Тени прошлого

Глава 29. Начало партии

После этого воспоминания из моего сердца текла не просто струйка: рана открылась полностью, и кровь лилась целой рекой. Я так и ходил две с чем-то недели будто потерянный, не зная, чем себя занять, не решаясь принять какое-либо решение. И теперь я старался избегать Беллы, ведь она могла заметить моё весьма лиричное настроение.

Беллатриса. В какой-то мере она была даже похожа на Тину. Они обе были сумасшедшими, безрассудными. В них обеих была энергия, подобная урагану, энергия, способная смести всё на своём пути. Но одним из главных отличий Тины от Беллы было в том, что она боролась за жизнь в любом её проявлении: спасала больных, помогала друзьям, занималась благотворительностью. В отличие от Беллы, которая знала тысячу и один способ загубить эту самую жизнь, тоже в любом её проявлении, причём изощрённо и наверняка. И к тому же Беллатриса… поклонялась мне. Она обожествляла меня, молилась, она так отчаянно хотела быть со мной. А Тина… я девять лет ждал, пока она наконец-то признается, что я ей нужен. Причём признается себе, а вовсе не мне. Тина была той, именно той, кого нужно было добиваться, кровью и потом. А Белла была лишь бледной тенью той женщины, которую я любил когда-то. Карикатурой. Гротеском.

Но теперь я сбегал от обеих. Все эти две с половиной недели я или сидел в кабинете в госпитале, или прогуливался по Лондону, незамеченный никем из людей, по нашим старым местам. Я всё ещё не мог заставить себя принять решение. Я будто чего-то ждал.

В конце концов я даже не заметил, как неожиданно для себя оказался в окрестностях Хогвартса, замка, который когда-то давно считал своим домом. Я стоял на противоположном берегу Чёрного озера и не мог отвести от него свой взгляд. Меня как будто что-то тянуло сюда, словно магнитом. Кто-то тянул.

В тот день на улице было очень холодно, и в окрестностях школы не было никого из людей. Солнце постепенно всё ближе подходило к горизонту, и я рискнул пройтись по льду до самого щита, чтобы хоть немного быть ближе… «Ближе к чему?.. Кому?..»

Вздохнув, я вступил на скользкий лёд и направился к центру озера. Я отчётливо видел щит, эту древнюю и очень сильную защиту против… меня. Подойдя на расстоянии одного шага от него, оглянулся и сразу заметил ту самую прорубь, уже практически полностью затянувшуюся льдом, в которую на Крещение так отчаянно прыгнула Тина. Я не мог отвести взгляд от этого закрывшегося окна во льду, а раздумья всё больше и больше завладевали сознанием. Разные мысли, абсолютно разные, завладели мной и мелькали в голове. Я не боялся, что кто-то мог обнаружить меня здесь: щит располагался достаточно далеко от школы, и издалека мою фигуру было очень трудно разглядеть.

Мне так хотелось пододвинуть защиту хоть немного и подойти ближе к проруби, прикоснуться к ней. Но я пока не мог этого сделать: защитная магия была очень сильна, и я на данный момент не мог разрушить её, даже ослабить. У меня были мысли на этот счёт, ведь рано или поздно мне всё равно придётся это сделать, но я пока ещё не был готов к этому. Да, у меня было много целей, и я упрямо, медленно и расчётливо двигался к ним… до этого. А сейчас я упрямо движусь… к ней. Прямо как в тот день, когда она первый раз у меня на глазах прыгнула в прорубь.

— Что ты здесь делаешь?! — хрипло воскликнула Тина, как только увидела меня, только что вытащившего её из ледяной воды.

— Ты с ума сошла?! Если тебе абсолютно наплевать на меня, то подумала бы, что будет с Генри или Деллой, когда они узнают о твоём самоубийстве! — зло накинулся на неё я, абсолютно не понимая, как она могла так поступить со мной.

— Что?! — услышав эти слова, Тина даже открыла рот от изумления. — О каком самоубийстве?! О чём ты говоришь? Сегодня Крещение, и верующие купаются в проруби!

