Поцелуй Лилит

— Я бы мог представить тебя кем угодно, но только не психиатром, — с улыбкой произнес Джереми. Теперь он казался абсолютно спокойным.

— За три года мне надоело общение с психически больными людьми, которым, все равно, уже не помочь. Потом я выбрал путь ресторанного бизнеса, о чем и не жалею, — собеседники Лартера рассмеялись. — Правда, потом я жалел, что, когда-то, выбрал не психологию, которой мог бы посвятить всю жизнь, а именно психопатологию и психиатрию. Ну что ж, возможно, это была моя ошибка… а может и судьба.

Лартер теперь молча слушал собеседника. Теперь он пытался исправить свои былые ошибки, изучая человека, который закончил его изучение еще давно. Лукас же рассматривал комнату, пытаясь расслабить внимание столь непредсказуемого гостя.

— Иеремия, я ценю твою готовность драться, как волк, за тех, кто тебе дорог. Когда неизвестные подонки убили мою жену, я потратил год на то, чтобы найти тех, кто это совершил. Уже было известно, от каких неимоверных пыток им придется умереть, но затем я понял, что это лишь навязчивая идея. Я мог бы потратить на их поиски еще годы, но даже если бы я их нашел, то её бы это, все равно, не вернуло. Поэтому я отступил. Пускай месть будет уделом варваров вроде Гамбино или Коломбо. А что касается меня… Хорошо это или плохо? Это мой выбор, взвешенный и окончательный.

— Если бы кто-то тронул Дженнифер, то я отправился бы за этим человеком даже в ад, — спокойно произнес Лартер.

— И я в этом не сомневаюсь, Иеремия. Ведь, все-таки, ты — психопат. И это видно даже по тому, как ты помогал своему отцу воровать для того, чтобы проигрывать эти деньги, словно выбрасывая на ветер. Именно тогда уже сформировалась твоя неспокойная и нестабильная личность. Знаешь, психопаты очень интересные люди.

Отвлекшись, Дженовезе позвонил в зал на первом этаже, после чего, в помещение поднялся юноша, принесший виски и легкую закуску. Угостив своего гостя и внимательно проследив за его реакцией, владелец ресторана продолжил свой рассказ.

— Тот, кто не является психопатом, видит всё, что входит в его поле зрения. Если он ставит цель, то он видит весь тот океан мелочей, которые окружают его цель. Он видит мир с его объективными условиями, которые он может не понимать, но против которых его разум, все равно, отказывается выступать. Его цель может потеряться в океане мелочей, а он сам — утонуть в собственных сомнениях. Впрочем, его сомнения будут происходить от постоянных размышлений над своим положением. Сомнения есть и у таких, как ты, но твои сомнения — лишь случайности в том, узком туннеле, по которому ты идешь. Может, ты и нередко их видишь в этом туннеле, но ты воспринимаешь как лишь непонятные для тебя чувства, — вздохнув, Лукас продолжил. — Да-да, именно «туннель». Когда психопат ставит перед собой цель, он не видит ничего вокруг: ни объективные условия этого мира, ни своих друзей и близких, ни врагов, ни то, что находится за целью. Цель, для психопата — лишь свет в конце туннеля. Да, в туннеле могут попадаться препятствия, но, тратя все силы лишь на них, психопат легко продолжает движение к цели.

— Значит, психопаты, скажем так, хорошие бегуны на дальние дистанции? — с интересом бросил Мюллер.

— Да, ты прав. Тому, кто ставит перед собой слишком большие цели, легче идти, сметая всё на своем пути, освободившись от сомнений. Поэтому здесь психопаты и преуспевают. Собственно, у психопата два пути: либо же, подобно Наполеону или Гитлеру, он захватит полмира, сотрет в порошок целые народы, будет боготворен и навечно проклят одновременно, либо же психопата убьют в какой-то очередной пьяной драке, — усмехнувшись, Дженовезе, посмотрел в глаза Лартеру.

