Драматургия ГДР

КАРТИНА ТРИНАДЦАТАЯ

Квартира Штибера в Париже. Кровать, умывальник, дверь в соседнюю комнату.

М а р и я еще в постели. Ш т и б е р одевается.

Ш т и б е р. Марихен, ты спишь? Солнце решающего дня уже всходит.

М а р и я. Ты и сегодня должен гоняться за этими людьми?

Ш т и б е р. Мы здесь на службе.

М а р и я. Кажется, меня кольнуло. Выше. Еще выше. Здесь.

Ш т и б е р. Ничего не вижу. Пора на службу.

М а р и я. Эти люди и в самом деле такие гадкие?

Ш т и б е р. Ты даже не представляешь себе, как бы выглядел мир, если бы он был устроен по-ихнему.

М а р и я. Кажется, тогда ты говорил о трех-четырех месяцах? А прошел уже почти год. И сколько еще протянется?..

Ш т и б е р. Чтобы уничтожить коммунизм в Германии, нужно… Сейчас сентябрь… пожалуй, к маю-июню. А теперь: подъем! Одевайся!

М а р и я. А как бы выглядел мир по-ихнему?

Ш т и б е р. Они переворачивают мир с ног на голову. Например, ты звонишь горничной: Минна, где варенье? Сударыня, мы обнаружили, что в Средней Азии несколько миллионов человек уже пятьсот лет голодают, среднеевропейское варенье отправили в Среднюю Азию. Или ты хочешь купить пару туфель. Простите, в Южной Америке двадцать пять миллионов, а может быть, и сорок пять ходят босиком, так что последнюю партию отправили в Южную Америку.

М а р и я. Мои туфли?

Ш т и б е р. Твои прелестные туфли. Но это не все. В Средней Азии привыкнут жрать варенье, в Южной Америке будут требовать туфли, однажды им понадобятся костюмы, как у нас, а потом они захотят жить в домах, похожих на наши, потребуют носовые платки и гуталин, обед и ужин, короче, все, что нужно человеку. И все это придется распределять по-новому. На сто миллионов человек. А господина Маркса и его красненьких это совсем не пугает, можешь мне верить.

М а р и я. И женщин распределят по-новому?

Ш т и б е р. Записано черным по белому. Это у них получится очень просто. Вместо того чтобы отправиться в публичный дом и заплатить, как это подобает приличному человеку, к жене фабриканта Борзига ворвется ее кучер и марш в кровать, а к жене фон Бётцова — батрак, живо на солому. Все преграды рушатся. В пивных только возбуждающие танцы. Особенно вальс. А книги! Похоть, фривольные сценки, ничего для души, ни побед, ни героев, никаких идиллий! В театрах пьесы только о крестьянах и политике, вроде как о Вильгельме Телле и Эгмонте. А что касается моды, так об этом и вообще говорить не хочу. Срам прикроют, и хорошо! Подъем, одеваться.

М а р и я. Всегда только служба и служба!

Ш т и б е р. Мне кажется, ты командировку за службу не считаешь. К сожалению, немцы забывают, что такое значительное стихотворение, как «Горные вершины спят во тьме ночной», было написано тюрингским министерским чиновником в командировке, хотя должен заметить, что мы из нашей поездки ничего подобного домой не привезем.

М а р и я. Но, может быть, одну из атласных сумочек, какие мы вчера видели?

Раздается стук. Штибер открывает.

Входит Ф л е р и.

Ш т и б е р. Флери, я рад, все идет, как задумано. Мария, это Флери. В мое отсутствие он о тебе позаботится.

Ф л е р и. Мадам!

М а р и я. Очень приятно!

Ш т и б е р. Люди на своих местах?

Флери свистит. На мгновение показываются спрятавшиеся п о л и ц е й с к и е.

Ф л е р и. Гирш будет здесь через несколько минут.

Ш т и б е р. Как только все закончится, уезжайте в Лондон.

Ф л е р и (держав руке шляпу). Мне придется нанять карету. Скорую. Сегодня воскресенье, двойной тариф.

Штибер дает ему деньги.

Мадам, пока.

М а р и я. Очень рада.

Ф л е р и. И я. (Уходит.)

Ш т и б е р. Доверься ему. Это наш лучший работник, отлично говорит по-французски и по-английски, даже немного по-ирландски. Светская особа.

М а р и я. Опасный парень?

Ш т и б е р. Еще бы.

М а р и я. Но ты им командуешь.

Ш т и б е р. Как и всеми.

