Ревизор: возвращение в СССР

Мы подошли к школе почти одновременно с Веткой. Она впереди шла, мы её окликнули, она нас подождала. Мы так и вошли в раздевалку втроём.

Время до начала урока ещё было. Мы не спешили уходить из раздевалки. Пришла Юлька. Потом пришли Полянские. Диана молча кивнула всем. Тимур поздоровался со мной и со Славкой за руку. Девчонки сочувственно смотрели на Диану, отчего ей было неловко.

— Ну, ты как? — спросил я её.

— Голова болит, — пожаловалась Диана.

— Это потому, что ты пить не умеешь, — пошутил я, и присутствующие рассмеялись.

Когда мы всей гурьбой вышли из раздевалки, я тихо спросил Тимура:

— Как ночь прошла? Никто реванша не требовал?

— Тихо было.

— Что тогда смурной такой?

— Да спать боялся. Всю ночь сторожил.

— Ну, лучше перебдеть, чем недобдеть, — ответил я ему.

Хулиган кивнул. Похоже, отношения у нас начали налаживаться.

Первым уроком у нас был иностранный язык.

Кабинет французского был совсем рядом. Класс разделился на несколько групп. Я со Славкой и Полянскими оказался в разных группах, но зато в одной группе с Юлькой и Веткой.

Вторая группа учила немецкий.

Я сел с Юлькой. По французскому тоже предстоял выпускной экзамен. Я полистал Пашкину экзаменационную тетрадь и расстроился. Юлька попыталась меня успокоить, объяснив, что для тройки достаточно перевести текст, который будет в билете третьим вопросом. Первые два вопроса на грамматику. Это на четыре и пять. Помогло, но не сильно.

Учеба шла своим чередом. География и биология не экзаменационные предметы, на них я чувствовал себя более расслабленно, листал учебники, вспоминал школьные годы.

А вот историю у нас вёл директор Игорь Иванович.

Проходили Великую Отечественную, разгром немецко-фашистских войск под Москвой. Оказывается, Калинин, который Тверь, был захвачен фашистами. Я и не знал. Когда был школьником, мне всё это было безразлично. А сейчас стало интересно. Как же важно, кто именно преподает!

Потом были физика и химия.

Физику я неплохо и в школе понимал, учил её в технаре, потом в институте.

А вот с химией, тем более, органической, я не дружил никогда. А предмет экзаменационный. Я немного встревожился. Славка решал задачи, которые я не то, что решить, я условие задачи понять не мог. Для меня всё это просто высший пилотаж. И что с этим делать, пока не представляю. Ну да ладно, где наша не пропадала, сказал себе мысленно. Это же всего лишь школа, в конце концов. Сяду и буду учить, пока не пойму. Тем более, кому объяснить, есть.

Уроки закончились. Мы высыпали на улицу. Мне предстоял марш-бросок до дома и на базу. Я не стал раньше времени друзьям сообщать, что иду на собеседование. Сослался на дела семейные, попрощался со всеми и понесся домой.

Дома меня ждал вчерашний гороховый суп и перловая каша с мясом. Я быстро всё умял. Увидев пустое ведро принес воды. И с чувством выполненного долга пошёл на базу.

К трем часам я, как и планировал, был на месте. Вошёл внутрь и огляделся. В большом ангаре, заставленном стеллажами, я никого не увидел. Насколько я помнил план, который нарисовала Вероника, кабинет заведующего был по противоположной стороне левее от входа. Я и направился прямиком туда.

Вдруг навстречу мне из-за ближайшего стеллажа вышел молодой негр в телогрейке и черной шапке-ушанке. Я кого угодно ожидал здесь увидеть, но только не африканца.

— Здрасте, — только и сумел произнести я от неожиданности.

— Привет, коль не шутишь, — на чистейшем русском ответил он, усмехнувшись.

— Ты кто? — спросил я, всё ещё толком не придя в себя.

— Сторож, а ты кто?

— Как тебе повезло, что ты чёрный, — воскликнул я, забыв, зачем пришел. — Тебя же в темноте не видно. Самое то для сторожа. А ты откуда здесь?

— Работаю тут, — недоуменно развел руками негр.

— Вася! — услышали мы чей-то властный голос. — Ты с кем там разговариваешь?

