Время в подарок

О встречах вне расписания и гипотезах вне логики

Великобритания, Годрикова Впадина,

октябрь 2003 года

Под ногами шуршала листва и хлюпала грязь, протяжно завывал ветер, уговаривая любого, кто высунет нос из дома, вернуться. Снейп опустил глаза и с раздражением уставился на неровные отпечатки огромных остроносых ботинок. Дезиллюминационные чары скрывали от любопытных глаз, заклинание Неслышимости позволяло передвигаться бесшумно, но размокшая от промозглого ливня земля просто кричала: здесь кто-то есть! Снейп вздохнул. Воистину, Хэллоуин был для него центральной точкой на чёрной полосе.

Давно он не был так зол, как сегодня. День начинался до отвращения приемлемо, и он почти забыл, что на дворе Хэллоуин. Тем больнее оказался удар реальности. На праздничном ужине Снейп произнёс невнятную, по его меркам, речь, но студентам её вполне хватило. Коллеги явно ожидали чего-то иного. Михаляк осторожно посматривал на директора, но оказался слишком деликатен, чтобы задать вопрос. Клара сверлила его взглядом, но он так и не повернул голову. Захочет — спросит. Бергман по неизвестной причине отсел в конец стола, а рядом со Снейпом уселся Сергеев — как всегда, чрезмерно активный и дружелюбный. Однако, самым сложным испытанием была встреча с профессором маггловедения. Старик Горин церемонно кивнул директору, встретившись с ним в Обеденном зале, но смотрел с тем убийственным осуждением, на какое способна только настоящая старость. Уже во время ужина Снейп понял, в чём причина. Арина, любимица Горина, не пришла. Прислала с эльфом короткую официальную записку для заместителя — и всё.

Северус безучастно наблюдал, как сменяют друг друга основные блюда, и, как только подали десерт, поднялся из-за стола. Его ждал портключ, присланный Малфоем.

И вот он снова стоит у входа на кладбище в Годриковой Впадине. Снейп не был здесь пять лет, но этих пяти лет нет в памяти, и ему кажется, что прошлый Хэллоуин был вчера. Или позавчера.

Под ногами — слякоть, по лицу бьют шершавые ветки старых деревьев. Северус никогда не понимал, почему кладбище, где хоронили Певереллов, Дамблдоров, Лонгботтомов и Эбботов, находится в таком запустении. Порой ему казалось, что это вообще черта волшебников — прощаться с умершими однажды и навсегда. Магглорождённые и полукровки изредка навещали могилы родственников, но чистокровным всегда хватало болтливого портрета. Или просто воспоминаний. Снейп не интересовался причинами такого наплевательского отношения к умершим. Для него существовал только один человек, чью могилу он навещал каждый год. Первое время имя Джеймса Поттера на камне заставляло сжимать зубы до скрежета, а кулаки — до крови от впившихся ногтей, но впоследствии Поттер-младший стал подавать достаточно поводов для персональной ненависти, и Джеймс отошёл на второй план. Именно тогда, в середине девяностых, Лили Эванс окончательно превратилась для Северуса в Лили Поттер. Он не признавал этого, но, в сущности, смирился. Огневиски уступил место чаю с Дамблдором, на смену дневной бессильной злобе пришли студенческие отработки. Неизменной осталась только разъедающая душу вина и ежегодные визиты в Годрикову Впадину.

Обычно Снейп аппарировал сюда после пира в Хогвартсе, но на сей раз пришлось просить Драко о помощи. Официальный портключ на имя Северуса Снейпа гарантировал британскому Портальному управлению немало пищи для сплетен, аврорату — средней руки операцию, а директору Дурмстранга ? немало проблем, в то время как наследник Малфоев имел право рвануть хоть в Новую Зеландию. Никаких вопросов.

Снейп еле успел ко времени активации и приземлился как раз напротив белоснежного обелиска.

Нарочно не придумаешь.

Он поскорее миновал это бестолковое сооружение, стараясь не задерживать на нём взгляд. Обелиск напоминал неуклюжую попытку магического мира извиниться перед одной-единственной семьёй. Подножие скульптуры утопало в беспорядочном ворохе свежих цветов. Упругие лепестки и крепкие стебли не оставляли сомнений в том, когда их принесли. В Хэллоуин каждая министерская собака считала своим долгом оставить букет с пышной надписью и аппарировать по своим делам.

