Тени прошлого

Глава 51. Словно сорок лет назад

— Слава богу!.. Прости меня, любовь моя… прости за всё… — прошептала я, с усилием вдыхая воздух в лёгкие, а по телу уже растекалась невыносимая боль, источником которой был нож, проткнувший насквозь мою грудную клетку.

Том с невыразимым страхом смотрел мне в глаза, а мной, несмотря на боль, завладевало спокойствие. Всё, что я сейчас хотела, — это умереть, по-настоящему умереть, совсем. Я не была достойна этой жизни после всего, что успела сотворить.

И вдруг я услышала голос Лестата. Он, как ангел смерти, как всегда появлялся в самый последний момент. Как всегда не вовремя. Том сразу приказал ему принести наркотический анальгетик, и буквально через минуту наркотик уже начал расходиться по моим венам, даря долгожданный покой. С этого момента я всё глубже и глубже погружалась в забвение, и до меня доносились лишь отрывки фраз.

«Она умрёт… сердце… моя кровь, — всё, что я смогла разобрать из полного страха голоса Лестата, а потом до меня донёсся голос Тома: — Она… Лестат».

Дальше слова стали сливаться в одну сплошную кашу, я уже не могла ничего понять. Я уже почти ничего и не чувствовала. Последним ощущением было то, как кто-то поднял меня на руки и куда-то понёс. И сознание погрузилось в небытие.

Боль. Первой всегда появлялась боль. Боль в груди. Я словно плыла в океане: то всплывала на поверхность, и мою грудь охватывали стальные тиски боли, то глубоко погружалась в тёмные воды, и боль исчезала, впрочем, как и всё остальное. Иногда до меня доносились отрывки фраз, но я не понимала их значения. Я не помнила голосов. Я просто слышала кусочки чьих-то разговоров сквозь толстый слой воды.

— Тина…

— Это он!..

— Вернись ко мне, прошу…

— Господи, помоги, умоляю… Забери меня… верни её…

— Тинь-Тинь…

— Как она?..

— Ещё два кубика…

— Я правильно делаю?..

— Да…

А потом я вдруг начала слышать сквозь толщу воды стихи. Такие до боли знакомые стихотворения, читаемые таким до боли знакомым голосом. Сначала до меня доносились отдельные строфы, перемешанные с обрывками разговоров, причём голосов стало намного больше, чем было до этого. Но с каждым разом, когда я слышала строфы, слой воды становился тоньше и тоньше, а слышала я всё лучше и лучше.

Я вдруг стала понимать, что теперь иногда погружаюсь в сон, а иногда просыпаюсь. И после каждого… сна я чувствовала себя всё лучше и лучше. Лучше и лучше чувствовала, причём не только боль и звуки, ко мне возвращалась и вся остальная чувствительность. Мысли… становились быстрее, осознаннее. Мысли складывались в целые размышления. И появились сновидения. А ещё ко мне постепенно стала возвращаться память… Воспоминания перемешивались со снами, разные воспоминания, счастливые, печальные, кошмарные.

И вдруг я вспомнила, кому принадлежал чарующий голос, что читал мне стихи. Я вспомнила и сами стихи. Но когда я это осознала, голос внезапно замолчал на середине главы. Я немного подождала, вдруг это была вынужденная пауза, но Том не продолжил чтение. И тогда я решила продолжить сама, по памяти, так как этот отрывок знала в совершенстве:

— Я к вам пишу… чего же боле?.. Что я могу ещё сказать?.. Теперь я знаю, в вашей воле… меня презреньем наказать… Но вы, к моей несчастной доле… хоть каплю жалости храня… вы не оставите меня…

— С возвращением, Тинь-Тинь… — услышала я бархатный баритон спустя полминуты и, открыв глаза, улыбнулась.

— Привет.

Я лежала на функциональной кровати, заботливо укутанная кем-то в лёгкое одеяло, а рядом со мной на стуле сидел он. Том. Красавец-Том в любимом хирургическом костюме тёмно-синего цвета.

— Как себя чувствуешь? — с широкой улыбкой на лице поинтересовался он.

