Тени незабытых предков

– Когда-то после ухода из театра Смоктуновского Вы спешно вводились на роль царя Федора. И один режиссер сказал: «Меня смущало его великое артистическое нахальство». Вам присуще нахальство?

– Хватка! Можно назвать это нахальством. Без актерской хватки артиста не может быть. Если ввестись за два дня на какую-то центральную роль, надо в себе выработать такое качество. Вот на Олимпиаду спортсмены отправляются, чтобы выиграть золото. Это нахальство или что?

– Это называется спортивным характером.

– Ну а это актерский характер. Самое примитивное, что могу сказать: плох тот солдат, который не хочет быть генералом! Весь организм мобилизуется на старте. После подобного экстренного ввода на центральную роль (такие случаи бывали не только со мной) ты проговариваешь текст, а утром просыпаешься и ни одного слова не помнишь. Вот что это такое?

– А что это такое?

– Это величайшее нервное напряжение. Потом, когда успокаиваешься, твой компьютер постепенно все возвращает. Я не выдумываю. Ни один творческий человек, прочитав наш с Вами, Ирина, разговор, не скажет: «Он врет!»

– Не скажет. Мне Николай Александрович Анненков во время нашей встречи рассказал похожую историю, с ним случившуюся. Вот такую: «Однажды летом в дощатом театре в парке Горького актеры Малого театра играли спектакль. Он уже давно забыт. У меня была эпизодическая роль. Всего несколько слов. И вот я гримируюсь перед выходом, слышу, за стенкой какая-то суета началась. Оказалось, не явился исполнитель главной роли. Прибежал ко мне администратор: «Коля, сыграй!» Я в ужасе кричу: «Нет! Я роли не знаю!» – «Ну, выручи, мы уже деньги получили, нельзя спектакль останавливать. Позор будет для Малого театра!» Что ж делать?! «Несите, – говорю, – костюм…» Как потом домой пришел, не помню. Только очнулся на следующее утро: лежу на кровати в пальто, в калошах… Было мне тогда около тридцати лет. Но и через семьдесят лет помню. До сих пор мурашки по телу».

– О чем и речь.

– Юрий Мефодьевич, а давайте вернемся к Вашим словам «Я на сцену выхожу каждый день, но не пишу». Это ведь Ваша книга «От адъютанта до его превосходительства» вышла в свет три года назад. А говорите: «Не пишу». Пресса была разная, конечно, но по большей части доброжелательная. Вы тогда сказали все, что хотели? Нет ли желания написать новую книгу или что-то изменить в уже написанной?

– Ту книгу я не писал, а наговаривал, потому что писать книги не умею. И, мне кажется, мой соавтор меня хорошо понял. Я бы ее только назвал по-другому. Но тогда дал себя уговорить, мол, именно такое нужно название – броское, узнаваемое.

А сказать еще хотелось бы многое. Но если затевать что-то новое, мне бы интереснее было поговорить об актерском творчестве как таковом. Я преподаю в театральном училище, и мне хотелось бы в книге поразмышлять что это за профессия такая, что это за работа такая – актер. Разница между теми годами, когда я сам учился, и сегодняшними моими студентами очень большая. Да, мы стали жить в другом обществе, но театральное искусство как требовало, так по-прежнему и требует большой искренности, даже какой-то детской эмоциональности. А сегодняшние ребята поставлены в более сложные условия…

– Идеализма стало меньше?

– Рационализма стало больше. А рациональность и театр – два разных полюса.