— Крещение? — недоумённо повторил я, но она резко перебила меня:

— Давай быстрее на мостки, иначе ты совсем околеешь!

И с этими словами Тина взяла меня за руку и потянула в сторону деревянных ступеней, кем-то предусмотрительно смастерённых. И в этот момент я понял, что мои догадки были, мягко говоря, очень сомнительными, ведь благодаря тому, что моя супруга благоразумно разделась перед прыжком, она смогла без проблем вылезти из ледяной воды. А вот у меня, одетого в тёплое зимнее пальто и не менее тёплый костюм, возникли определённые затруднения. И вряд ли бы я смог выбраться из проруби без помощи Тины.

— Быстрее, снимай его, иначе ты сейчас совсем замёрзнешь! — приказала она, а сама кинулась к сумке, в которой лежали тёплые махровые полотенца. — Вот дурак, я же сказала тебе, что у меня дела, зачем ты следил за мной?

— Я… хотел убедиться… — дрожа от холода, ответил я, сняв с себя пальто, когда Тина стала укутывать меня полотенцами, чтобы хоть немного согреть.

— В чём? Что я не сплю с кем-то за твоей спиной?!

— Прости… — выдохнул я, а затем стащил с себя одно полотенце и протянул его Тине, боясь, что она тоже замёрзнет на морозе.

Я даже не успел заметить, как быстро зашло солнце за горизонт. Я стоял неподвижно уже больше часа, но всё никак не мог заставить себя сдвинуться хотя бы на один шаг. Когда почти совсем стемнело и я уже собрался развернуться и отправиться опять в тот самый кабинет, в эту комнату пыток, то краем уха отчётливо услышал хруст льда справа от себя, совсем близко. Я резко повернулся и увидел… её.

Этот момент длился буквально секунду, мгновение, но сколько же всего успело произойти! Тина ошеломлённо посмотрела на меня, и по её глазам, таким родным глазам цвета молочного шоколада я моментально понял, что она узнала меня. Наконец она меня узнала. От осознания этого Тина сделала шаг назад и, поскользнувшись, упала на спину, а ещё через долю секунды я услышал хруст костей черепа, сразу после того, как её затылок соприкоснулся с гладкой поверхностью льда.

В страхе я подошёл к самому краю щита и увидел, как медленно появляется вокруг головы Тины тёмно-вишнёвое пятно крови. Да, в это мгновение мной полностью овладел страх. Я хотел подбежать к ней, остервенело рванул, но щит не пропустил меня. Тина, моя Тина, лежала с пробитой головой буквально в пятидесяти сантиметрах от меня, а я даже подойти к ней не мог…

И в этот момент моей душой завладела всепоглощающая ненависть. Я ненавидел этот щит, разделявший нас. Я ненавидел смерть, которая опять пыталась забрать её у меня. Я ненавидел себя за то, что не могу ничего сделать, не могу ничем ей помочь. Собрав в кулак всю свою волю, сконцентрировав всю ту ненависть, что завладела мной, я произнёс самое сильное заклинание, которое только существовало, произнёс с единственной надеждой пробить этот крепкий щит:

— Авада Кедавра!

И к моему величайшему изумлению, защита почти спала. Почти. Я обессиленно опёрся руками о невидимую, но такую непроходимую преграду и, закрыв глаза, судорожно думал.

«Чем ты сейчас поможешь ей, даже если и пробьёшь его? Ни инструментов, ни нужных аппаратов, и вот уже тридцать семь лет ты не держал в руках скальпель… Она умрёт в течение часа, может, двух, от кровотечения, если ничего не сделать. Но… я знаю, кто может пройти через этот щит. Я знаю, кто может спасти её, причём быстро и без инструментов. Да, он вместе со Снейпом может попытаться спасти Тину. Только надо сообщить ему. Патронус», — я не использовал это заклинание почти тридцать семь лет, но в данный момент не было времени на то, чтобы размышлять: могу я создать его сейчас или нет.

Я закрыл глаза и представил самое счастливое воспоминание, которое у меня было.