— Знаешь, почему дон Дженовезе терпит все твои выходки? — спросил Фрэнк, прервав молчание.

— Если он хочет, то всегда может ответить на этот вопрос, — пожал плечами Джереми.

— Во-первых, в тебе есть та харизма, которая может быть только у безумца, помешанного на правде и собственной правоте, — начал Лукас. — Но, во-вторых, самое главное — наш спор. Ты ведь помнишь, услышав, как я обсуждал со своими партнерами итальянское искусство, ты стал с полнейшей уверенностью утверждать, что не существует картины Гирландайо под названием «Проклятие Каина». Если бы ты не был психопатом, то не вступил бы в этот бессмысленный спор со мной. Ну что ж, ты сам предложил пари, из-за такой мелочи, хотя мне такое никогда и не пришло бы в голову. Это пари — твой выбор. То, что получит победивший в споре, ты прекрасно знаешь… Ведь так?

— Да, я прекрасно помню, на что мы поспорили, — кивнул Лартер.

— Кстати, завтра Микель должен появиться в Оране. Но мой человек будет там во вторник — я решил еще раз «проверить» Микеля. Подобные проверки на наличие блох точно не пойдут ему во вред, — усмехнулся Дженовезе.

— Ну а как же парень, которого мы наняли, проводит свободное время?

— Уж лучше, чем ты, — улыбнулся Мюллер, а затем достал из портфеля снимки и передал их Джереми.

— Кто это? — Лартер обратился к своим собеседникам, указывая на человека на фотографиях.

— Парень в коричневой куртке — наш друг, Массиньи. — Видишь, с какой сексуальной брюнеткой он целуется? Наверно, какая-нибудь актриса или художница. Один наш, скажем так, хороший знакомый совершенно случайно сфотографировал их в центре Парижа, — Лукас взял другой снимок. — А видишь, из какого автомобиля он здесь выходит? Спортивный «британец» — его сфотографировали, когда он направлялся куда-то на юге — возможно в Марсель, — отложив снимки в сторону, Дженовезе продолжил. — Конечно, для меня было невозможным проследить все его времяпровождение в Париже, но даже десятка снимков достаточно для того, чтобы предположить, что время он зря не терял.

— Джереми, не обижайся. Три недели можно провести по-разному. Ведь два трупа — не такой уж и плохой результат, — заметил Мюллер. После этих слов собеседники Лартера рассмеялись.

— Веди себя разумно, Иеремия. Наш друг уже завтра начнет работу над поисками картины, поэтому тебе стоит выспаться — впереди еще три тяжелых недели.

Молча поднявшись, Лартер в последний раз посмотрел в глаза владельцу ресторана. Он казался абсолютно спокойным, но и сейчас собеседники могли прочитать в его глазах спящую ярость и этот безумный, но до неимоверности точный расчет.

На какое-то время помещение погрузилось в тишину. Человек, сам же придумавший план заманить в ловушку Мигеля, человек, которому дали почувствовать себя охотником, теперь оказался в роли жертвы. Он еще не был в том состоянии, в котором находится зверь, навсегда расставшийся со свободой, но его собеседники понимали, что он едва ли отличается от зверя, оказавшегося в ловушке и неспособного понять всю сложность своего положения.

Мюллер видел в Лартере медведя, яростного, но неразумного, идущего на охотника, вооруженного рогатиной, подобно тому, как это происходит в лесах Северо-Запада.

— Какова же цена спора? — с интересом спросил Фрэнк.

— Проигравший исполняет любое желание победителя, — усмехнулся Лукас, отпив виски.

— Черт возьми, но ведь, если этой картины действительно не существует, то у него есть все шансы выиграть пари, — рассмеялся Фрэнк.

— Здесь ты не прав, — лицо Лукаса расплылось в улыбке. — Главное — не шансы на победу, а умение ими воспользоваться. * * *

Оран уже погрузился в спокойствие послеобеденной фиесты, когда Мигель оказался в портовой части этого знойного города. Он нарушил обещание, данное О’Харе, явившись в город не в понедельник, а во вторник. Как и обещал Хорхе, на причале его встретил Нанду, время от времени, выполняющий его просьбы.