Уж лучше бы поставили памятник Мальчику-который-всё-таки-выжил.

Хотя, кто их знает. Может, уже поставили? Только бы не на кладбище.

Снейп зацепился за ветку и пошёл дальше, сутулясь и щурясь. Впервые подумал о том, что, кажется, садится зрение. Раньше он видел в темноте, как кошка. И бил без промаха.

Дождь полил с удвоенной яростью. Проклиная Англию, Снейп подобрал полы мантии и, увязая в родной октябрьской грязи, двинулся дальше.

Он привычно лавировал между тоскливыми однотипными возвышениями и только дважды споткнулся о новые, ещё не заросшие и не покрывшиеся плесенью надгробия. Могила Лили была уже близко, Снейп видел сгорбленную иву, опустившую седые полуголые ветви в большую лужу.

Он сделал ещё два шага — и замер. От падения в ближайшую канавку его спасло геройское и не очень геройское прошлое.

Под его любимой ивой стоял, прислонившись к стволу, Гарри Поттер. Мантия промокла насквозь, по лицу и очкам текли тоненькие струйки воды. Даже в осенней темноте были видны красные от холода ладони. Но это волновало Снейпа в последнюю очередь. Поттер разговаривал сам с собой — сбивчиво, суетливо, жарко.

— ...я точно знаю, что он жив. Мама, ты ведь была бы рада, я знаю. Мне жаль, что у вас... что вы не остались друзьями. Иногда я думаю, мог ли он помириться с тобой, папа? Я думаю, нет. Но хочу надеяться, что смог бы. Тогда он не стал бы меня так ненавидеть, верно? И мне бы лучше удавались зелья... Я верю, что он жив. Малфой врёт, я вижу по глазам. Ему меня жалко, а меня всю жизнь кто-то жалеет, я знаю этот взгляд, знаю! Представляете, меня жалеет Малфой! Я не знаю, зачем Гермиона спасала его, но... спасла же. Ради меня? Или нет? Не знаю. Мне кажется, она за этим и была в прошлом. Если бы вы могли сказать, что думаете!

Поттер на секунду замолчал. Снейп не шевелился, забыв обо всех наложенных чарах. Ему казалось, что, если он хотя бы моргнёт, Поттер услышит. Но мальчишка не слышал. Он что-то спрашивал у родителей, на кого-то жаловался. Поток знакомых имён грохотал, как водопад.

— Гермиона говорит, что я ребёнок, а Рон говорит, что я просто не отошёл после войны, но это он врёт, он же во всём согласен с Гермионой! — с обидой проговорил мальчишка и посыпал словами дальше.

У Снейпа было подозрение, что Поттер ломает комедию, что он знает, кто стоит за его спиной. Потому что иначе всё ещё хуже, чем он думает.

— Это страшно, конечно, — вдруг проговорил Поттер севшим голосом. — Но я бы хотел, чтобы у них было по крестражу. У Дамблдора. У Ремуса. У Сириуса. И... у Снейпа. У профессора Снейпа, — он слегка ухмыльнулся, но улыбка соскользнула с лица, как жидкое тесто. Уголки рта поползли вниз, лицо перекосилось.

Снейп растерянно смотрел на Поттера. В «Пророке» он краем глаза видел всевозможные хвалебные речи самому себе — Поттер не скупился на такого рода песни, но он считал это чем-то вроде публичного искупления. Скривился, смял — и в камин.

Он снова сощурился. Нет, ошибки не было. Мальчишка плакал. Плакал и смеялся одновременно. Фраза «я один» повторялась с завидной частотой.

Мантикора тебя раздери, Поттер! Я так спокойно жил.

Герой Магической Британии снова открыл рот, чтобы что-то сказать, когда кладбищенскую темноту прорезал тонкий ярко-зелёный луч. Снейп видел такую картину не раз на своём веку и точно знал: достать палочку он не успеет. И закрыть Поттера своим телом — тоже. Но...

Громкий женский окрик застал его в шаге мальчишки.

— Protego Maxima!

Косой, тонкий, безграмотно выставленный щит сработал. Заклинание скользнуло по его краю и ушло в пустоту. Поттер выхватил палочку и приготовился бить, когда ещё один зелёный луч пошёл с другой стороны. Снейп не медлил. Он сгрёб бравого аврора, как котёнка и швырнул на землю. Прямо в грязь.