Женщина со шрамом на левой щеке стояла передо мной в длинном, белом, закрытом, классического кроя приталенном платье, а сбоку у алтаря замер священник. Я смотрел прямо ей в глаза, а она в это время произносила слова:

— Я, Тиана Клодетта Д’Лионкур, беру тебя, Том Марволо Реддл, в законные мужья, моим спутником жизни и единственной любовью. Я буду беречь наш союз и любить тебя сильнее с каждым днём. Я буду доверять тебе и уважать тебя, радоваться вместе с тобой и плакать, любить тебя и в горе, и в радости, независимо от препятствий, которые мы сможем преодолеть вместе. Я отдаю тебе свою руку, своё сердце и свою любовь, отныне и во веки веков, пока смерть не разлучит нас.

И, взмахнув палочкой, прошептал:

— Экспекто Патронум!

И в это же мгновение из палочки заструилась серебристая субстанция. Она мигом приняла вид ворона, и он быстро полетел прочь к тому, кто так отчаянно был нужен сейчас Тине. Был нужен и мне.

«Лети, Nevermore. Спаси её», — с этими словами, кинув прощальный взгляд на свою жену, лежавшую всего в двух шагах от себя, я растворился в темноте.

***

— Что ты будешь читать мне сегодня? — обратился я к Тине, устраиваясь поудобнее в большом и мягком кресле у камина в огромном зале. Моя жена в соблазнительном чёрном платье до колена, загадочно улыбнувшись, взяла из массивного шкафа, стоявшего у противоположной стены, небольшую книжицу в чёрном переплёте и, подойдя ко мне, села прямо на колени. Я лишь крепче обнял её и прижал к себе.

— Эдгар Аллан По, «Ворон», — ответила она и поцеловала меня в щёку.

— Название интригует… — закрыв глаза и зарывшись лицом в распущенные тёмно-каштановые волосы, прошептал я.

— Тогда слушай… — произнесла Тина и, набрав побольше воздуха в грудь, неспешно начала читать стихотворение:

