Драматургия ГДР

КАРТИНА ВТОРАЯ

Двор богатого дома в Багдаде. Хозяин дома А б у а л ь К а с с и м возлежит под балдахином и отдыхает. Черный с л у г а обмахивает его опахалом. Из дома доносятся приглушенные звуки флейты. Д а р д а н а, хозяйка дома, неподвижно лежит в тени каменной стены и не отрываясь глядит в смотровую щель, на улицу. Молоденькая с л у ж а н к а вносит узкий кувшин и наливает обоим кофе в крошечные чашечки, затем так же бесшумно исчезает. На сцене царит атмосфера богатства и покоя.

Д а р д а н а (тихо, не оборачиваясь). Я вижу твоего друга, он идет сюда.

А б у. Какого друга?

Д а р д а н а. Твоего единственного друга.

А б у. Калафа бен Юссуфа? Что привело его в мой дом в столь неподходящий час? Калафа, великого знатока и хранителя наших обычаев? Ведь он, как никто иной, знает все правила приличия, и это вызывает у меня даже чувство зависти. Неужели он забыл, что именно за это я его люблю и восхищаюсь им? Разве он не знает, что его невозмутимость, равная невозмутимости луны, уважаема всеми в нашей стране? Что так изменило его? Я крайне обеспокоен, Дардана! Я не хочу его видеть — меня нет дома. Поболтай с ним и узнай, что с ним стряслось. А может быть, он со мной заранее договорился, и я забыл об этом?

Д а р д а н а. Абу, я знаю, он не извещал тебя о своем приходе.

А б у. Я так и предполагал. Он спешит?

Д а р д а н а. Да, очень спешит.

А б у. Он один?

Д а р д а н а. Нет, я вижу целый караван ослов и две колонны верблюдов.

А б у (приподнимаясь). Посмотри-ка, может быть, он собрался в дорогу?

Д а р д а н а (все еще равнодушно). Похоже, что он собрался в долгое путешествие.

Абу аль Кассим вскакивает и хлопает в ладоши, со всех сторон появляются с л у г и и с л у ж а н к и.

А б у. Я ожидаю моего гостя Калафа бен Юссуфа. Быстро! Его любимое вино, его любимые кушанья, ложе для отдыха, балдахин, танцовщицу Сулейву и цимбалы. Я сказал — цимбалы! И тихую музыку. (Подбегает к смотровой щели и глядит на улицу.)

В это время на сцене слуги поспешно вносят и устанавливают все, что он приказал. Тишины как не бывало.

(Недовольно глядя на свою жену.) Дардана! Поторопись! Отъезд моего друга Калафа может стать для нас величайшим счастьем, если он уедет достаточно далеко.

Д а р д а н а. Прекрасно. Но почему ты так волнуешься?

А б у. Быстро переоденься! Нарядись так, как будто мы идем к самому калифу! Дардана!

Она недовольно подчиняется и спешит в дом. Между тем все уже готово к приему гостя вплоть до напитков и кушаний. Танцовщица С у л е й в а появляется и ложится на диван. Флейты замолкают. Аль Кассим оценивающе осматривает все вокруг, собственноручно поправляет подушку и снова укладывается на свое ложе, как будто бы он никогда и не поднимался с него. Наступает тишина еще более глубокая, чем раньше. Появляется п р и в р а т н и к.

П р и в р а т н и к (докладывает). Калаф бен Юссуф желает посетить моего господина.

А б у. Мой единственный друг! Ты умрешь, собачий сын, если заставишь его ждать хоть минуту! (Кричит, чтобы гость услышал его, и вскакивает с места. Спешит навстречу гостю, вошедшему во двор.)

Они падают друг другу в объятия, вскрикивая при этом пылко и громко.

А б у. Свет очей моих, единственный и лучший из друзей, брат мой. Да будет мой дом — твоим домом. О, как я ждал тебя!

К а л а ф. Абу, мои мысли — твои мысли, единственный брат мой!

Абу сопровождает Калафа к его ложу, пристально смотрит на него.

А б у. Зависть зеленью покрыла мое лицо — как прекрасно ты выглядишь.

К а л а ф. Это счастье новой встречи с тобой так оживило меня, Абу. (Опускается на ложе.)

