Тени незабытых предков

У могильной черты

26 февраля 1807 года на дороге, ведущей из Иркутска в Красноярск, возникла большая суматоха. Громкий лай собак, множество зевак, увертывающихся от лошадиных копыт. Это отряд из нескольких десятков конных казаков вез упавшего с лошади и получившего при падении тяжелую травму головы Николая Резанова в дом городского советника Келлера. По воспоминаниям очевидцев, хозяин дома приказал слугам разжечь огонь в большой, выложенной белым кафелем печи в гостевой комнате, и приготовить постель. Камергер, которого со всей осторожностью внесли в дом, «выглядел как привидение». Его слуга плакал и ломал себе руки. Осмотревшие больного врачи заявили, что у пациента тяжелое сотрясение мозга и ему необходим абсолютный покой.

Несколько дней Резанов был без сознания, но иногда невнятно бормотал слова на языке, который, как сказал слуга, был испанским. Доктора день ото дня становились все мрачнее. Однажды пациент попытался встать с постели и уже по-русски прошептал, что должен немедленно ехать в Петербург. После этого он быстро ослабел.

Итак, он умер ранней весной 1807 года и был похоронен в Красноярске. А в 2000 году, спустя 193 года после смерти камергера, трое американских шерифов привезли из Калифорнии горсть земли с могилы Кончиты, чтобы, совершив соответствующий обряд «воссоединения влюбленных», смешать ее с землей на могиле Резанова.

Думается, сие театрализованное действо было вдохновлено решительным почином другой американки – Элен Патриции Томпсон. Тайная американская дочь Владимира Маяковского появилась у могилы поэта на Новодевичьем кладбище в год его столетнего юбилея. В подарок папе – Владимиру Владимировичу – она привезла из Америки прах своей мамы – переводчицы Элли Джонс (Елизаветы Петровны Зиберт) и на глазах у изумленной общественности зарыла прах в землю справа от памятника. А потом щедро раздала русской и американской прессе интервью, где рассказала о романе родителей, случившемся в 1925 году во время поездки Маяковского в США; о рождении дочери, то есть ее, Элли, рождении, которое Маяковский по понятным причинам хранил в строгом секрете; о кознях Лили Брик; о том, что увидеть отца ей удалось только дважды – в двухлетнем возрасте – во время поездки Владимира Владимировича во Францию…

Семь лет спустя примеру Элен Патриции Томпсон последовали шерифы из калифорнийского города Монтерей. Перформансы, хотя и разделенные солидным временным пространством, но оба символизирующие воссоединение влюбленных, получились: тайная дочь Маяковского, ставшая явной и «единственной», увезла из России в Америку горсть земли с могилы знаменитого поэта. Почтенная калифорнийская делегация – горсть земли с могилы камергера русского императорского двора.

А те, кто за этими спектаклями наблюдал, успокоились словами немецкого философа Георга Вильгельма Фридриха Гегеля: «История повторяется дважды: первый раз в виде трагедии, второй – в виде фарса».

Так и вышло: возвышенно-сентиментальный happy end любви красавца-камергера и темпераментной испанки дописываться поначалу ну никак не желал, хотя бы потому, что в Красноярске… затеряли «настоящую» могилу Резанова. На сегодняшний день их, могил, насчитывается как минимум две – старая и новая. Впрочем, версий о причинах смерти царского посланника тоже муссируется несколько, хотя официальная запись в метрической книге соборной Воскресенской церкви в графе «умершие» четкая: «Генерал-майор и кавалер Николай Петрович Резанов (40 лет) от развившейся горячки. Исповедан и приобщен. Погребен при соборной церкви». Да и сама фигура героя нынче подвергается ревизии и всяческим сомнениям. А так ли уж героичен был? А так ли уж компетентен в ипостасях дипломата и морского волка? А так ли порядочен в своих поступках? И стоит ли сия историческая личность памятников и пьедесталов?

А уж в Красноярске страсти и поныне кипят нешуточные. Большинство местных краеведов полагают верным место захоронения на погосте Воскресенского собора и считают несостоятельным утверждение, что прах камергера якобы впоследствии был перенесен на кладбище у Троицкой церкви. Надгробный памятник Резанову на берегу Енисея (его воздвигали мужики из деревни Большая Мурта, доставившие издалека нужные камни на телегах) простоял невредимым больше века. А потом молодые строители коммунизма его разрушили. Оказывается, в Воскресенском храме был устроен аэроклуб, а коринфская ваза, украшавшая пьедестал памятника, мешала юным парашютистам тренироваться. Сначала вдребезги разнесли вазу, а потом и саму церковь – оплот мракобесия. Потом это место то расчищали для очередного строительства очередные комсомольцы (найденные кости, как утверждают, складывали в ящики и перевозили на действующее кладбище), то бульдозером прокладывали разные инженерные коммуникации для строительства на этой площадке городской филармонии. Говорят, в итоге историческое место захоронения Резанова и нынешний канализационный колодец у филармонии совпали с точностью до 20 сантиметров.

Но… как бы и что бы там ни было, очередные дни рождения и смерти романтического героя жители Красноярска отмечают сразу у двух его могил и не обращают внимания на публичное ворчание некоторых особо вредных журналистов, мол, вполне вероятно, ни в одной из них останков знаменитого соотечественника нет вовсе.

Возле филармонии вновь установлен камень с надписью: «Здесь был похоронен Резанов Н.П.». На Троицком кладбище перед белым мраморным православным крестом с именами камергера русского императорского двора и католической монахини охотно и наперебой позируют телевидению местные депутаты и общественные деятели.

Вот и для американцев панихиду по Резанову и его возлюбленной решено было провести на старейшем красноярском кладбище – Троицком. Заморские гости возложили на одну из «условных могил» засушенную бордовую розу и пригоршню земли с захоронения монахини Марии Доминга (в миру Консепсьон Аргуэльо) в монастыре Сан Доминго в городе Монтерей. Архиепископ Красноярский и Енисейский Антоний отслужил панихиду по командору Резанову, его жене и «сродственникам» и передал американским офицерам горсть земли русской, чтобы рассыпали ту землю над местом упокоения Кончиты.

Так что потомки закольцевали-таки красивую легенду и преспокойно обошлись без таких условностей, как разрешение на брак Римского Престола, согласие русского царя, да и без самого факта бракосочетания.

В центре Красноярска воздвигли пышный гранитный памятник мифу, к подножию которого потомки-влюбленные и потомки-молодожены обожают возлагать цветы и фотографироваться «на память».