Первый кубанский («Ледяной») поход

За рекой Кубанью

7 марта. Время – за полночь. Колонна армии вытянулась по дороге на ближайшую станицу Некрасовскую, до которой оставалось около 10 верст. В Офицерском полку добровольцы теперь чувствовали себя спокойно: армия вышла из-под ударов Тихорецкой, Екатеринодарской и Кавказской групп красных, отделена от них рекой, и она в районе удаленном от железных дорог. Надежда на отдых – а пока скорей в станицу Некрасовскую. Пройденные свыше 30 верст сказываются. Да и весьма сыро.

Полк продвигается вперед растянувшейся колонной, но идет он не по дороге, а стороной, т. к. на дороге стоят части и обоз. Почему задержка? Может быть, потому, что Офицерский полк теперь необходим в авангарде? Идти становится труднее: дорога идет на подъем. Наконец остановка. Роты подтянулись.

Вдруг впереди раздались едва слышно глухие выстрелы. Причина остановки колонны стала ясна! От полка отделяется шедшая в голове 4-я рота и уходит вперед. Там она развернулась в боевой порядок и стала медленно подвигаться дальше. Остальные роты продолжают стоять на месте, рядом с головой обоза.

– Генерал Алексеев! – сказал кто-то.

На дороге, у своей коляски, стоял генерал Алексеев. К нему подошли офицеры.

– Некрасовская занята красными. Армия оказалась в окружении, и придется пробиваться, – сказал он.

Но только с минуту удалось пробыть офицерам со своим старым Вождем. Роты двинулись вперед и, пройдя короткое расстояние, свернули с дороги влево и, рассыпавшись в цепи, пошли на подъем по кустарникам и зарослям, потом куда-то спускались, а затем карабкались по крутому обрыву вверх. Темной ночью, не отдавая себе отчета в своем маневре. Впрочем, задачу ротам знали их командиры: приказано обойти станицу с востока и сбить оборонявшего ее противника.

Преодолев еще ров с кустарником, роты вышли на ровное место и неожиданно столкнулись вплотную с красными. Раздался беспорядочный огонь. Красные исчезли в темноте, но в цепях рот, вернее – в бесформенных их обрывках, продолжавших наступательное движение, то там, то здесь раздавались выстрелы. Так шли до рассвета. Утром роты оказались в окопах красных, невдалеке и левее станицы, видимо только что брошенных ими. В это время вправо началась сильная стрельба…

Рассвет застал 4-ю роту верстах в 2–3 не доходя до станицы Некрасовской, и одновременно она оказалась под ружейным и пулеметным огнем противника, занимавшего удобную позицию. Вскоре рота была остановлена.

«– Посмотри влево, – сказал офицер своему соседу. На копне соломы сидел генерал Корнилов и наблюдал за противником. – Что же мы лежим? – с недоумением спросил офицер.

Недоумение среди 4-й роты было всеобщим. Но вот я услышал сзаду музыку. Было как будто недалеко, но не видно еще за скатом. Наконец на скате появилась цепь корниловцев с их эмблемами на рукавах около плеч.

Я много уже слышал про них, но теперь впервые и воочию увидел этот знаменитый полк и как раз в бою. Не отрываясь смотрел на него, даже не слыша свиста пуль. А полк разворачивался к атаке, не изменяя шага и отбивая ногу, как на параде. Ни криков, ни беготни, ни одной заминки… Полк поравнялся с нашей цепью и прошел через нее, не ускоряя и не замедляя шага. Мне кажется, что я смотрел на полк разинув рот, до того удивительно, картинно захватывающе и даже страшно было это зрелище.

Цепи их были в 6–8 шагов интервала, и удивительней всего, что они на ходу строились одна уступом за другой. Большевики встретили полк ураганным огнем, а корниловцы и не дрогнули: как шли, так и идут, даже шагу не прибавили, и казалось, что они чрезвычайно быстро приближаются к окопам большевиков.

Вдруг пальба большевиков сразу прекратилась. Густыми цепями они поднялись и побежали изо всех сил к станице. В ту же минуту грянуло корниловское «Ура!». Генерал Корнилов, стоя во весь рост на копне, смотрел в бинокль вслед своему полку.

