Цена доверия. Кн.1. Шаг вперед, два назад

24. Злата нис Вер. Страницы прошлого

Зима выдалась необычайно холодной. Окна были заметены снегом, углы прихожей покрывались по утрам льдом, а у каждого камина на специальной подстилке лежали горы дров. Слуги сбивались с ног, пытаясь успеть протопить все жилые комнаты, меняя свечи и грелки. За окном ветер выл так надрывно, что безобразного грохота Вечных часов здесь, в небольшом доме на окраине Красивого квартала, почти не было слышно. Казалось, столица исчезла, остался только один-единственный дом и бесконечная метель, воющая на его пороге.

— Что твориться-то! — вздыхала полная домоправительница, придавая слугам ускорение взмахами свернутого жгутом полотенца. — Быстрее, изверги! Хотите, чтоб все замерзли насмерть?

Слуги ойкали, охали, убегали выполнять приказ. Некоторые торопились донести хозяевам — мол, домоправительница про смерть говорила, ух! Сам слышал! Но ни Злате, ни ее матери не было никакого дела до распрей прислуги. Хотя в этом доме про смерть действительно было запрещено не только говорить, но и думать.

Только вот как было не думать о страннице с косой, если в небольшой, хорошо протопленной комнате на горе разноцветных подушек лежал отец в окровавленной рубашке? В комнате царила тишина, нарушаемая лишь прерывистым дыханием больного да всхлипами матери. Бледная, сильно похудевшая, с впалыми щеками и почти полностью поседевшими волосами, матушка выглядела гораздо старше своих лет. И даже хуже кашляющего кровью отца, норовившего развеселить их при каждом пробуждении очередной нелепой, совершенно несмешной шуткой. Злату раздражал его натужный, искусственный смех, но она молчала. Целовала сухую ладонь, подавала пить, протирала тело, меняла рубашки… Рутинные дела, но больше всего на свете она боялась того времени, когда все прекратится. Когда кровать опустеет…

— Шансов нет, — сказал ей тихо посетивший их утром доктор. — Мужайтесь. Уважаемому нису Вер осталось недолго. И подготовьте матушку.

Он захлопнул свой саквояж, надел шляпу и бесследно исчез за стеной снега, падающего с неба уже третий день почти без остановок. Только плечами передёрнул от холода. А Злата стояла на пороге, смотрела на бесцветный, убранный белым мир, и сглатывала соленые слезы.

Матери она так ничего и не сказала. Казалось, стоит произнести ЭТО вслух — и шанса не останется. Глупое суеверие, но она не смогла себя пересилить. И теперь смотрела на дремлющую в кресле мать, на беспокойно мечущегося во сне по кровати отца, и чувствовала, как тихое счастье, что царило в их маленьком доме, осыпается ей под ноги серым пеплом.

— Злата…

Еле слышный хрип, но она привстала, показываясь на глаза отцу, погладила его руку.

— Я здесь, папа.

— Послушай, девочка моя. Я вас с мамой очень люблю. Вы знаете. Но я уйду.

— Па…

— Молчи. Я знаю. Жизни во мне. Почти не осталось.

Он закашлял, ткнулся лицом в подушку, пытаясь приглушить хрипы, чтобы не разбудить жену. На наволочке остались кровавые разводы.

— Доченька… береги маму. Вам обеим будет тяжело. Но ты, Злата, найдешь однажды утешение — выйдешь замуж. Обещай не бросать мать. Заботиться о ней. Попроси мужа забрать ее в ваш дом. Вся ее жиз… жизнь — забота о нас…с тобой. Прошу: заботься о ней. Не пожалей сил, времени… кха… внимания, денег. Удели минутку, попроси совета. Сама дай лекарство — из твоих… рук оно бу… будет слаще. Обещай беречь мать, Злата! Во чтобы то не стало! Обещай!

Его пальцы неожиданно сильно сжали ее ладонь. И Злата стиснула исхудавшую руку в ответ.

— Обещаю!

