Первый кубанский («Ледяной») поход

Стройно, как на учении, повел свой отряд Роман Лазарев. Через несколько минут его цепь уже ворвалась в селение. Сильный ружейный огонь, неистовая ругань и зычный голос Лазарева несутся оттуда. Одновременно с криком «Ура!» бросились в атаку все другие наши части. Большевики не выдержали и, не ожидая общей атаки, быстро отступили. Наши преследовали их несколько верст.

Я присоединился в подъехавшей ко мне группе Корнилова, и мы вместе въехали в селение вдоль железной дороги. Кое-где валялись трупы красных, стонали раненые. В одном месте мы попали под сноп пуль, по-видимому пулемета, и вынуждены были переждать этот дождь за железнодорожной будкой. При этом легко был ранен в ногу мой начальник штаба ротмистр Чайковский. Выселки взяли. Победа снова наша. Но как дорого обошлась она нам!

После небольшого отдыха, оставив заслон в Выселках, мы вернулись на хутор Журавский, чтобы привести себя в порядок и похоронить убитых.

Раненые были собраны в хуторской школе. Я зашел туда навестить тяжело раненного полковника Краснянского и своих партизан. Бедный Тихон Петрович умирал… Он с трудом дышал и мог сказать мне лишь несколько слов. Утром 4 марта он умер… Царство небесное прекрасному человеку и отличному офицеру! В первые дни борьбы с большевиками он играл выдающуюся роль среди казаков Донецкого округа, чудом избежал расстрела и, собрав отряд, вошел в Ростов в составе Добровольческой армии. Его смерть была большим горем для донцов. Заботливый начальник, решительный и храбрый в бою, он пользовался искренней любовью и уважением всех, кто его знал. Его станичник и друг есаул И. П. Карташев[272] добыл рессорный экипаж, надеясь довезти раненого до спокойного места, но привез в станицу Кореновскую только его труп.

Вместе с другими добровольцами, убитыми в бою 4 марта у этой станицы (36 человек), Т. П. был торжественно похоронен на местном кладбище в отдельной могиле и даже в гробу. Место погребения, без креста, было сровнено с землею, как это мы делали везде во время похода.

Перед заходом солнца хоронили мы наших павших героев. Мой полк в этом несчастном бою понес огромные потери: больше 80 человек выбыло из строя, среди них убитых было почти половина. Для меня это была пиррова победа…

На высоком, обрытом канавой с валом кладбище вырыли большую братскую могилу. Отслужили панихиду. Одетых в жалкое рубище покойников клали по 7 в ряд, засыпали землей, потом снова 7 трупов поперек первых, и так четыре ряда. Сделали так нарочно со слабой надеждой когда-нибудь дать возможность родным перенести дорогих им покойников в лучшее место упокоения… Всего похоронили 33 убитых. Гробов некогда было делать. Ни холма могильного, ни креста не оставили: напротив, чисто заровняли место погребения. Ведь наши враги беспощадны одинаково и к живым, и к мертвым!

Особенно жалко было мне нескольких мальчиков – кадет Донского корпуса, погибших в этом бою… Какими молодцами шли они в бой! Для них не было опасности, точно эти дети не понимали ее. И не было сил оставить их в тылу, в обозе. Они все равно убегали оттуда в строй и бестрепетно шли в бой.