М а р и я. Я бы тебя ужас как боялась!

Ш т и б е р. Мой взгляд действует на всех. Когда я направляю на тебя весь мой мужской темперамент, это, как в зеркале, отражается в глазах. Взгляд свободен и силен. Мой взгляд наступает, поражает и побеждает.

М а р и я. Мой хищник!

Стучат. Штибер открывает. Входит Г и р ш.

Ш т и б е р. Доброе утро, любезный. (Запирает дверь, ключ кладет в карман.) Господин Гирш.

М а р и я. Очень приятно.

Г и р ш. Привез кое-что для вас. Подлинная книга протоколов.

Ш т и б е р. Гирш! Мы знаем, чем мы вам обязаны. Но и вам известно, чем вы нам обязаны. Мы нуждаемся в ваших услугах.

Г и р ш. С удовольствием.

Ш т и б е р. Не в Париже.

Г и р ш. Путешествия — моя страсть.

Ш т и б е р. Нам это известно. Поэтому мы считаем, что после долгого отсутствия вас вновь потянет в Пруссию. В Кёльне через несколько дней начнется процесс. Ваши личные показания на этом процессе избавят нас от излишней работы. После процесса вы сможете уехать из Пруссии куда пожелаете.

Гирш смеется, как будто его щекочут.

Чтобы в нашей беседе не было неясностей, потрудитесь, господин Гирш, ознакомиться со списком прусских граждан, подделывавших, как и вы, векселя. Французские власти выдали их Пруссии. Поскольку виновные в подделке векселей подлежат выдаче. Мы приглашаем вас в Кёльн.

Г и р ш. Предположим, я приму ваше предложение. Но что это даст? Да каждый воробей в Кёльне чирикает с крыши, что Гирш, он же Шерваль, человек Штибера.

Ш т и б е р. И мы так подумали. А поэтому решили — чисто формально — просить французскую полицию арестовать вас как красного революционера и выдать нам. Что вы на это скажете?

Гирш смеется и гладит Штибера по голове. Затем встает и идет к двери.

(Следит за ним, достает ключ из кармана, открывает дверь.) Как угодно. Что у меня в руке? (Показывает книгу протоколов, кричит в коридор.) Кто вы такой? Вам не уйти!

Г и р ш. Штибер, что это значит?

Ш т и б е р (снимает с руки часы). На помощь, грабят! (Бросает часы в коридор.)

Г и р ш. Вот как! Убью!

Завязывается борьба.

Ш т и б е р. Полиция! Воры!

Появляются п о л и ц е й с к и е. Музыка.

На помощь Штиберу бежит М а р и я.

Гирш кусает ее в грудь. На него наваливаются полицейские.

(В публику, с видом важного политического деятеля.) Это событие вновь выставляет главарей мирового коммунизма в неприглядном свете. Нарушение общественного спокойствия, угроза убийства, насилие среди бела дня. Перед возмущенной общественностью развертывается ужасная панорама красного заговора против собственности, права и закона. Сегодня у нас в руках такие материалы против красной партии, каких мы никогда не имели. Спасибо за внимание.

Г и р ш. Сударыня, это самая феноменальная комедия, какую я когда-либо видел.

Ш т и б е р. Отношение ко мне всегда было весьма пристрастным. Но эту операцию я считаю предельно ясной. (Уходит.)

Мария долго машет ему рукой.

М а р и я. Провожаю мужа на столь опасные дела, и страх леденит душу. Я не боялась бы так сильно, если бы мой супруг подарил мне сына, и я могла бы его нежить, целовать. Хоть взгляд у него пронзительный, но в цель он, видно, никак попасть не может.

Ф л е р и (стучит снаружи). Это я, Флери!

Мария открывает.

(Входя.) Вижу следы побоища.

М а р и я. Это все Гирш! Порвал на мне платье и укусил. Вот сюда.

Ф л е р и. Мадам! А ваш супруг?

М а р и я. Повел сумасшедшего в тюрьму.

Ф л е р и. И в самом деле следы укуса. (Закрывает дверь.)

М а р и я. Вы замечательно говорите и по-немецки.

Ф л е р и. Я из-под Дрездена. Он так бушевал?

М а р и я. И кричал бессовестный! Орал: «Убью!»

Ф л е р и. Но ваш супруг вступился за вас?

М а р и я. Еще как! О боже! Сердце! Я падаю в обморок.

Ф л е р и. Падайте, мадам, падайте. (Подхватывает ее.)

Объятия.

З а н а в е с.