Черные люди бросились в амфитеатр через массивные сводчатые ворота и поспешили занять свои места, между тем как нас повели к меньшему входу в конце здания.

Через этот вход нас ввели в помещение под амфитеатром, обнесенное крепкой решеткой. Здесь находилось уже некоторое количество других пленников, согнанных вместе под присмотром воинов. Иные из них были в кандалах, но большинство казалось таким запуганным стражей и всей окружающей обстановкой, что исключалась даже мысль о возможности сопротивления.

Пока мы шли из Шадора, мне не пришлось поговорить с моим товарищем по заключению; однако теперь, когда нас благополучно доставили и заперли в надежном загоне, стражи ослабили бдительность. Я смог наконец подойти к красному марсианину, к которому чувствовал странное влечение.

– Что это за сборище? – спросил я. – Чего они хотят от нас? Должны ли мы сражаться на потеху перворожденным или нам предстоит испытать что-нибудь еще худшее?

– Это один из ежемесячных обрядов Иссы, – ответил мне мальчик. – Время, когда черные люди смывают грехи со своих душ кровью людей, пришедших из внешнего мира. Если случайно во время этих сражений оказывается убитым черный человек – это свидетельство его неверности Иссе и считается смертным грехом. Если же черный человек выживает в борьбе, то освобождается от обвинения, из-за которого участвует в очистительном обряде. Иногда против нас ставят равное количество черных людей, иногда числом вдвое больше. Нас могут также заставить вступить в единоборство с диким зверем или каким-нибудь знаменитым черным воином.

– Ну, а если мы выходим из борьбы победителями, – спросил я, – тогда что – свобода?

Юноша рассмеялся.

– Ждите! Единственная свобода для нас – смерть. Никто из вступивших в царство перворожденных никогда не покидает его. Если мы окажемся искусными бойцами, то получим позволение сражаться часто. Если же мы слабые бойцы, то… – Рассказчик только пожал плечами. – Впрочем, рано или поздно все мы умрем на арене, – прибавил он.

– А ты часто сражался? – спросил я его.

– Очень часто, – вспыхнув от удовольствия, ответил он. – Это моя единственная радость. Меньше чем за год я отправил на тот свет несколько сот черных дьяволов на этих обрядах Иссы. Моя мать очень гордилась бы мною, если бы только знала, с какой честью я поддерживаю славу отца.

– Твой отец, наверно, был могучим воином, – сказал я. – В свое время я был знаком с большинством воинов Барсума; вероятно, я знал и его. Кто был твой отец?

– Мой отец…

– Идите же, идите! – раздался грубый голос стражника. – Марш на бойню!

Вслед за этими словами нас грубо вытолкали на крутой спуск, который вел в расположенные далеко внизу клетки, выход шел прямо на арену. Амфитеатр, как и везде на Барсуме, был построен в обширной котловине. Только самые верхние места, образовавшие низкую стену вокруг воронки, возвышались над уровнем земли. Сама же арена находилась значительно ниже поверхности. Под нижним ярусом зрительских мест имелся ряд загороженных клеток, выходивших прямо на арену. В них-то нас и загнали. К несчастью, мой юный друг оказался в другой клетке.

Как раз напротив меня возвышался трон Иссы. На нем на корточках, сгорбившись, сидела ужасная старушонка, окруженная сотней красавиц рабынь, облаченных в роскошные уборы. Блестящие, переливчатые ткани странного покроя образовывали как бы балдахин трона.

По четырем сторонам трона, в нескольких футах ниже его, выстроилась локоть в локоть стража из тяжеловооруженных солдат. Напротив этой группы находились высшие сановники этих мнимых небес – ярко-черные люди, усыпанные драгоценными камнями; лбы их были украшены золотыми обручами, знаками их достоинства.

По обеим сторонам трона расположились густые массы народа, заполнявшие снизу доверху весь амфитеатр. Женщин было столько же, сколько и мужчин. Все были одеты в доспехи удивительно художественной работы, с обозначением общественного положения и рода. При каждом черном было от одного до трех рабов – людей внешнего мира. Черные все «благородны», среди перворожденных простонародья нет. Самый последний солдат является богом и имеет прислуживающих ему рабов.

Перворожденные никогда не работали. Мужчины, правда, сражаются: это их священная привилегия и долг – сражаться и умереть за Иссу. Зато женщины ничего не делают, ровно ничего. Рабыни их моют, одевают и кормят. Есть даже такие, за которых рабыни разговаривают. Во время обряда я видел женщину, которая сидела с закрытыми глазами, а рабыня рассказывала ей о событиях, происходивших на арене.

Первой частью нынешней церемонии было жертвоприношение Иссе. Жертва знаменовала собой кончину несчастных, которые за год до этого лицезрели божественную славу богини. Их было десять – блистательных красавиц из гордых домов могущественных джеддаков и из храма святых жрецов. Целый год они служили в свите Иссы; сегодня они платили жизнью за эту божественную привилегию. Завтра красавицы украсят собой трапезу придворных чиновников.

Девушек вывели на арену. За ними вышел громадный черный человек. Он тщательно их осмотрел, пощупал и потыкал между ребрами. Затем, выбрав одну, он повел ее к трону Иссы и обратился к богине с несколькими словами, которых я не мог расслышать. Исса кивнула. Черный поднял руки над головой в знак приветствия, схватил девушку и потащил с арены через небольшую дверь, находившуюся под троном.

– Исса вкусно пообедает сегодня, – промолвил находившийся возле меня пленник.

– Что ты хочешь сказать? – спросил я.

– Это ее обед; старый Тэбис потащил ее на кухню. Разве ты не заметил, как он выбирал самый жирный и нежный кусок?

Я пробормотал проклятия в адрес чудовища, восседавшего напротив нас на пышном троне.