Афанасий Фет

«В это короткое время я только однажды видел его у Некрасова вечером в нашем холостом литературном кругу и был свидетелем того отчаяния, до которого доходил кипятящийся и задыхающийся от спора Тургенев на видимо сдержанные, но тем более язвительные возражения Толстого.

— Я не могу признать, — говорил Толстой, — чтобы высказанное вами было вашими убеждениями. Я стою с кинжалом или саблею в дверях и говорю: “пока я жив, никто сюда не войдёт”. Вот это убеждение. А вы друг от друга стараетесь скрывать сущность ваших мыслей и называете это убеждением.

— Зачем же вы к нам ходите? — задыхаясь и голосом, переходящим в тонкий фальцет (при горячих спорах это постоянно бывало), говорил Тургенев. — Здесь не ваше знамя! Ступайте к княгине Б-й-Б-й![21]

— Зачем мне спрашивать у вас, куда мне ходить! И праздные разговоры ни от каких моих приходов не превратятся в убеждения»280.

Это презрение Толстого к «убеждениям», не основанным на практическом опыте, не выстраданным и не превратившимся в действительное руководство к жизни, то есть к тому самому самоубийственному фразёрству, заставляло Фета видеть в нём родственную душу, человека намного более близкого, чем Тургенев, к которому, продолжая любить его и высоко ставить как художника, он относился всё более скептически.