Абу садится напротив него. Хлопает в ладоши. Вносят кальян, они курят молча, улыбаясь друг другу.

(Оглядываясь.) Ты ждал меня?

А б у. Мой дом всегда к твоим услугам, ибо ты его господин, ты ведь это знаешь, Калаф!

К а л а ф. Ты отдыхал, я обеспокоил тебя своим нетерпением. Я безутешен.

А б у. Меня измучило одиночество — но ты пришел — как ты себя чувствуешь, Калаф, — какое великое счастье, что у меня есть ты. Дардана! К нам пришел Калаф! Наконец-то. Со вчерашнего дня, когда мы расстались, я все время размышлял о твоих мудрых словах; так прекрасно отходить ко сну, обдумывая их.

Появляется Д а р д а н а в пышных и дорогих одеждах и приветствует гостя по восточному обычаю, почти как возлюбленного.

Д а р д а н а. О Калаф! Как одинок был наш дом без тебя! Каким он снова наполнен весельем!

К а л а ф. Абу, ты ослепил меня прекрасной Дарданой! Как я мог осмелиться проникнуть в твою сокровищницу. Я удаляюсь со стыдом. (Поднимается, собираясь удалиться.)

Абу вскакивает и снова усаживает его в подушки.

А б у. Цимбалисты, пусть поют птицы.

Раздается щебетание птиц.

Калаф, какое преступление я совершил, что недостоин сделать тебя счастливым — прости мое недомыслие!

К а л а ф. До того, как вступить в твой дом, я считал себя счастливым, потому что предпринимаю большое путешествие, потому что богатство мое растет, потому что мои рабы любят меня. Да простит мне аллах мое тщеславие, только здесь у вас я познал, что такое истинное счастье!

Дардана хлопает в ладоши, с л у г и вносят блюда.

Кагар с фигами — мое любимое кушанье. А что это так благоухает? Мое любимое вино! Абу, ты волшебник. Как ты смог с твоего ложа заглянуть в самые тайные уголки моего сердца и узнать все мои желания.

А б у. Отведай сначала! Если ты найдешь какой-нибудь недостаток, я прикажу повесить повара и утопить виночерпия.

К а л а ф (пробует еду). Воистину это пища богов. Я похищу у тебя твоего повара и твоего виночерпия! Теперь я знаю, что такое счастье!

Все трое молча едят.

А б у (небрежно). Путешествие надолго разлучит нас с тобой?

К а л а ф. Смертный не может уехать далеко. Путь недолгий, но тяжелый. Пустыня, море, разбойники бедуины. Да еще песчаные бури, бури на море. А в Кувейте на рынке убийцы, воры, обманщики. Я не хотел уезжать, не запечатлев еще раз ваши лица в глубине моего сердца и не испросив вашего благословения. А еще мне нужен твой совет, единственный друг мой.

А б у. В Кувейт на рынок ковров? Это очень большой путь, драгоценный брат мой, тобой движет великий дух предприимчивости! А что будет с твоими ткацкими мастерскими, с твоими складами? Аллах да охранит твой путь, но даже если он даст тебе крылья, раньше будущего лета Багдад не увидит тебя в своих стенах. Ты ничего не пьешь, я прикажу утопить виночерпия, этого черного таракана!

К а л а ф (выпивает залпом стакан вина). Твой виночерпий заслуживает небесного блаженства. Мои заботы невелики, брат. Только разлука с вами исторгает у меня слезы. Все остальное я оставляю в наилучшем порядке. В моем доме остались верные слуги, хоть они не могут сравниться с твоими, мои склады охраняют преданные сторожа, которые за меня готовы на смерть. Моих неподкупных управителей даже я сам не смог бы подкупить. А вчера вечером я выгодно купил склад шерсти этого старого негодяя — Байга. Шерсти теперь надолго хватит — до моего счастливого возвращения.

А б у. Клянусь Сезамом! Вот что называется настоящее дело! Счастливчик! Вот что называется подготовиться к путешествию! Дардана, он устыдил меня. Я унижен в твоих глазах.

Д а р д а н а. Отныне в Багдаде для каждого, кто захочет купить ковер, существуют только два имени — Кассим и Юссуф. Даже Байг не мог с вами сравниться.

