Тени незабытых предков

Хойо Курино. Куртуазные истории морской раковины

Жил-был художник один. Домик имел – традиционный японский дом, выстроенный более ста лет тому назад, – с изогнутой крышей и высоким коньком над ней, с причудливым японским садом, где традиционно изысканно выгнулись японские деревца, с бумажными раздвижными перегородками вместо дверей и специальной комнатой для чайной церемонии. А вместо холстов в доме художника жили большие и красивые морские раковины, на внутренней стороне которых он писал немеркнущими красками свои фантазии.

Много лет назад, на последней большой войне, художник – а тогда молодой летчик военно-воздушных сил Японии – вылетел на разведку. Под крылом его самолета вместо снарядов, как обычно, была закреплена специальная кинокамера… В тот день ему не повезло: в воздухе завязался настоящий бой, и американцы его сбили. В строй он уже не вернулся. А когда выписался из госпиталя, вместо пары рук, с помощью которых он до войны писал акварели, осталась всего одна. К счастью, правая…

Хойо Курино не любил говорить о минувшей войне и никогда о ней не писал ни картин-воспоминаний, ни картин-предупреждений. Он с тех пор вообще не писал больших полотен. Только миниатюры – на створках прекрасных раковин. На нижней створке – сюжет, взятый из японской истории, на верхней – посвященная ему танка. Работы выразительны и внутренне экспрессивны, хотя поначалу вполне могут показаться лишь элегантно-безмятежными. Но элегантность и изысканность – вообще две основные составляющие его жизни и творчества. И сами отливающие жемчужным блеском раковины, и непременные золотые волны по верхнему и нижнему краю каждой работы, и утонченные лица, и силуэты героев, и солнечные блики в листве дерева, выписанные тончайшей кистью, – все это дышит. «Гэндзи-моногатари», по мотивам которой Курино-сан создавал свои картины, общепризнанный в Японии литературный памятник. Временем его создания называют XI век. «Моногатари» в переводе с японского означает «повесть», хотя на самом деле «Гэндзи-моногатари» – это композиционно сложная, многослойная, длинная, но живая и увлекательная история любовных конфликтов двух поколений мужчин из знаменитой аристократической семьи Гэндзи.

В книге немало элементов народных преданий и сказок, от которых ведут свое происхождение более ранние японские моногатари. Но в отличие от них нет изображения чего-то сверхъестественного и необычного. Просто и доступно, в реалистической манере скрупулезно описывается повседневный быт японской аристократии того времени. Современниками «Гэндзи-моногатари» рассматривалась всего лишь как развлекательное чтиво для женщин и детей, нынешними японцами – как образец национальной классической литературы. И сегодня книга эта, несмотря на ряд претензий, предъявляемых ей литературной критикой, обладает такой притягательной силой, что захватывает сердца и женщин, и детей, и художников.

На персональных выставках Хойо Курино его раковины располагались на высоких подставках, чтобы посетители могли и любоваться миниатюрой, и читать танка. Работы его стоят дорого, но в богатой и благополучной Японии высокая цена – не помеха, успеху она только сопутствует. А еще больше раковин уплывает за океан, в частные коллекции. На выставке в 2000-м году, одной из последних, которую я застала, было продано сразу четыреста раковин. Уложенные в коробочки из светлого дерева, укутанные в желтую мягкую ткань, они предназначаются тем, кто любит и ценит Красоту в Искусстве. Каждая проходит долгий – два года! – период подготовки, слой за слоем грунтуется, лакируется, прежде чем мастер коснется ее кистью. А впереди ждет еще более долгая (господин Курино утверждал: как минимум 300 лет) жизнь на радость людям.

Искусство, которым так замечательно владел художник, исконно японское и достаточно древнее, первые расписанные с помощью красок и лака раковины представлены в музее знаменитого сёгуна Токугавы в Нагое и датируются Х веком. Но сегодня в Стране восходящего солнца этим профессионально занимаются лишь четверо художников. И как говорят сведущие люди, Курино-сан – лучший из них. А вот среди дилетантов роспись раковин весьма и весьма популярна. Япония – удивительная страна еще и потому, что здесь и каждый взрослый, и каждый ребенок непременно имеют какое-нибудь хобби. Один из первых вопросов, который тебе обязательно зададут при знакомстве, будет звучать именно так: «А какое у тебя хобби?» Здесь – я просто уверена в этом – самое большое количество на душу населения всевозможных кружков, секций, обществ… Не входить по крайней мере хотя бы в одно из них – как минимум неприлично. Люди танцуют, поют, создают композиции из цветов и керамики, обучаются искусству оригами, изучают иностранные языки, играют на старинных национальных инструментах, расписывают раковины… И восхищаются работами больших мастеров, таких как художник Хойо Курино.

После торжественной чайной церемонии в старом доме, куда мы с мужем были приглашены, вдоволь напившись густой зеленой пены, вдоволь насидевшись на коленках, вдоволь насмотревшись на прекрасные творения, уже не чувствуя онемевших ног, я все же делаю попытку встать. Попытка не удается, и художник, которому, видно, стоит больших усилий не расхохотаться, поднимает с татами одну из уже рассмотренных нами деревянных коробочек с драгоценным содержимым, завернутым в мягкую ткань, и протягивает мне. «Время от времени будешь в нее заглядывать, – говорит он, – а потом также аккуратно заворачивать и укладывать в футляр». «Почему время от времени? – машинально удивляюсь я, слишком занятая мыслью, что принять такой подарок – неловко. «Потому что моими работами лучше любоваться время от времени, – серьезно ответил художник. – Тогда каждый раз можно рассчитывать на небольшие открытия».

