Цена доверия. Кн.1. Шаг вперед, два назад

21. Подхолмье

Нож быстро бойко стучало по деревянной доске. Деяна, примостившаяся в углу чистить картошку, иногда вздрагивала от особо громкого стука и бросала на хозяйку постоялого двора опасливые взгляды. Азарина чувствовала спиной страх, неуверенность, настороженность своей новой помощницы, но на разговор ее выводить не стала. Останется — расскажет, когда захочет. Не останется… бывает. Коли не придется девка ко двору — ну, значит, такова судьба. Приживется — хорошо, сильно девчонка ее не объест, а одинокие дни скрасит. Хоть Рина и радовалась, что брата забрал в услужение человек важный, да к тому же не злой и не бесчестный, а все равно жить одной было горько. Непривычно. После смерти матери единственной целью ее было обеспечить всем необходимым Игнаса, дать ему то, о чем должен был позаботиться отец: образование, приемлемую работу, достаток. Частичную независимость. Для того и работала на трёх хозяев, и двор постоялый завела тоже для этого. А вот улетел птенец из гнезда — и пусто стало в доме, стыло. Хоть и горит в печи огонь, а холодно порой одной, даже если на дворе знойное лето. Заезжий франт не в счёт. Он горит, и огнем своим делится, да пламя то странной, разрушительной силы. Его можно коснуться несколько раз, но шагни дальше, проскользни в сердце — и сгоришь вместе с ним.

Чужой мужчина. Скрытый под слоем дорогих тряпок и пустых слов вулкан. И просто…

— Дурак!

Деяна вздрогнула, покосилась на дону Брит, но тут же вернулась к работе. Азарина со всей силы рубанула большим мясницким ножом по говяжьей ляжке.

Нет, ну не дурак ли? Предложил сунуться в пасть дону Низ самим! Да как! Ненормальный! Не головой думает, а задним местом!

Хрясь!

И план, самое главное, так расписал умело, что, кажется, грех не согласится. Намолол языком невесть что, а ей теперь расплачиваться. Собственную шкуру подставлять. И ведь так говорил, что она, дура, как глупая коза на веревке готова идти за ним на закланье…

Хрясь!

Скрипнула дверь. Деяна бросила дикий взгляд на деревянную створку и затихла в надежде, что ее не заметят.

— Кто там такой оголтелый, без спроса лезет? — рявкнула дона Брит, не выпуская из руки нож. В комнату зашёл Вадим. Деяна совсем вжалась в стену, Азарина молча вернулась к разделыванию мяса.

— Так мне тебя ждать?

Хрясь!

И что сказать этому дураку?

— Мне казалось, мы вчера пришли к согласию.

Ишь ты, умный какой! Постель — это не согласие. Это… для тела. И для души немножко. И непонятно, чья душа получает от этого больше. А то, что он задумал, — самоубийство. Очень изощренное.

— Что-то неприветливая ты сегодня.

Да неужели?

Хрясь!

— Рина, мне нужен ответ.

Мягкий ленивый голос мужчины вдруг стал другим: жёстким, холодным. Нож замер над столом.

Ой, дурак!

Ой, дура ты, Ринка!

— Я приду.

— Тогда на закате. На ужин не жди, милая.

И, такой же беспечный и весёлый, как обычно, вен Борз покинул комнату лёгким неторопливым шагом.

Хрясь!

— Деяна, ты мне нужна сегодня ночью. Будешь сторожить у двери.

Девушка с сомнением покосилась на хозяйку, но согласно кивнула. А куда ей деваться? В конце концов, не убивать же кого-то идут эти двое? Правда же?

День выдался на редкость солнечным. Давно такого не было в этих краях. Но Азарину хорошая погода не радовала. Тяжёлое, мрачное предчувствие легло на сердце неподъемным камнем. Ожидание беды не было надуманным: то, что от нее требовал Вадим, казалось слишком рискованным, слишком дерзким. Опасным. Но… Игнас далеко, а больше заботиться ей не о ком.

Азарина покосилась на копошащуюся у печки девушку. Отвела взгляд, подхватила поднос, и вышла. В обеденной, как обычно по вечерам, шумели люди. Солнце клонилось к закату, расцвечивая крыши домов. Мужской смех, стук ложек, запах еды…

Тишина. Она неожиданно заполнила пространство комнаты. Люди замерли, словно заколдованные неведомой магией. У кого-то одного упала из рук ложка, стукнула об пол. Следом хлопнула, закрываясь, дверь. Азарина, сидевшая за стойкой, вцепилась руками в поднос. То, что пришла беда, она поняла сразу. Только вот — какая?