Политесы подождут.

Зажать сопротивляющемуся Поттеру рот, и...

— Молчите, Поттер. Мерлина ради.

Зелёные глазищи распахнулись и с ужасом уставились в пустоту. Снейп осторожно убрал руку и приподнялся на локте. Разноцветные лучи плясали по верхам, где-то кричала женщина. Рядом с ними чьё-то режущее прошлось по краю куста.

— С женой? — коротко спросил Снейп.

— Нет, — прошептал Гарри. — Профессор?..

Снейп сжал плечо Поттера, сосредоточился — и выругался. Кладбище покрывал крепкий Антиаппарационный купол.

— Накладывайте Дезиллюминационные и держите щит. Двигаться под щитом умеете?

Лицо Поттера приняло возмущённо-обиженное выражение, и Северус почувствовал что-то вроде ностальгии.

— На счёт «три» бегите к выходу и петляйте. Раз, два, три!

— А вы?

— И я. Пошёл!

Поттер перекатился в сторону кустов — и исчез из виду. Снейп медленно поднялся на колени. Заклинания были беспорядочными, но откуда их кидали, он уже понял.

Невербальное Petrificus — и худой оборванный парнишка в трёх метрах от него упал солдатиком. Добавим Incarcerous — и можно бежать дальше. Впереди маячил второй любитель кладбищенских прогулок, но он был не один. Крепкая девица, до неприличия похожая на свою мать, размахивала палочкой, как саблей. Снейп некуртуазно оглушил незнакомца сзади и застыл от визга Джиневры. Он еле успел выставить щит, повернулся...

И мир взорвался. В паре метров от него судорожно дёргался Уолден Макнейр. Хрипя и ругаясь, он пытался разорвать путы, стянувшие руки. Такие же путы медленно окутывали ступни — крепкие, серые, так похожие на верёвки из слизи.

Северус знал этот почерк.

— Падаль! Трус! — надрывался Пожиратель. Он брызгал слюной, пытаясь дотянуться до Джиневры. — Кто там с тобой? Высуни нос, тварь! Ну! Гриффиндорово отродье, будьте вы все прокл...

Макнейр хрипло закашлялся и стал ещё сильнее дёргать руками. Жгуты, как Дьявольские силки, сжимались плотнее и обвивали уже не только запястья, но и предплечья.

Сквозь грохот дождя и кашель Пожирателя Снейп слышал голос Поттера, который кричал, что купол снят.

— Проф... Мерлин!

Поттер уставился на Макнейра.

— Вызывайте авроров. Через пару минут от него ничего не останется, — Снейп проводил взглядом серебристого оленя и добавил по-русски. — Арина, выходите, быстро!

* * *

— Может, ещё чашечку, профессор?

— Какой я Вам профессор, миссис Поттер? — хмуро отозвался Снейп.

Они с Джиневрой сидели в большой светлой кухне размером с его старую гостиную в Паучьем Тупике. Кухня была, наверное, модная, хотя кто их разберёт, современных волшебников. Снейп знал одно: он бы лучше жил на улице, чем в доме с такой кухней. В ней всё показательно блестело, сверкало и демонстрировало достаток — от гладкой столешницы с неестественно тонкими плетёными салфетками до вычурных стульев с резной металлической спинкой. Кухня была шикарная и требовала выразить восхищение. Снейп восхититься не мог. Он чуял в этом замечательном светлом помещении запустение и духоту. Такая атмосфера бывает в домах старых супругов, у которых каждый день — яичница с хлебом на завтрак, хондроз на обед и ватное одеяло на ужин. Такая атмосфера бывает у двух людей, связанных долгим несчастливым браком, потому что каждый новый день они проводят под общей крышей и с тяжестью на сердце. Не таким должен быть дом двух молодых героев, которые и женаты-то без году неделя. И кухня тоже должна быть другой — пропахшей приправами, деревом и воском, а не пластиком и чистящим средством. С поцарапанным столом и хорошо спрятанной подкопченной сковородкой. Когда-то Снейп мечтал, что у них с Лили будет дом с такой кухней. Как показало время, Лили мечтала совсем о другом, потому что теперь он сидел в восстановленном доме Поттеров с новой миссис Поттер — правда, тоже рыжей — и пил кофе с Огневиски. Пропорцию посоветовала Джиневра: один к двум в пользу Огневиски.