— Злата, помни: ты обещала! Кха… Обещала сделать кха… все, что можешь…. чтобы мама жила долго… и… счастливо!

— Обещаю! Клянусь! — почти выкрикнула Злата, утыкаясь лицом в кровать, дабы он не видел выступивших на глазах слез. — Я сделаю!

Встрепенулась мать, выпрямилась, сонно заморгала. Увидела, что муж проснулся, и кинулась к кровати.

— Л…

— Милая, прости.

Он взял ее ладонь, попытался поднести к губам, но сил не хватило и их руки упали ему на грудь, вызвав очередной приступ кашля. Супруга метнулась к столу, налила в стакан воды из графина. Злата помогла отцу наклониться, вытерла кровавую пену с губ.

— Кх… Девочки мои, обещайте… мне… держаться вместе. Пока вы рядом… друг с другом… вам ничто не страшно. Не переживайте… по одиночке… не держите все… в себе… Я уйду… (Мать всхлипнула, зажмурилась, замотала отрицательно головой)… но останусь с вами… в ваших сердцах…

Трещали дрова в камине, а Злате казалось, что это трещит ее сердце, что оно сейчас не выдержит и разорвется от боли. За окном выла метель, и в унисон с ней выла мать, хватая отца за руки…

Он умер через сутки после этого разговора. Ясным морозным утром…

Злате казалось, что хуже уже ничего быть не может. Они слонялись с матерью по дому целыми днями, но все в доме напоминало о нем. С каждой безделушкой была связана какая-то история с его участием. И вспоминая тот или иной эпизод из прошлого, они улыбались, негодовали, плакали вместе. На плече друг у друга.

Любая боль притупляется со временем. Но не каждый готов с этим смириться. Не прошло и года, как заболела мать…

Болезнь прогрессировала медленно, но упорно. И вот мама уже не выходит из комнаты… сидит в кресле за рукоделием, не в силах встать на ноги… не встаёт с кровати…

Доктор назвал какое-то длинное непонятное название болезни и сказал, что от такого не умирают. Главное — стремиться к выздоровлению. Злату на какое-то время успокоил этот ответ. Пока маме в очередной раз не стало хуже. Она вызвала доктора снова, но тот лишь разводил в недоумении руками и твердил, что ничего страшного нет. Она пригласила ещё нескольких специалистов, тратя последние деньги. Ответ был тот же…

Потом серебро стало исчезать в недрах ювелирных лавок или магазинов скупщиков. Мать становилась все бледнее, приходившие чародеи-травники-доктора все сомнительнее… Злата попыталась пробиться в АМХИ — Артефакторно-Магико-Хирургический Институт, но добиться аудиенции ни у одного из ведущих докторов столицы (ни обычных, ни чародеев) не смогла. У нее не было денег, не было связей, не было даже звучного, прославленного имени. Обращать внимание на ее беду никто не собирался.

Помощь пришла неожиданно. На исходе весны в дом пришел гость — невысокий, худой, невзрачный, спросил отца, назвавшись его очень старым знакомым. Злата по наивности впустила мужчину в дом, проводила в гостиную. То, что было потом… Единственное, что она запомнила — зелёные глаза и руки с длинными, аккуратно подстриженными ногтями. Он долго говорил, очень долго, все рассказывал что-то об отце, о прошлом, она слушала. Обмолвилась о болезни матери. Он попросил посмотреть на больную, и она, отчаявшись, повела его наверх. Мать спала и не слышала ни ее слез, ни его тихого задумчивого "Хм…" И вдруг случилось чудо — Злате протянули маленькую невзрачную склянку и сказали:

— Это должно помочь.

Она посмотрела в зелёные глаза, казавшиеся ей сейчас самыми прекрасными на свете, и дрожащей рукой вынула из аристократически длинных пальцев мужчины заветную бутылочку.

Гость ушел, растворился в снежной завесе, оставив в сердце надежду, а в руках заветное лекарство. Это казалось чудом, чуть ли не помощью самого Отца всего живого.

Тогда она еще не представляла, чем заплатит за столь долгожданную помощь.

