Цена доверия. Кн.1. Шаг вперед, два назад

— Ничем не могу помочь, — сурово возвестил мужчина.

— Да имейте же сердце!

Секретарь устало вздохнул.

— Давайте без истерик и жалоб! Сердце, к вашему сведению, у меня есть! Я знаете ли, это чувствую с каждым толчком крови! Не мертвяк ведь перед вами сидит, правда, почтенная? Но я ничем не могу вам помочь: у уважаемого доктора час назад прихватило сердце. Сейчас он сам нуждается в лечении. Между прочим, он до сих пор не пришел в себя, а вы тут разнылись, будто это вы умираете в больничной палате!

— Вы шутите! — Злата перегнулась через стол, вцепилась секретарю в сюртук. — Вы смеётесь надо мной! Так не бывает! Нет!

Она отцепила пальцы от чужой одежды, бросилась к дверям, толкнула их: и увидела пустой кабинет с разбросанными по столу бумагами.

— Где он?

— Он в больничной палате под присмотром жены и других докторов, — раздражённо пояснил секретарь. — А теперь будьте добры, покиньте помещение! Молодой человек, уведите отсюда эту сумасшедшую!

Когда Миколас взял ее за руки и повел к выходу, Злата не сопротивлялась. Она вся померкла, поникла, перестала обращать внимание на окружающий мир. Лейтенант, словно ребенка, вывел ее за руку на улицу, придерживая за талию на ступеньках.

— Ниса Вер, я сожалею.

Она молча шла вперёд, еле переставляя ноги. Сгорбленная, словно успела состариться за это время в три раза.

— Мы найдем кого-нибудь ещё.

Миколас сам не особо верил в то, что говорил. Но и не говорить не мог. Ему надо успокоить и ее, и себя.

— Придумаем что-нибудь. Я обещаю.

Она молчала. Взгляд ее стал стеклянным, безразличным, словно завтра ничего исправить будет уже нельзя.

— Какая у вас беда? Может, зная о ней подробнее, я смогу вам помочь в большей степени?

Шарк-шарк… Шелест листьев, отголоски чужих разговоров, ржание камней и скрип экипажей. Злата споткнулась, потеряла туфельку, но шагнула дальше, даже не заметила этого. Миколас схватил обувь, догнал девушку, остановил.

— Можно?

Она не слышала его — застыла бесчувственным изваянием посреди улицы, смотря куда-то за мостовую. Лейтенант приподнял подол платья, надел туфлю на маленькую ножку. Взял девушку за руку.

— Давайте я провожу вас домой.

Злата послушно шагнула следом, но было маловероятно, что она поняла его фразу.

Они дошли до ее дома, когда уже почти стемнело. Миколас постучал в дверь, ему открыла молчаливая служанка и тут же исчезла внутри помещения. Лейтенант сам завел нису Вер в дом, нашел гостиную, усадил ее в кресло. Огляделся. Дом выглядел уютным, но мертвым.

— Здесь есть слуги?

Злата вдруг отмерла.

— Слуги… да, слуги. Они уходят. Вечером. Так… надо.

Миколас обнаружил графин и предложил:

— Воды?

— Чтобы утопиться?

Злата горько усмехнулась, потом вдруг обнаружила на шее завязку от шляпы и вдруг вскочила, принялась срывать с себя все: шарф, шляпку, чуть не удушив себя синей лентой, дернула завязки платья.

— Что вы делаете?

— Надо избавиться! Избавиться от надежды! Снять её с себя, как верхние юбки или плащ! Тогда все будет проще! Если принять, как данность — сразу станет легче! Не придется бороться, не придется врать! Надо просто не верить! Никогда — в лучшее! Содрать эту веру вместе с одеждой, вместе с кожей!

Повис на одном рукаве разорванный лиф платья, на коже правой руки остались длинные кровоточащие полосы от ее ногтей.

— Содрать!

Миколас перехватил ее руку.

— Не надо! Как можно себя увечить? Злата, сегодня был сложный день, но ещё не всё потеряно!

Она задрожала. Миколас увидел графин с вином, налил два бокала почти до верху, вручил один ей.

— Пейте! До дна!

Девушка осторожно пригубила напиток, закашляла.

— До дна!

— Это не вино. Это для…

Она замолкла, не говоря, для чего или для кого стоял графин с крепким напитком. Миколас, пытаясь отвлечь девушку от мрачных мыслей, да и чтобы отвлечься, попробовал сам выпить залпом налитое. Поперхнулся, но стоически допил все до дна. Горло жгло, в груди разлилось тепло. Злата посмотрела на него, зажмурилась и тоже выпила до дна.

— Жжется. — Она передёрнула голыми плечами. Миколас отвёл взгляд от полуголой фигуры, скинул торопливо сюртук.

— Вы замёрзли? Возьмите.

Он накинул сюртук ей на плечи. Пальцы его скользнули по гладкой коже. Глаза их встретились — шальные, печальные, полные вины у обоих. Миколас взял девушку за руку и обнаружил, что пальцы ее холодны. Он сунул ей в руку ткань.

— Держите.

Слово — тихое, несмелое, сказанное на выдохе, растворилось в полутемной гостиной. Злата смотрела на него расширившимися зрачками, в уголках ее глаз стояли так и не пролившиеся слезы. Губы от спиртного покраснели, появился румянец на щеках. Девушка пахла вином и сладкими духами, от которых у Миколаса кружилась голова. Или это на него так действует ее взгляд?

Его дыхание коснулось ее шеи, она невольно дернулась, и сюртук упал на пол. Ладонь лейтенанта скользнула вверх по голой руке. В голове шумело, а все тело сжигало то ли вино, то ли чувство, название которому Миколас не искал. Любовь или желание — сейчас это было неважно. Любовь или желание — сейчас это было едино. Дыхание перемешалось, губы встретились — и все растворилось в бессвязно бормотании и порывистых движениях. Это было искренность, откровением, избавлением. Только для двоих. Хотя бы на эту ночь.