Первый кубанский («Ледяной») поход

– Подойдите на шаг ближе, и вы сравняетесь оружием.

Чтобы сравняться оружием с большевиками, добровольцы подходили к ним вплотную и брали с боя их винтовки и снаряды. Так было и в этом бою под Кореновской.

Главная тяжесть боя пала на корниловцев. Левее их был направлен Офицерский полк, а правее – Юнкерский батальон, еще правее – за Юнкерским батальоном – партизаны. Большевики встретили корниловцев сосредоточенным огнем хорошо пристрелянной артиллерии, бороться с которой своей артиллерией добровольцы за недостатком снарядов не могли. От меткого огня корниловцы несли большие потери, то и дело ударники вскидывали руками и падали навзничь. Около них склонялись сестры. И все-таки корниловцы подошли к окопам. Большевики перешли в контратаку. Окопы переходили из рук в руки. Казалось, что бой кончится вничью, но вдруг за левым флангом большевиков, уже в самой станице, послышались громкие крики «Ура!». Юнкера и партизаны обошли противника и ворвались в станицу. Корниловцы воспрянули духом и снова бросились в атаку. По всему фронту большевики стали отступать, только у самой станции продолжался упорный бой между Офицерским полком и красными, которых прикрывал бронепоезд. Корниловцы быстро пробежали станицу и уже были недалеко от станции. В это время навстречу им показались какие-то войска. Приняв их за свой Офицерский полк, корниловцы подошли к ним почти в упор и только тогда разглядели, что перед ними резервные части Таманской армии. Неженцев сразу скомандовал – в атаку; корниловцы бросились. Красные стали сдаваться, как из-за угла деревни вылетел конвой Корнилова и, не разобрав в чем дело, врубился в них. Красные стали подбирать винтовки и защищаться. Своей стрельбой они отбросили конвой и сразу воодушевились своим успехом: перестали сдаваться и начали отходить, отстреливаясь, пока не скрылись из виду. Корниловцы уже беспрепятственно вышли в тыл станции и тем самым решили участь боя и на этом участке. В их руках осталось два вагона со снарядами и патронами. Запасы добровольцев увеличились втрое.

Бой кончился. Корниловцы уже мечтали об отдыхе, но им было приказано продвинуться от станции на две версты и там вместе с Юнкерским батальоном занять позиции. Противник готовился к контратаке, и, действительно, в семь часов вечера показались густые цепи красных, а за ними дымился бронепоезд. Обозленные корниловцы выскочили навстречу врагу, красные предпочли не вступать в единоборство и побежали назад к своей станции Платнировской.

Только в девять часов вечера Корниловский полк расположился на ночлег в завоеванной им станице Кореновской. За этот бой корниловцы потеряли 150 человек убитыми и ранеными. Теперь уже 4-я рота оплакивала своего командира капитана Пиотровского.

Бой под Кореновской воодушевил Добровольческую армию – враг, в пять раз сильнейший, на заранее укрепленных позициях и с подавляющей артиллерией, был разбит. Вера в Корнилова, уверенность в своих силах у добровольцев возросли. Разбитые большевики сосредоточились на станции Платнировской. Сюда из Екатеринодара им гнали непрерывные подкрепления, но Корнилов спутал расчеты красного командования. Он рискнул на очень смелый маневр. Вместо того чтобы наступать на юго-запад, на станцию Платнировскую, как предполагали большевики, Корнилов повел добровольцев на юго-восток. Он со своей армией вошел внутрь треугольника, образуемого железнодорожными линиями, соединяющими Екатеринодар, Кавказскую и Тихорецкую, и уже к вечеру того же дня пересек сторону треугольника Екатеринодар – Кавказская, переправился за Кубань и очутился на востоке от Екатеринодара. Корнилов в этих местах рассчитывал найти бесследно исчезнувшую Кубанскую армию.

Если бы большевики разгадали план Корнилова, они могли бы сжать добровольцев со всех сторон и не выпустить их из треугольника.

Этот поход начался ночью. Опять по степи заколыхались безмолвные тени, лишь скрип телег и шуршание ног выдавали добровольцев. К рассвету уже прошли половину пути, как внезапно степную тишину разорвал раскатистый ружейный треск. Большевики со станции Платнировской догнали добровольцев и начали на них наседать. Партизанский отряд с кавалерией повел арьергардный бой, а в это время Корниловский полк уже подошел к железнодорожному полотну у станицы Усть-Лабинской и завязал авангардный бой с местными красными отрядами. Корниловцы быстро их смяли, захватили станицу и мост через Кубань. Обоз уже стал переправляться через реку, как подошли из Кавказской два бронепоезда с эшелонами красной пехоты. Снова разгорелся бой – большевики наседали спереди и сзади. Только к ночи корниловцам и Офицерскому полку удалось отбросить противника. Вся армия благополучно перешла через реку и вышла из рокового треугольника. В полночь все добровольцы как убитые свалились по хатам в станице Некрасовской. Только 2-му батальону пришлось остаться в сторожевом охранении около моста, который не успели взорвать.

Два дня простояли добровольцы в Некрасовской. Душа оттаивала. Так хорошо было после выстрелов, треска, крика, стонов окунуться в тишину и смотреть на далекие синие громады Кавказского хребта. Только печальный звон и скорбные звуки траурного марша возвращали к жестокой действительности.

Некрасовская расположена на реке Лабе, притоке Кубани. Уходя из Некрасовской, большевики сожгли все переправы и, прикрываясь рекой, стали обстреливать станицу. Долетал орудийный гул и из Усть-Лабинской, куда красные подтягивали крупные силы. Опять добровольцы оказались в полукольце врагов.