— Богдан Адамович, тут… — начал докладывать Вася-негр кому-то, но запнулся. — …пришли.

— Кто пришёл? — вышел к нам из-за стеллажей немолодой невысокий плотный человек в валенках, в овчинном жилете на толстый свитер, на голове шапка-пирожок из непонятного меха.

— Здравствуйте. Я насчет работы, — сказал ему я.

— А, школьник на фасовку? — догадался Богдан Адамович. — Проходи.

Я пошел за ним. Мы прошли между стеллажами с деревянными ящиками, мешками и тюками. Подошли к кабинету, который Вероника отметила на плане жирным крестиком. На дверях кабинета гордо висела чёрная табличка с золотыми буквами «Цушко Б.А.». Мы зашли в кабинет.

Я оглядел логово врага. Простенько, добротно, без претензий. И не скажешь, что здесь работает махинатор всех времён и народов.

— Ну, что, работа нужна? — спросил он.

— Нужна, — подтвердил я.

— Работал когда-нибудь? Что такое дисциплина знаешь?

— Конечно. Вы не беспокойтесь. Я ответственный, обязательный, не пьющий. Я справлюсь.

— Да что ты, — усмехнувшись, проговорил Адамович.

— Мне работа нужна. Очень.

— Только работа?

— Не сама работа, разумеется, а оплата за неё.

— Ну что ж. Я вижу, ты парень умный. Понимаешь, что деньги просто так не платят?

Я кивнул головой.

— Сколько стоит килограмм сахара? — спросил он меня, внимательно глядя мне в глаза.

— А мы продаём или покупаем? — подыгрывал я ему как мог.

Он улыбнулся. Улыбка его из недоверчиво-вежливой постепенно становилась заинтересованной. Отлично. Лёд тронулся.

— Мешок сахара стоит сорок пять рублей. По 90 копеек килограмм, –назидательно сказал он. — А если мешок расфасовать по одному килограмму, то каждый килограмм стоит 94 копейки. Сечёшь?

Я прикинул быстренько в уме: 50 кг умножить на 4 копейки.

— Это два рубля всего, — разочарованно сказал я.

— С одного мешка, — поднял он вверх указательный палец, — два мешка после школы разобрал по пакетам, четыре рубля получил. Два тебе, два мне.

— А это реально, сто килограммов за вечер расфасовать? — недоверчиво спросил я.

— Как работать будешь, мальчик мой, — ответил он мне покровительственным тоном.

— Надо попробовать, — согласился я.

Он повёл меня к рабочему месту. В одном закутке стояли рядом два сдвинутых вместе стола, на одном из них стояли весы. Старые советские синие торговые весы «Тюмень» с двумя площадками для товара и для гирь. Рядом стояла гиря один килограмм. В стеклянной майонезной баночке с кисточкой был налит коричневый густой клей. Слева в ящиках лежали уже готовые пакеты. Кто-то работал здесь до меня. И кто это? И где он? Надеюсь, не закопанный где-то в ближайших сугробах. Хотя, о чем это я, не в девяностые ведь попал!

На соседнем столе лежала стопка пустых бумажных пакетов со штампом «Министерство торговли РСФСР “РОСБАКАЛЕЯ” САХАР-ПЕСОК Вес 1000 граммов» и дальше шли цены по трем поясам от 94 копеек до одного рубля 14 копеек. Рядом со столами лежали друг на друге штук десять мешков с сахаром.

— Ну, фронт работы ясен? — спросил меня Адамыч.

— Да, вполне, — ответил я без энтузиазма. И вспомнил, что не оговорил важный вопрос. — А оплата ежедневно будет?

— Ежедневно, ежедневно, — похлопал меня по плечу Адамович. — Трудись.

Я сделал вид, что приступаю к работе. Завскладом оставил меня один на один с сахаром.

И что, это всё ради двух рублей в день? Два рубля умножить на двадцать рабочих дней, это сорок рублей в месяц. Для подростка это, конечно, сумасшедшие деньги. Но для махинатора всех времён и народов как–то жидковато. Тем более, бумажные пакеты тоже чего-то этому махинатору стоили.

Может, Никифоровна преувеличила слегка, когда рассказывала про масштаб процветающих здесь злоупотреблений?