— Нецензурные выражения использовать можно? — хрипло уточнила я, ведь грудную клетку всё ещё саднило от боли.

— Здесь дети… — оглянувшись по сторонам, с усмешкой ответил Том.

— Тогда нормально, — тяжело вздохнула я, а потом неуверенно спросила: — Я всё-таки умерла?

Услышав мою реплику, Том громко рассмеялся в ответ.

— Знаешь, мне немного обидно слышать такое, потому что я почти две недели боролся за твою жизнь.

— Но как такое возможно?.. — тихо проговорила я, поскольку в моих последних воспоминаниях он выглядел совсем по-другому. В тех самых ужасных воспоминаниях… — Неужели мне всё это приснилось? Какой… какой сейчас год? Что произошло?..

— Ох, Тинь-Тинь… — с тяжёлым вздохом протянул Том, а потом с прежней улыбкой продолжил говорить: — За окном двадцать второе мая тысяча девятьсот девяносто шестого года. Ты хоть знаешь, где находишься?

Я растерянно посмотрела ему за плечо и по огромным оконным пролётам, выполненным в готическом стиле, быстро узнала место своего пребывания.

— В Хогвартсе? — уточнила я и по широкой улыбке сразу поняла, что мои догадки верны. Внимательно присмотревшись к Тому, я всё же заметила, что в его внешности были кое-какие отличия от воспоминаний сорокалетней давности. — Твои виски… ты поседел…

— Да, — рассмеялся он в ответ, проведя рукой по чёрным волосам средней длины. — Последняя остановка твоего сердца заставила меня сильно понервничать.

— И сколько их было всего? — поинтересовалась я и тут же получила исчерпывающий ответ:

— Четыре.

— Надо же, — протянула я, всё ещё изумлённо глядя на того молодого хирурга, что сидел передо мной и насмешливо смотрел прямо на меня. — Неужели нейрохирург сумел зашить рану сердца?.. Где ты пунктировал перикард? В точке Пирогова-Делорма?

— Нет. Ларрея.

— Но откуда ты это всё знал?.. Я же не учила вас этому…

— Тинь-Тинь, хочешь, я расскажу тебе одну очень интересную историю? — со смехом в голосе предложил Том, и я медленно кивнула, тоже широко улыбнувшись. — Во время моей учёбы в медицинском университете, а именно на пятом курсе, группу, в которой я учился, на цикле нейрохирургии взяла себе одна очень принципиальная стерва. Не знаю, почему, но я ей сразу не понравился… Конечно, это может быть связано с тем, что я пять лет до этого мозолил ей глаза своим присутствием в операционной, но не суть. В общем, на одном из семинаров, посвящённому закрытым черепно-мозговым травмам, эта стерва умудрилась завалить меня на пункции перикарда и технике открытого массажа сердца, хотя к теме занятия он имел самое косвенное отношение. И в итоге я две недели после занятий просидел в библиотеке почти до самой ночи и старательно учил показания, технику выполнения, доступы к сердцу, точки пунктирования перикарда и необходимое анестезиологическое пособие. А заодно и выучил возможные сочетанные и комбинированные повреждения.

— Вот как! — теперь была моя очередь смеяться, правда, сильному смеху препятствовала боль в груди. — Знаешь, а я до сих пор помню кое-чьи слова: «Профессор Д’Лионкур, я уже всё решил для себя: я буду нейрохирургом, и ваш открытый массаж сердца мне абсолютно не нужен. Если будет необходимость, то я вызову на себя бригаду кардиохирургов в операционную».

— Да, точно! — рассмеялся в ответ Том, расслабленно откинувшись на спинку стула. — Что ж, есть весомый повод занести в историю фразу: «Сознание ясное, когнитивные функции не нарушены». И кстати говоря, в свете последних событий я готов взять обратно все выражения, в том числе и нецензурные, которыми покрывал тебя в годы своей учёбы. И я даже вроде как обещал упасть к твоим ногам, когда ты очнёшься… но не хотелось бы это делать при свидетелях…

— Я подумаю над этим, — широко улыбнувшись правой стороной лица, проговорила я. — И было бы очень интересно послушать эти самые выражения…

— Примерно то же самое ты говорила про меня главному врачу, когда я устраивался на работу к тебе в отделение. Хотя о существовании многих выражений я тогда даже и не подозревал.