А б у. Потому что мы друзья, моя голубка, единственные в мире настоящие друзья! За два года, действуя сообща, мы получили девять ткацких мастерских — это придает уверенность и вызывает аппетит! И каждый из пяти прежних владельцев еще год назад был сильнее, чем мы оба вместе взятые! Несчастье их заключалось в том, что мы целиком можем положиться друг на друга!

К а л а ф. Аллах наградил нас этой дружбой! Аллах также поймет, что нам теперь необходим еще больший рынок! Вот почему я уезжаю в Кувейт. Мой друг Абу будет оберегать мое имущество, пока я буду на чужбине. Я прошу тебя об этом, Абу, чтобы я мог уехать с миром.

А б у. Твое имущество станет моим имуществом. Любая рука, посягнувшая на него, будет отрублена. Твоя просьба, брат мой, для меня приказ, от которого меня не может освободить даже смерть.

Калаф поднимается, и оба целуются, заключив друг друга в объятия.

К а л а ф. Благодарю тебя, Абу, я чувствую, как твоя кровь струится в моих жилах.

А б у. Дардана, не хочешь ли ты подняться на крышу в твой сад и сорвать самую красивую лилию для нашего друга? Прошу тебя, сорви для него пурпурную лилию, хотя она цветет только один раз в десять лет.

Д а р д а н а. Твое великодушие служит мне укором. (Искоса взглянув на мужа, уходит.)

А б у. Есть ли у тебя еще какое-нибудь желание, брат мой?

К а л а ф (кричит). Сулейман!

Появляются б е д у и н ы и ставят перед ним глиняный кувшин.

Еще одна скромная просьба, вот этот простой глиняный кувшин с маслинами, подарок моего чудака прадеда. Маслины собраны в грозу и обрызнуты молоком львицы. Я хочу, чтобы они сохранялись в надежном месте.

А б у (кивает). Следуй за мной в мой самый глубокий подвал, поставь кувшин между сокровищами моих предков, и ты найдешь его нетронутым, даже если за это время солнце превратится в луну.

Оба берутся за ручки кувшина и выносят его из комнаты. Д а р д а н а появляется из-за ковра, держа в руке лилию, и садится. Она очень раздражена.

Д а р д а н а. Из-за какого-то кувшина с маслинами он выпроваживает меня из комнаты. Это оскорбительно.

Д р у з ь я возвращаются. Абу садится. Калаф остается стоять.

К а л а ф. Полуденный жар прошел. Человек не может быть зачат без отца, не может родиться без матери. Но что такое человек, если у него нет друга? Мое сердце переполнено радостью. С ней я отправляюсь в путь. Прежде чем зайдет солнце, город останется у меня за спиной.

А б у. Однако, Калаф! В кувшине еще осталось вино!

Д а р д а н а. Не задерживай его, мой повелитель. Только тот, у кого спокойно на душе, быстро отправляется в путь. Он знает цену верности Абу аль Кассима!

А б у. Боль нашей разлуки хотела задержать тебя. О друг мой, прими от меня белую ослицу.

Д а р д а н а. Белую ослицу?

А б у. Пусть она будет моим благословением, Калаф!

К а л а ф. Ах, Абу, я растерян. У меня кружится голова от твоей великодушной щедрости. Почему ты смеешься над уезжающим другом? Я не могу принять твою белую ослицу.

А б у. У меня уже нет белой ослицы. Спеши, мой друг, — аллах да осыплет тебя своими благословениями!

К а л а ф. Какая жестокость. Ты отсылаешь меня, лишая возможности отблагодарить тебя, брат мой.

А б у. Благодарностью для меня будет твое успешное возвращение! Салам алейкум! Пусть мои глаза сгниют и их сожрут мухи, если они станут веселыми, прежде чем снова увидят тебя. Мой Калаф!

Обнимаются. Надолго замирают в объятии. Оба плачут. Дардана тоже плачет, прощаясь с Калафом. К а л а ф быстро уходит, не оборачиваясь. Абу и его жена смотрят друг на друга, затем залезают на площадку на стене.

Д а р д а н а. Разве было так необходимо отдавать ослицу?