Вошедший неторопливо огляделся. Невысокий, крепкого телосложения, темноглазый и темноволосый, он был одет в одежду серземельского крестьянина, но никто и никогда не спутал бы этого человека с серземельским подданным. Из заплечного мешка торчала рукоять кривой сабли, раскосые глаза внимательно осматривали помещение и находившихся в нем людей. Наконец тижиец выделил из всех Азарину и шагнул к стойке. Дона Брит встала, подвинула к себе графин с молоком.

Степняк положил на столешницу перевязанную руку. Молодой, хоть и бородат. Наверно, ровесник, а то и младше самой Рины.

— Жэншына, позовы таджа. Хозаина.

За спиной незнакомца двое из гостей встали. Азарина махнула рукой, призывая мужчин вернуться к еде. Несмотря на то, что новый правитель тижийцев был склонен к мирным взаимоотношениям с северным соседом, жители юга Серземелья ещё нескоро забудут войну десятилетней давности. И хотя их край непосредственно не граничит со Степью, но здесь много семей, пришедших с более южных провинций Серземелья как раз в попытке сбежать от ужасов той войны. Тижийцы убили их родных, разрушили их дома, за десять лет такое не забывается. Хотя, например, степной торговец Хары, весьма благополучно обустроил в Подхолмье лавочку, и людей к нему ходило немало, несмотря на раскосые глаза продавца и странные южные одежды. Впрочем, его постоянные покупатели, в случае нового столкновения Тижийского таджасата и Серземелья, могли также дружно вздернуть его на ближайшем к лавке суку.

Азарина долго смотрела на неожиданного гостя. Тот за саблю не хватался, терпеливо ждал ответа. Ей показалось, что он спиной чувствует каждый взгляд, каждое движение мрачно жующих мужчин. Сдержан. Воевал. Опасен. Но на кой демон он сунулся в пасть к медведю?

— Я хозяйка. Что надо?

Мужчина внимательно рассмотрел Азарину, затем ещё раз обвел взглядом помещение.

— Батыр…Выша-бал нужен? Воын.

— Вышибала? Не нужен. Иди лучше в Жирную пивную, там постоянную дерутся.

— Был. Сказалы: суда сходы. Здесь бешеный бабай.

До Арины не сразу дошло, что "бешеный бабай" — "бешеная баба". То есть она. Пошутили местные мужички над пришельцем, ничего не скажешь. И кто это, интересно, там такой умный до говорливый больно?

— Вышибала мне не нужен. Народ мирный, красть нечего. Денег нет, платить тебе нечем. Иди отсюда.

— Ни надо дэнэг! — возразил тут же тижиец. — Минэ нужин мэсто. Ида. — Он ткнул пальцем в графин, который Азарина до сих пор так и не выпустила из руки. — И врэма.

В животе у степняка тут же заурчало. Дона Брит почувствовала, как жалость окольными путями пробирается к ее сердцу. Посмотрела на эфес сабли. А ведь этот мужчина ни одного серземельца убил! У тижийцев мальчики воевать начинают почти с пелёнок. Этот точно воевал десять лет назад, ведь был уже подростком. А раз выжил, значит кто-то своей кровью оплатил его жизнь. Кто-то из серземельцев.

А с рукой-то у него что? Приветили добрые люди в соседнем городе?

— Врэма, — повторил проситель, словно почувствовал ее настрой. — Работат буду. Много могу. Крыша дыравый видэл. Сделать лэгко.

— Гони его в шею, Ринка! — старший сын плотника, после смерти матери часто захаживающий к Азарине поесть, стал рядом с незваным гостем и почти зеркально облокотился о стойку. — Я тебе сам крышу сделаю, лучше прежней будет! А с этого что возьмёшь? Он что такое крыша-то знает?

Тижиец смерил наглеца недовольным взглядом, но ничего не сказал ему, обернулся к хозяйке дома:

— Два года иду суда. Хороша будэт крыша, я дэлал ни раз.

Сделает, как же. С перевязанной-то рукой.