Восьмидесятилетие Хойо Курино праздновали радостно и сдержанно. В отличие от России, где целый сонм представителей художественной элиты, полагающих себя всенародными любимцами, уже привыкли лихо отмечать круглые и не слишком круглые даты в кругу одних и тех же друзей-шоуменов, но с непременным присутствием многомиллионной аудитории телезрителей, в Японии эта достойная традиция неизвестна. А посему, не столь продвинутое японское ТВ отличилось демонстрацией документального фильма о художнике и его уникальных творениях – прекрасных морских раковинах на сюжеты «Гэндзи-моногатари». На ту же тему и росписи Курино-сан по фарфору.

Для традиционной японской живописи всегда было характерно большое разнообразие художественных форм. Это могли быть все те же морские раковины, бумажные картины в обрамлении шелка, разворачивающиеся свитки, расписные веера различного предназначения, декоративные ширмы…

Впервые иллюстрировать «Повесть о Гэндзи» здесь начали в XII веке: многометровые живописные свитки (эмакимоно) очень подробно рассказывали историю похождений блистательного принца Гэндзи. С тех пор менялись времена, стили, художественные школы, на смену одним живописцам приходили другие, стиль ямато-э сменился монохромной живописью тушью в дзэнской манере, суми-э, тот в свою очередь уступил место укиё-э, популярнейшему стилю японского изобразительного искусства периода Эдо, но пристрастие японских живописцев к «Гэндзи-моногатари» так и осталось непреходящим.

Кстати, считается, что эстетика укиё-э в свою очередь оказала огромное влияние на становление европейского импрессионизма. В самой Японии укиё-э долгое время считался жанром «низким», поскольку изображал повседневную жизнь такой, какая она есть – непостоянным миром наслаждений и чувственных удовольствий, проплывающих мимо. Укиё-э дословно переводится как «картинки плывущего мира». Большая часть этих «картинок», которым местные жители не придавали особого значения, утеряна, другая перешла к зарубежным коллекционерам, как правило, американским, закупавшим их в огромных количествах и беспрепятственно вывозившим из страны. Японцы, конечно, опомнились, спохватились, но было уже поздно. Теперь старинные японские картины и гравюры в стиле укиё-э с работами величайших японских художников, таких как Хисикава Моронобу, Тории Киёнобу, Судзуки Харунобу, Китагава Утамаро, Утагава Хиросигэ, время от времени «гостят» в Японии в качестве экспонатов той или иной выставки и, поверьте, на вернисажах яблоку негде бывает упасть.

В дни, предшествующие юбилею господина Курино, родственники, друзья и знакомые прислали множество поздравительных открыток, писем и телеграмм. Почитатели быстренько раскупили экспонаты выставки-продажи, устроенной в честь дня рождения Мастера. Многие работы Курино-сан давно принадлежат музеям или служат украшением богатых частных коллекций. Цена их растет год от года, принося автору (а теперь, после его смерти, его родственникам) не только почет и уважение, но и основательный доход. И потому юбиляр созвал своих гостей на праздник в самый лучший ресторан города.

Здесь следует сделать крошечное отступление и объяснить, что вследствие возникшей в последнее время в России моды на все японское (Европа и Америка этим увлечены уже давно), некоторые люди искренне полагают, что ужин в каком-нибудь дорогом японском ресторане в Москве аналогичен такому же времяпрепровождению в Японии. Не верьте! Кроме запредельных цен у них больше нет ничего общего. Да и «сабису» (то есть сервис) существенно отличается. Из сказанного, однако, совсем не следует делать вывод, что московский или парижский японские рестораны плохи. Нет, они просто другие, адаптированные к местным вкусам, условиям и менталитету. Так же как адаптированы к европейскому вкусу почти все китайские рестораны.

Так уж получилось, что узнавать своего ближайшего соседа, Японию, современные россияне начали лишь недавно. Причин тому много. Одна из них – двухвековая самоизоляция Японии. Вторая причина – почти семидесятилетнее вынужденное затворничество самой Страны Советов, надежно укрытой от соседей собственным железным занавесом. А между этими событиями – Русско-японская война, Первая мировая война, Вторая мировая…

После начавшейся в нашей стране перестройки и открытия границ, точек соприкосновения у двух стран, двух культур, стало значительно больше. Но для многих россиян своеобразие Японии, как правило, сводится всего лишь к плакатной экзотике, где высшим достижением японской кулинарии объявлено суши, самой красивой горой – Фуджи-сан, самым рекламным деревом – сакура, не говоря уж о гейшах, кимоно и самураях. Все это, конечно, в жизни японцев присутствует. И разнообразные способы изготовления суши (кстати, еда эта для японцев вполне обыденна, как для нас бутерброды, борщ или котлеты), и привычный ежегодный обряд любования цветущей вишней, и Фудзияма, и подогретая саке, и кимоно, и театр Но, и театр Кабуки, и танка, и хайку, и иероглифы… Вот только гейш стало мало, их все больше заменяют откровенные «ночные бабочки» (впрочем, полным-полно и «дневных»), да самураи ушли в далекое прошлое, но продолжают жить в картинах художника Хойо Курино и его собратьев по искусству. И нужно четко понимать: все, о чем говорилось выше, вовсе не экзотика, а часть обычной, повседневной жизни, куда более обычной, чем для россиянина сегодня матрешки, блины с икрой или воспеваемые в пошловатой песенке «водка, баня, гармонь и лосось». Здесь даже сочинением стихов по классическим канонам увлекаются тысячи жителей страны, а ежедневные газеты регулярно их публикуют на своих страницах.