Когда Массиньи вернулся в отель, в холле никого не было, за исключением портье. Это была девушка, около тридцати лет на вид, с оливково-смуглой кожей и резкими чертами лица. Он вспомнил, что видел её еще в тот день, когда только приехал в Оран и поселился в отеле. Сославшись на Гоулда, который был совладельцем отеля, он, взяв у неё ключи, поднялся в свой номер. Оставив там дорожную сумку, он, не теряя времени, спустился в холл.

— Мне хотелось бы задать вам один вопрос… — бросил Мигель, обратившись к портье.

— Вы можете задать любой вопрос, что касается нашей гостиницы, — улыбнувшись, ответила его собеседница.

— Вчера или сегодня никто, случайно, не искал здесь некоего Мигеля Массиньи?

— Нет, — неуверенно ответила портье, а затем добавила. — Нет, точно — за последние несколько дней здесь было лишь несколько человек.

— В общем, если кто-то будет спрашивать о Мигеле Массиньи, попросите его подождать в холле здания. Будьте так любезны, постарайтесь сообщить любому, кто будет спрашивать, чтобы подождали до вечера… если им так нужно.

После того, как его собеседница с улыбкой кивнула, он направился к выходу.

— Нанду, скажи, Франц уже нашел новое место для встреч со своими товарищами?

— Они с Вулканом нашли одного плантатора, который решил переехать на Корсику. Правительство выделило ему апельсиновую плантацию на острове, взамен потерянной здесь, а дом ему уже не продать — вот он и сдал нам этот дом в аренду на несколько лет.

— А самого Франца ты давно видел в последний раз?

— В воскресенье. Тогда они, на дороге, ведущей из Саиды, попали в стычку с муджахидами. Мусульмане думали, что это, просто, какие-то фермеры, — усмехнулся капрал. — Их было около двух десятков, а бойцов САС — раза в три меньше. Они потеряли около половины бойцов и отступили в горные пещеры. Жозеф знал эти места и легко нашел запечатанный вход в одну из заброшенных шахт, прорытую прямо под этими пещерами.

— Они выбили оттуда муджахидов?

— Когда я их видел в последний раз, они закатывали бочки с взрывчаткой вглубь туннеля. Ну а затем Франц послал меня и Альфредо в Оран, — после этого Перейра сразу же добавил. — Вряд ли у арабов были шансы выжить.

Отвлекшись от разговора с капралом, Мигель, нырнув в карман, достал оттуда лист, полученный в Париже. Даже беглого просмотра была достаточно для того, чтобы понять, что на поиски всех людей, отмеченных здесь, и, тем более, на общение с ними, уйдет не менее недели.

— Будь любезен, скажи, где я могу взять, в этом городе, мотоцикл в прокат?

— Если хочешь, можешь взять один из наших джипов, — предложил капрал.

— Для быстрого перемещения по этим улочкам мне нужен именно мотоцикл… — вспомнив, Массиньи добавил. — Ведь Тео сейчас в городе? Если мне не изменяет память, то он увлекается мотоциклами.

— Да, пока еще он здесь — через две недели он покидает Алжир.

— А ведь Хорхе так долго этого добивался — чтобы Теодор навсегда покинул Оран, — с улыбкой произнес Мигель.

— Он уезжает потому, что раскопки на северо-востоке Алжира, которыми он интересовался, уже завершены. Да и черноногие, с которыми поддерживал отношения, уже практически все разъехались: кто-то перебрался на Корсику, кто-то — в Испанию, кто-то — Южную Африку, а иные — в Аргентину, — после этих слов Перейра сразу же добавил. — Французский Алжир, который знали еще пятнадцать лет назад, уже умирает. Его последние силы — это лишь агония, — с грустью произнес Нанду.