Как-то в полночь, в час угрюмый, утомившись от раздумий,Задремал я над страницей фолианта одного,И очнулся вдруг от звука, будто кто-то вдруг застукал,Будто глухо так затукал в двери дома моего.«Гость, — сказал я, — там стучится в двери дома моего,Гость — и больше ничего».Ах, я вспоминаю ясно, был тогда декабрь ненастный,И от каждой вспышки красной тень скользила на ковёр.Ждал я дня из мрачной дали, тщетно ждал, чтоб книги далиОблегченье от печали по утраченной Линор,По святой, что там, в Эдеме ангелы зовут Линор, — Безымённой здесь с тех пор.Шелковый тревожный шорох в пурпурных портьерах, шторахПолонил, наполнил смутным ужасом меня всего,И чтоб сердцу легче стало, встав, я повторил устало:«Это гость лишь запоздалый у порога моего,Гость какой-то запоздалый у порога моего,Гость — и больше ничего».И, оправясь от испуга, гостя встретил я, как друга.«Извините, сэр иль леди, — я приветствовал его, — Задремал я здесь от скуки, и так тихи были звуки,Так неслышны ваши стуки в двери дома моего,Что я вас едва услышал», — дверь открыл я: никого,Тьма — и больше ничего.Тьмой полночной окружённый, так стоял я, погруженныйВ грёзы, что ещё не снились никому до этих пор;Тщетно ждал я так, однако, тьма мне не давала знака,Слово лишь одно из мрака донеслось ко мне: «Линор!»Это я шепнул, и эхо прошептало мне: «Линор!»Прошептало, как укор.В скорби жгучей о потере я захлопнул плотно двериИ услышал стук такой же, но отчётливей того.«Это тот же стук недавний, — я сказал, — в окно за ставней,Ветер воет неспроста в ней у окошка моего,Это ветер стукнул ставней у окошка моего, — Ветер — больше ничего».Только приоткрыл я ставни — вышел Ворон стародавний,Шумно оправляя траур оперенья своего;Без поклона, важно, гордо, выступил он чинно, твёрдо;С видом леди или лорда у порога моего,Над дверьми на бюст Паллады у порога моегоСел — и больше ничего.И, очнувшись от печали, улыбнулся я вначале,Видя важность чёрной птицы, чопорный её задор,Я сказал: «Твой вид задорен, твой хохол облезлый чёрен,О зловещий древний Ворон, там, где мрак Плутон простёр,Как ты гордо назывался там, где мрак Плутон простёр?»Каркнул Ворон: «Nevermore».Выкрик птицы неуклюжей на меня повеял стужей,Хоть ответ её без смысла, невпопад, был явный вздор;Ведь должны все согласиться, вряд ли может так случиться,Чтобы в полночь села птица, вылетевши из-за штор,Вдруг на бюст над дверью села, вылетевши из-за штор,Птица с кличкой «Nevermore».Ворон же сидел на бюсте, словно этим словом грустиДушу всю свою излил он навсегда в ночной простор.Он сидел, свой клюв сомкнувши, ни пером не шелохнувши,И шепнул я вдруг вздохнувши: «Как друзья с недавних пор,Завтра он меня покинет, как надежды с этих пор».Каркнул Ворон: «Nevermore!»При ответе столь удачном вздрогнул я в затишьи мрачном,И сказал я: «Несомненно, затвердил он с давних пор,Перенял он это слово от хозяина такого,Кто под гнётом рока злого слышал, словно приговор,Похоронный звон надежды и свой смертный приговорСлышал в этом nevermore».И с улыбкой, как вначале, я, очнувшись от печали,Кресло к Ворону подвинул, глядя на него в упор,Сел на бархате лиловом в размышлении суровом,Что хотел сказать тем словом Ворон, вещий с давних пор,Что пророчил мне угрюмо Ворон, вещий с давних пор,Хриплым карком: «Nevermore».Так, в полудремоте краткой, размышляя над загадкой,Чувствуя, как Ворон в сердце мне вонзал горящий взор,Тусклой люстрой освещённый, головою утомлённойЯ хотел склониться, сонный, на подушку на узор,Ах, она здесь не склонится на подушку на узорНикогда, о, nevermore!Мне казалось, что незримо заструились клубы дымаИ ступили серафимы в фимиаме на ковёр.Я воскликнул: «О несчастный, это Бог от муки страстнойШлёт непентес-исцеленье от любви твоей к Линор!Пей непентес, пей забвенье и забудь свою Линор!»Каркнул Ворон: «Nevermore!»Я воскликнул: «Ворон вещий! Птица ты иль дух зловещий!Дьявол ли тебя направил, буря ль из подземных норЗанесла тебя под крышу, где я древний Ужас слышу,Мне скажи, дано ль мне свыше там, у Галаадских гор,Обрести бальзам от муки, там, у Галаадских гор?»Каркнул Ворон: «Nevermore!»Я воскликнул: «Ворон вещий! Птица ты иль дух зловещий!Если только бог над нами свод небесный распростёр,Мне скажи: душа, что бремя скорби здесь несёт со всеми,Там обнимет ли, в Эдеме, лучезарную Линор —Ту святую, что в Эдеме ангелы зовут Линор?»Каркнул Ворон: «Nevermore!»«Это знак, чтоб ты оставил дом мой, птица или дьявол! — Я, вскочив, воскликнул: — С бурей уносись в ночной простор,Не оставив здесь, однако, чёрного пера, как знакаЛжи, что ты принёс из мрака! С бюста траурный уборСкинь и клюв твой вынь из сердца! Прочь лети в ночной простор!»Каркнул Ворон: «Nevermore!»И сидит, сидит над дверью Ворон, оправляя перья,С бюста бледного Паллады не слетает с этих пор;Он глядит в недвижном взлёте, словно демон тьмы в дремоте,И под люстрой, в позолоте, на полу, он тень простёр,И душой из этой тени не взлечу я с этих пор.Никогда, о, nevermore!