8 марта Юнкерский батальон форсировал Лабу и отогнал большевиков. Инженерная рота быстро навела мост, и добровольцы к вечеру двинулись прямо на юг. Шли по Майкопскому отделу, густо населенному иногородними. По дороге все время попадались мелкие хутора, брошенные жителями. Вскоре все эти хутора один за другим стали загораться. Их поджигали шедшие в авангарде казаки-партизаны, мстя иногородним за их совместные выступления с большевиками.

Хутора вспыхивали мгновенно, занимались сараи, скотные дворы, стога. Над клубами дыма и огня трепыхали розовыми крыльями голубиные стаи, надрывно мычали коровы, метались испуганные овцы, по полям от дороги колыхались черные тени людей, верховых, повозок. Эти тени то укорачивались, то разрастались до гигантских размеров.

На другой день с утра Корниловский полк в авангарде продолжал двигаться на юг. У Филипповских хуторов, центра большевизма и военной организации всего района, завязался упорный бой. Искусно маневрируя и несколько раз меняя направление полка, Неженцев разбил большевиков и занял Филипповскую станицу. Вместе с большевиками из нее бежали все жители. Отсюда Корнилов круто повернул свою армию на запад. Надо было переходить реку Белую и сбить за рекой засевших на буграх большевиков. Повел наступление 2-й батальон Корниловского полка под сильнейшим пулеметным и артиллерийским огнем. На помощь 2-му батальону пришлось бросить весь Корниловский полк. Когда красные были сбиты с бугров и вся армия подтянулась сюда, она оказалась окруженной подоспевшими красными отрядами. Неприятельские снаряды и пули полетели со всех четырех направлений. Надо было пробиваться – во что бы то ни стало, но к красным подходили все новые и новые силы. Бой затягивался. Красные стали теснить добровольцев. Корнилов бросил в цепи свои последние резервы – охранную роту из инвалидов и музыкантскую команду. Большевики продолжали яростно наступать. Казалось, наступил предел человеческим силам и воинской доблести. Положение создавалось отчаянное. Раненые в обозе уже приготовили револьверы. И вот тут произошел у сражавшихся тот психологический перелом, который сразу решает участь боя: откуда-то из горных аулов появился небольшой разъезд, высланный генералом Покровским на рекогносцировку. Как только добровольцы узнали, что это разъезд от Кубанской армии, сразу по всем цепям покатились крики: «Соединились с Покровским! Ура Кубанской армии!» Эта весть настолько воодушевила добровольцев и настолько победоносно звучало их «Ура!», что красные опешили, смутились и вдруг стали отступать по всем линиям. Отступление превратилось в панику. Дороги перед добровольцами были свободны.

За этот бой корниловцы потеряли до двухсот человек. Из командного состава были убиты командир 2-го батальона полковник Мухин и командир 6-й роты штабс-капитан Петров. Обоз с ранеными увеличился втрое.

Добровольцы двинулись в предгорья Кавказа. Быстрыми маршами проходили через черкесские аулы. Аулы были пусты. Большевики вырезали почти всех черкесов, оставшиеся в живых убежали в горы. В мертвых аулах не было никакого продовольствия, никакой живности. Армия голодала. В большом ауле Шенджий, наименее пострадавшем от большевиков, добровольцы стали на двухдневный отдых. Мулла призывал к мщению. Черкесы на своих поджарых конях с зеленым знаменем пророка присоединялись к добровольцам. В этом же ауле состоялась встреча Корнилова с Покровским. Было намечено предварительное соглашение о совместных действиях. Обе армии должны были соединиться в станице Ново-Дмитриевской.

Утром 15 марта добровольцы, отправив свои обозы в станицу Калужскую, место стоянки Кубанской армии, сами пошли на станицу Ново-Дмитриевскую. Лил, не переставая, дождь. Все дороги быстро развезло. К вечеру подул холодный ветер, и в лицо стала бить колючая крупа. Потом повалил снег и разыгралась вьюга. Намело сугробы, под ними вода выше колен. Промокшая насквозь одежда замерзла так, что полы шинелей отламывались, как стеклянные. Винтовки, пулеметы покрылись ледяной коркой. Боевой обоз еле двигался, лошади круто водили боками, скользили, падали. В темноте подошли к Ново-Дмитриевской, дорогу преграждала разбушевавшаяся горная речка. Разведка донесла, что станицу занимают крупные силы большевиков. В такую ночь оставить закоченевшую армию под открытым небом было немыслимо, и Корнилов приказал взять станицу. Стали искать брод. Пока его нащупывали, по всему берегу развели костры. Большевики всполошились и стали бить из орудий по кострам и переправам. Одна граната разметала весь костер и перебила человек двадцать, но таков был холод, и люди так промерзли, что, несмотря на обстрел, никто не отходил от костров.

Офицерский полк стал переправляться через речку верхом и на крупах. Неженцев скомандовал: «Братцы, вперед!» – и бросился в воду. За ним корниловцы. Вода была по грудь, течение сбивало с ног. Обледенелые чудища вскарабкались на откос и ударили в штыки. Большевики, никак не ожидавшие штурма в такую пургу, бежали. Огромную их часть переловили по хатам.

– В хатах, – рассказывал один ударник, – мы припадали к плите как к груди родной матери, а зубы наши так и тритерили (лязгали).

От генерала Покровского было получено донесение, что его войска выступили из Калужской, но из-за непогоды вернулись обратно.

После этого «ледяного похода» добровольцы два дня сушились и отогревались. Откапывали замерзших в снегу, перевозили брошенные у переправы повозки. Подтянулся и весь обоз из Калужской. Красные пытались наступать на Ново-Дмитриевскую, но были быстро отогнаны.