…

Лекарство помогло. Маме стало лучше, она начала есть и даже попросила Злату почитать что-то из романов леди Алевинской. Злата воспряла духом. Написала управляющему деревней (единственного имеющегося у них куска земли, с которого они кормились, остальные две, увы, были проиграны ещё ее дедом) с целью уточнить размер их дохода этим летом, приказала домоправительнице покупать побольше фруктов и овощей, и что там ещё советуют есть больным седобородые доктора? А когда ей через пару дней пришел отказ на запрос личной аудиенции у главы Придворцовой больницы, она даже почти не расстроилась. Схватила очередной пафосно-героический роман о храбрых воителях и злых драконах и побежала развлекать маму непритязательным чтивом. Она почти поверила, что все будет хорошо…

А потом лекарство закончилось. И мать снова слегла. Надежда, воцарившаяся было в доме, покинула его так же внезапно, как появилась.

Злата опять вызвала докторов, но те ничего нового сказать ей не могли. Она начала расспрашивать папиных знакомых о странном зеленоглазом госте, но никто его не знал и ничего о нем сказать не мог. Девушка даже написала в несколько столичных газет, в колонки объявлений, но неизвестный доброжелатель не откликнулся: то ли не прочитал обращение, то ли не счёл нужным ответить.

Мать худела, бледнела, все реже приходила в себя…

Злата попыталась поймать руководителя АМХИ возле его дома. Простояла полдня под дождем, продрогнув до костей; когда подъехала карета, бросилась вперёд, вцепилась замёрзшим пальцами в дверцу самоходного экипажа, остановившегося на секунду у коварных ворот.

— Пожалуйста, послушайте!

Она больше ничего не успела сказать — лакей с запяток тут же кинулся к ней, оттащил прочь, ругаясь совершенно неприличными словами.

— Уважаемый! Спасите ее! Это же ваша работа!

Уважаемый доктор махнул рукой, приказывая кучеру проезжать в приоткрывшиеся ворота. Ему не было до безумной в своем горе просительницы никакого дела. Он лечил господаря, его семью, некоторых очень важных господ, за что ему платили такие деньги, что не у каждой семьи с приставкой "вен" есть. Что ему до какой-то там "нис Вер", чей род получил привилегии да в ведение три деревни чуть более двухсот лет назад? Один рукав его сюртука из аламейского камлота* стоил дороже ее дома!

Лакей осторожно опустил поникшую девушку на землю и поспешил следом за каретой.

Двое зевак, проходивших мимо, о чем-то пошушукались и пошли дальше. У них были намечены свои, очень важные дела, не имеющие ничего общего с горем девушки, изломанной куклой сидящей на краю дороги.

***

Она вернулась домой уже в сумерках. Грязная, мокрая, обессиленная. Ничего не способная сделать ради матери. А ведь она должна заботиться о ней. Она обещала! Она должна!

У порога дома ее встретил мужчина в маске, прятавшийся в тени крыльца.

— Ниса Вер? — спросил он, выступая из тьмы. Злата вздрогнула, отступила назад.

— Да. Что вам угодно?

Он протянул к ней руку и в свете окна блеснул край зелёного пузырька с лекарством.

— О, отец! Проходите!

Надежда, возникшая на месте отчаянья, всегда светит ярче. Девушка схватила гостя в маске за руку, сама втянула его в дом.

— Пойдёмте в гостиную! Чаю?

Незнакомец не снял ни шляпы, ни перчаток, ни маски. Мягким голосом возразил:

— Нет, благодарю. Нам с вами предстоит конфиденциальный разговор, лишние уши нам ни к чему. Отошлите прислугу.

Злата, глупая Злата послушалась. Сама проводила гостя в гостиную, отправила слуг на ужин, воодушевленная надеждой, уселась напротив мужчины в мягкое кресло, не удосужившись переодеться. Как она могла покинуть такого важного человека хотя бы на пять минут? Ведь он принес её маме лекарство!

— Вы от папиного друга? — спросила девушка незнакомца, кутаясь в шаль.