— Знаешь, подслушивать — это очень нехорошо…

— Я и не подслушивал, Тинь-Тинь! — снова звонко рассмеялся Том, выпрямив спину. — Я тогда сидел в приёмной за двумя закрытыми дверьми. Но мне кажется, что в тот день вся больница услышала, какой же я ценный специалист и как ты рада видеть меня в своём отделении!

— Да уж… — с улыбкой заметила я, вспомнив, как же начинались наши с ним непростые отношения.

В итоге в нашей беседе наступила небольшая пауза, и я решила осмотреться вокруг и с удивлением заметила, что в больничном крыле, а именно в нём я находилась, присутствовало довольно много людей. И все с улыбкой смотрели на меня, причём некоторые люди были мне совсем не знакомы. Но было и пара очень знакомых лиц, перед которыми я была очень виновата.

— Невилл… — дрогнувшим голосом произнесла я, посмотрев на своего друга, стоявшего неподалёку от моей кровати. — Прости меня, я так перед тобой виновата!

И в это же мгновение на всё крыло предательски запищал кардиомонитор, сообщая, что частота биения моего сердца вышла за пределы нормы. Но я ничего не могла с собой поделать, из глаз ручьём полились слёзы от нахлынувших воспоминаний о последних событиях.

— Чёрт, Тина! — сразу же воскликнул Том, вскочив на ноги. — Пятую остановку я точно не переживу! Или успокаивайся, или я выгоню всех отсюда к чёртовой матери и запрещу входить!

— Тина, успокойся, всё в порядке! — Невилл подбежал ко мне и сел на краешек кровати. — Ты ни в чём не виновата!

— Как ты можешь такое говорить?!.. — сквозь слёзы воскликнула я, а частота сердцебиения повысилась ещё на десяток ударов.

— Тина! — уже зло прорычал Том, но Невилл перебил его:

— Тина, пожалуйста, успокойся! Я очень не хочу уходить отсюда! Я… я прощаю тебя! Успокойся…

И с этими словами он взял в ладони мою ослабшую руку и крепко её сжал.

— Пожалуйста, успокойся… — повторял Невилл снова и снова, неотрывно смотря мне в глаза. — Я тебя прощаю.

— Я не заслужила такого хорошего друга, как ты, Невилл… — прошептала я, всё же немного успокоившись, и писк кардиомонитора постепенно затих.

— Это неправда, — улыбнувшись, возразил он. — Я очень рад, что у меня есть такой друг, как ты, Тина. Ты очень храбрая и смелая. А ещё очень добрая и отзывчивая. Я очень переживал за тебя, как и все остальные. И я рад, что тебе уже лучше. Я даже предлагал перелить тебе свою кровь, но доктор Реддл запретил мне это. К счастью, тебе подошла кровь профессора Снейпа…

— Какая кровь?.. — широко открыв глаза, прошептала я, а потом картинка окончательно сложилась в моей голове: я наконец вспомнила всё — от начала до конца. — Северус!..

Кардиомонитор опять предательски запищал, но я резко поднялась из последних сил и стала судорожно искать глазами его, своего нынешнего мужа, а слёзы опять в два ручья полились из глаз.

— Тина, чёрт возьми, прекращай истерику! — выругался Том, отойдя к стерильному столику, стоявшему неподалёку, и стал набирать какое-то лекарство в шприц. — Он стоит за твоей спиной!

Я хотела уже обернуться, но не успела: Северус сам быстро подошёл и сел ко мне на кровать, а Невилл тем временем тактично отошёл в сторону. Сорвав с себя датчики надоедного монитора, я кинулась к нему и крепко прижалась к его груди.

— Господи, прости меня! — заливалась слезами я, вцепившись изо всех сил в плечи супруга, одетого в мятного цвета хиркостюм. — Прости меня за то, что я наговорила тебе! Прости меня за то, что так поступила с тобой… Прости меня, Северус! Прости…