— О! Два года! И ещё жив? — немного нервно усмехнулся плотник. Ему и не по себе было рядом со степняком, и не влезть в разговор он не мог. Словно вожжа под хвост попала, как говорил Азаринин батюшка. Рина решительно подняла графин.

— Спасибо, Иг, я сама разберусь. Мы сейчас с таджасатом в мире, не стоит лезть на рожон. А ты, косноязычный, садись за тот стол. Поесть дам, но потом прочь иди.

Тижиец получил стакан молока и отошёл к указанному столу. Плотник недовольно сплюнул и пошел к своему. Азарина взяла поднос, собираясь идти за очередной порцией каши.

Новый посетитель не вошёл в дом, а вбежал, почти сорвав тяжёлую дверь с петель. Большой, взъерошенный, глаза безумные, красные.

— Здравствуй, Слав.

Брат Данисы зарычал, словно дикий зверь. Тяжёлыми медвежьими шагами он пошел на Азарину.

— Здравствуй? Здравствуй? И ты мне будешь желать здоровья после того, как свела Даниску в могилу?

Поднос выпал из Азарининых рук.

— Как? Померла?

Мужчина зло стукнул кулаком по стойке.

— Рано радуешься! Чтоб не говорил демонов доктор, мы с Яромиром Данку вытащим! Вылечим! А коли помрет она, я тебя собственными руками задушу, поняла?

Мужики настороженно прислушивались. Плотник, опустив глаза, ел кашу. Ну да, с тижийцами его отец воевал, а вот с сумасшедшими башмачниками — нет.

Брат Данисы шагнул вперёд, Азарина отступила назад, всерьез испугавшись человека, бывшего ей когда-то другом. Кожевник, что ел за дальним столом, встал, двинулся в их сторону.

— Не трогай девку.

Слав рыкнул, показывая зубы.

— Защитник выискался! А ещё сосед! Ты Данку мою видел? Видел? Ты знаешь, как она теперь выглядит? Старуха, а не молодая женщина! А ведь добрая, рукастая, мужа с дитем любит до безумия! И нашлась змеища, влезла в чужую семью! — мститель повернулся к Азарине. — Она мне все рассказала! Все! И как ты Яромира заговаривала, и как волосы свои к его рубашке пришила, и как ее со свету сжить обещала!

Так вот в чем беда. Даниса больна. Но даже зная, что умрет, она не хочет отдавать мужа бывшей подруге. Как будто он бы пришел. Дура. Он убиваться по ней будет, уж Рина-то знает. Она Яра лучше Даны чувствует, оттого та и бесится. Но… Даже если бы пришел он в итоге, Азарина его не приняла бы. Слишком многое их теперь разделяло. Не зря же она связалась со столичным хлыщом — выдирала из сердца верность, как могла.

Нет, не примет. Да он и не придет. Глупая Данка. Еще и наврала, дура, с три короба.

Ну и что сказать ее дурню-брату? Что собственная сестра ему в глаза врёт?

— Я ничего такого не делала, Мирослав. Кровь у меня обычная, все знают.

Да уж, видели ее кровь и соседи, и подруженька Даниса, и сам Слав. Ещё на ссадины дул и какой-то детский стишок приговаривал. Тогда она была для него просто побитой отцом девчонкой. Сейчас — вражина похуже тижийца.

— Врешь!

Он кинулся вперёд. Рина взвизгнула, инстинктивно шарахнулась в сторону.

Тижиец, медленными шагами приближающийся к ним вдоль стенки, прыгнул на нарушителя спокойствия. Повис на руке Слава, отводя ее от лица женщины, ткнул противника кулаком в живот. Тот согнулся. Степняк заломил серземельцу руку за спину и повел его к выходу.

— Двэр открой, — попросил он шагнувшего следом кожевника. Тот сначала опешил, потом всё-таки выполнил просьбу. Они в четыре руки аккуратно вытолкали башмачника за порог и захлопнули за ним дверь.

— Спасыбо.

Тижиец кивнул неожиданному соратнику и вернулся к своему столу допивать молоко. Кожевник, заметив, что Азарина уже исчезла во внутренних комнатах, последовал его примеру. Пара мужчин торопливо покинули обеденную. То ли побежали проверять, жив ли земляк, то ли разносить по городу свежие сплетни. А может, навету башмачника поверили.