Поцелуй Лилит

— Смерть действительно непредсказуема… — согласился со своим собеседником Мигель.

— Хотя, если бы я сам верил, что её приближение можно предугадать, то я сказал бы о том, что сейчас чувствую её приближение, — увидев недоумение в глазах собеседника, Хорхе продолжил. — Пять дней назад был убит Альберт — сын владельца магазина, в котором Жозеф заказывал радиодетали, используемые им для взрывных устройств. Сам же этот парень был очень хорошо осведомлен в делах группы Гоулда. Когда Сентонж, в одно утро, явился в магазин, то он нашел труп Альберта и надпись, написанную на арабском: «Свободу Алжиру! Смерть евреям!». Франц нашел налетчиков и расправился с ними — оказалось, что это обычные бандиты, готовые убить и за кусок хлеба или за понравившуюся безделушку. А свои антисемитские и антифранцузские лозунги они писали для имитации действие своих собратьев-муджахидов. Эти подонки даже и не знали о причастности Альберта к нашей группе… Глупая смерть — не правда ли?

Небо теперь казалось совершенно чистым и столь отличным от того, которое привыкли наблюдать гости этих места. Где-то далеко на юго-западе над отрогами гор поднималась серая дымка, сливавшаяся воедино с серо-голубым небом, словно полупрозрачная накидка, накрывавшим Оран.

— А что, касательно тебя самого? — поинтересовался Мигель.

— В общем, Франц отметил, что за мной следят — причем, достаточно давно. Следят несколько отдельных групп. Знающие люди толкуют о том, что арабы считают, будто бы я как-то связан с командирами САС, пребывающими в Испании. Откуда у них такая информация? Совершенно, неясно… — рассмеявшись, Ортега продолжил. — Жаль, что я не могу просто так к ним подойти и вступить в дискуссию, насчет того, что я, всего лишь то — безумный искатель приключений.

После этого Массиньи и его собеседник рассмеялись, словно забыв о том, что они находятся в столь враждебном месте. * * *

Не так уже и часто Лукасу Дженовезе удавалось, в непринужденной обстановке, посидеть, спокойно беседуя со своими сыновьями или же с кем-то из людей, которых считал своими приятелями. Пока клиентов было еще мало, владелец ресторана проводил время в беседе со своими сыновьями и их подругами.

— Мы тогда были в Мексике, в Гвадалахаре… — что-то рассказывала, обращаясь к своему жениху, девушка в коротком платье, темноволосая, светлоглазая, с крупными чертами лица. Это была Элис — невеста Антонио, старшего сына Лукаса.

— Здесь какой-то незнакомец, — шепнул на ухо владельцу «Утопии» один из барменов, поднявшийся с первого этажа. — Он говорит, что у него «есть повод пообщаться с Лукасом Дженовезе».

— Пусть подождет — я сейчас к нему спущусь.

Оказавшись в баре, более пустом, сейчас, чем зал на втором этаже, владелец ресторана увидел перед собой незнакомца. Этот человек был похож на одно из числа тех англо-американцев или франко-канадцев, в жилах которых течет кровь индейских племен. Владелец «Утопии» с легкостью предположил, что это еще один клиент, желающий снять, на вечер, целый зал.

— Я — Лукас Дженовезе. Если есть желание пообщаться, то прошу, — он жестом пригласил незнакомца сесть за стол, стоявший в углу зала, подальше от окон и немногочисленных посетителей.

— Меня зовут — Маркус Като, — произнес незнакомец, после того, как они сели. — И у меня есть важный разговор.

После этого, отвлекшись, он стал искать место для того, чтобы поставить коробку с огромной куклой, которую он держал в руках. Подобрав подходящий стул и поставив на него коробку, он имел возможность продолжить беседу.

— Маркус Като? — с интересом переспросил Лукас. Прямо, как римский деятель.

— Можно и так сказать, — с улыбкой ответил незнакомец. — А можно и иначе — с ударением на первом слоге. И именно второй вариант произношения будет правильным, потому как эта фамилия… японская, — с располагающей улыбкой произнес Маркус.

— Вот как. Мне еще не приходилось общаться с настоящими японцами, — произнеся это, Лукас дал знак бармену, после чего на столе появилось виски.

— Меня трудно назвать японцем — и настоящим, и ненастоящим, — пояснил гость. — Я не знаю японский, еще ни один человек не признавал во мне японца, а с Японией меня связывает лишь увлечение её историей и культурой, — благодарно кивнув, он отпил виски, а затем продолжил. — Японцем является лишь мой отец, а мать — англичанка. Мой отец был офицером японской армии и прибыл в Британию в составе дипломатического корпуса, еще за двенадцать лет до того, как Япония нанесла удар по Перл-Харбору. Моя же мать была дочерью фабриканта, происходящего из англо-кельтского рода, не менее знатного, чем тот род, из которого происходили предки моего отца. Они познакомились в тысяча девятьсот тридцатом, а через год плодом их отношений стало мое рождение, — улыбнувшись, произнес Маркус.

— Подарок для дочери? — Дженовезе кивнул на коробку с куклой. — А мои сыновья в детстве очень любили играть с железными дорогами.

— А мое детство несколько отличалось от детства моих детей. Вместо игрушек и времяпровождения со сверстниками, у меня были бесконечные беседы с адвокатами, которые ничего не могли сделать и лишь рассказывали о том, сколь бесконечно количество способов обмануть маленького наследника… — вздохнув, Маркус пояснил. — Мой отец стал жертвой интриг в Лондоне, в сороковом году. Тогда группа людей, координируемая Освальдом Мосли, совершила ряд нападений на представителей стран «Оси» — они пытались выставить эти нападения как дело рук коммунистов. И, в одном из темных лондонских переулков, во время одного из провокационных нападений погиб мой отец.