– Встать! – послышалось, наконец, у нас. – Вперед! Ну и корниловцы! – заговорили в рядах нашей роты.

Показали себя как нельзя лучше. Для нашего полка пример замечательный: мы залегли, а они…» (Из рукописи полковника Биркина.)

Некрасовская взята. Увы! Офицерский полк не получил здесь полного отдыха. Его роты стояли на позициях за станицей к востоку и югу от нее; невдалеке были видны красные. Они в течение дня пытались приблизиться к станице, но легко отбрасывались. В общем, этот день был спокойным, но унылым, скучным и голодным. Только вечером роты были отведены на окраину станицы. На ночь от полка были выставлены заставы.

В течение дня в Офицерском полку слышали не только ружейную и пулеметную, но и артиллерийскую стрельбу на противоположной, западной стороне станицы. «Похоже на полное окружение нас», – говорили офицеры. И действительно, красные были на западном берегу реки Лабы, протекавшей вдоль станицы, и у них имелись даже орудия.

1-я батарея не раз заставляла замолкать батарею красных, обстреливавшую станицу. Юнкерский батальон, стоявший в охранении вдоль реки, вел перестрелку с красной пехотой. Его молодежь все еще сохраняла не только силы, но и боевой пыл, и, только когда был убит юный прапорщик Архангельский, вскликнувший в этот момент: «Моя мама…» – все осунулись, замолчали… Молодежь снова ожила несколько спустя, когда ей была объявлена ответственная задача, данная их батальону.

Утром следующего дня армия должна выступить в западном направлении, то есть перейти реку Лабу и сбить противника за ней. Мост через реку основательно испорчен красными, а поэтому форсировать ее остается лишь переходом вброд. Начать эту операцию выпало на Юнкерский батальон.

8 марта. Полночь. Юнкерский батальон построен, и ему объяснена задача: перейти вброд реку, залечь под обрывистым берегом, а перед рассветом атаковать противника и занять ближайшие хутора. Начать выполнение задачи дано двум взводам: взводу недавно произведенных в офицеры юнкеров штабс-ротмистра Концепа[166] и взводу полевых юнкеров поручика Гурчина[167]. Перед рассветом они атакуют, а одновременно переходит реку весь батальон и также немедленно вступает в бой.

Сыро и холодно. Тишина. Во 2-м часу ночи взводы вошли в воду. Ширина реки 20–25 шагов; дно каменистое и неровное; глубина местами по грудь; течение быстрое. Переход реки прошел без единого выстрела со стороны противника. Брезжит рассвет. В нескольких десятках шагов от берега, за бревнами, появились фигуры красных. Переправившиеся взводы атаковали и моментально сбили противника. Он бежал к хуторам, из которых выходили его цепи. Но они имели перед собой уже весь Юнкерский батальон. Пулемет Кольта, перенесенный на спине через реку прапорщиком Зильберманом, открыл огонь. Батальон ворвался в два хутора, отбил атаку в свой фланг из третьего. Ему на помощь подошел конный дивизион. Красные отходили. Юнкерский батальон блестяще выполнил ответственную и трудную задачу.

Вскоре к нему подошел Офицерский полк, еще ночью снявший свои заставы и переправившийся через реку на лодках и сколоченных плотах. Полк и Юнкерский батальон наступали по дороге на хутора Филипповские.

Офицерскому полку пришлось действовать поротно, выбивая красных из разбросанных хуторов, по группам носивших названия: Марухинских, Ново-Севастопольских, Султановских. На одном хуторе 4-я рота захватила два орудия и грузовик со снарядами. Генерал Марков приказал испортить орудия и грузовик. Последний потому, что красные вылили горючее. Но ротмистр Дударев не выполнил приказания генерала Маркова. По настоянию морского лейтенанта, надеявшегося найти хотя бы керосин, если не в этих хуторах, то в следующих, грузовик тащили волы, а за рулем сидел лейтенант. Керосина достать не удалось.

Отряд генерала Маркова заночевал на Киселевских хуторах, верстах в 15 от станицы Некрасовской. Красные находились в непосредственной близости.

Тем временем на поврежденном мосту кипела работа по его реставрированию. Однако все усилия сделать его пригодным для переправы артиллерии и обоза не привели к положительному результату. Пришлось использовать слабый паром. Переправа затянулась на целый день.