Като выдержал небольшую паузу. Он не стал рассказывать этому человеку о том, что его мать умерла еще за три года до начала войны в Европе. Он не стал рассказывать о том, как родителей его матери пытались обвинить в шпионаже. Он не стал говорить этому человеку о том, как долго он был объектом агрессии нечистоплотных, в своих темных делах, людей. О том, что это всё закончилось лишь после того, как с единственным родным человеком, отцом его матери, Маркус в подростковом возрасте переехал в США.

— А теперь я предлагаю вернуться к цели моего прибытия в этот ресторан, — с вежливой улыбкой произнес Като.

— Естественно, я готов выслушать любые предложения.

— Недавно я купил у одного парня, Натана, польского еврея из Бостона, довольно интересную информацию. В общем, меня, как заядлого коллекционера, заинтересовал некий Мигель Массиньи. Увы, к сожалению, я не смог с ним связаться — его бостонский телефон не отвечает, а владелец квартиры, которую он снимает, утверждает, что этот парень исчез из города около месяца назад, — произнеся это, Маркус мог заметить смущение во взгляде собеседника. — Натан тоже куда-то пропал — впрочем, учитывая его участие в разного рода интригах, опрометчиво предполагать, что он на спортивном автомобиле уехал в Калифорнию вместе с начинающей актрисой, — улыбнулся Маркус. — В порядке ли с ним всё, или же нет, но в этом досье в качестве последнего заказчика услуг Массиньи записан именно «Лукас Дженовезе»… А виски здесь действительно отменный, — добавил Като.

— У нас есть постоянный поставщик в Ирландии, — с наигранной улыбой, попытался перевести разговор в другое русло владелец ресторана.

— В общем, я готов заплатить за «свободу» этого парня, Мигеля, — сделал свое предложение Като. — Я даже готов немного подождать, пока он выполнит чужое задание и навсегда распрощается, исключительно на волне положительных эмоций, с предыдущим заказчиком.

— Боюсь, это невозможно, — развел руками Лукас. — Этот человек весьма неблагонадежен и, даже если он справится со всем, за что о взялся, то вряд ли будет возможность найти его и склонить, скажем так, к адекватному выполнению задания. К тому же, в случае со мной, он, нарушив все уговоренные сроки, на три недели куда-то пропал и проводил время в свое удовольствие… Кстати, если есть желание, могут привести множество доказательств его неблагонадежности.

— Разве я прошу нечто невероятное? — спокойно спросил Марку. — Я просто прошу, чтобы мне дали координаты нынешнего места времяпровождения этого человека, — затем, с вежливой улыбкой он добавил. — И я буду весьма благодарен.

— Боюсь, что это невозможно. По крайней мере, пока он не выполнит то, что от него требуется… А он, я повторюсь, личность очень мутная — здесь даже любой психолог шею сломит.

— Ведь я не прошу, чтобы он прервал то, чем сейчас занимается. Просто мне хотелось бы с ним увидеться, пообщаться, прощупать его сознание, — затем Като с улыбкой добавил. — Я, кстати, изучал психологию и социологию в Йельском университете — помню, даже писал работы на тему проблем социализации личности.

— Мне психология тоже всегда нравилась. Я и сейчас иногда жалею о том, что пошел учиться на врача-психиатра, а не выбрал путь изучения психологии, — отпив вино, Дженовезе с вежливой улыбкой добавил. — Вот на этом позитиве мы и закончим наш разговор.

— Нет, не закончим, — покачал головой его собеседник.

— Жаль, что бывают люди, столь же въедливые, как блохи.

Като успел заметить, как владелец ресторана направил руку в сторону небольшого звонка, лежащего на столе. Гость заметил этот звонок еще тогда, когда сел за этот стол. Без сомнения, это место специально предназначалось Лукасом для ведения переговоров с гостями. Звонок избавлял владельца «Утопии» от лишнего крика о помощи в случае неудачных переговоров и обеспечивал быструю реакцию работников, несомненно, готовых к подобного рода инцидентам.

Дженовезе не успел на что-либо нажать — реакция гостя была молниеносной. Схватив со стола вилку, он резким движением пригвоздил кисть Лукаса к столу. Острие вилки, пронзив мягкие ткани между большим и остальными пальцами руки, обездвижило владельца «Утопии». На мгновение в его глазах потемнело от боли, но боль тут же сменилась онемением.

— Значит, все-таки, мы продолжим беседу, — спокойно произнес Като. — Да и, предупреждаю сразу — не дергайся. Если попытаешься вырваться, то лишь потеряешь сознание от болевого шока, который последует за онемением, которое ты сейчас должен испытывать.

Като начал заниматься бартитсу, этой псевдояпонской борьбой, зародившейся в эдвардианской Англии, еще в одиннадцать лет, под чутким руководством отца своей матери. Тогда, пока Британия была погружена в хаос войны, он был похищен и три недели находился под охраной где-то в Уэльсе, пока ему не удалось сбежать. Именно после этого дедушка познакомил его с этим легким в освоении боевым искусством, рассчитанным на развитие точности, гибкости и решительности действий.

Еще садясь за стол, Лукас допустил ошибку — он сел так, что, от взгляда со стороны барной стойки он был закрыт широкой спиной гостя. Из-за болевого шока он не мог действовать и левой рукой, и теперь Дженовезе пришлось смириться с временной победой гостя.

— Я понимаю тяжесть твоего положения, но я не могу поступить иначе, — спокойно произнес Маркус. — Я видел биту, обшитую свинцовыми листами, которая стоит у твоего бармена, под стойкой. А ведь ты, верно, хотел позвонить в звонок, чтобы этот парень выкинул меня как нашкодившего пса. Увы…