Загадка тауматургии

Интерлюдия 9. [ВЫРЕЗАНО]

Пламя бушевало на улицах Лертона. Огонь перекидывался с одной крыши на другую.

Через окно опочивальни королевского дворца пожар напоминал закат. Гигантское солнце спустилось с небосвода и растеклось по дорогам и улочкам.

Крики крестьян не долетали до нее, но она знала. Знала, что сейчас вся столица вопила сотнями голосов. Мужчины и женщины. Все тонули в истошном крике.

Матриарх медленно отошла от окна. Зрелище снаружи ужасало и завлекало одновременно. Лертон переживал дни похуже. Она переживала дни похуже. Один раз предатели выпустили на улицы мерзких химер. Надеялись, что она забьется в угол и примет поражение. Жалкие глупцы.

Она собственными зубами выгрызла положение матриарха. Собственными руками утопила предшественницу в твердой воде. Ее не испугать такими угрозами. Пройдет день, и столица вздохнет с облегчением. Неделя, и трудолюбивые крестьяне возведут новые жилища. Месяц, и ее подданные забудут очередное восстание как страшный сон. Это недоразумение забудется в бесконечном потоке времени.

Матриарх зашагала по длинному коридору. Остановилась перед входом в тронный зал. Стражники открыли высокие двери. Она не обратила на них внимания. Раньше матриарх бы упала на колени и умоляла взять ее в жены, чтобы хоть как-то улучшить собственное положение. Те бедные дни давно прошли.

Внутри ожидали рыцари. Верные слуги Ее Величества. Десять выдающихся мужей. Им не было равных во всем королевстве.

Матриарх нахмурилась. Девятеро лежали на полу без сознания. ●●●●●● — командир — беззаботно переступал с ноги на ногу. Ожидал чего-то. Или кого-то.

Она поняла все за секунду. На лице растянулась уничижительная улыбка. Матриарх не сдержала смешок. Сказывалось плебейское воспитание.

— Я ожидала кого угодно, — начала она. Взгляд командира переполз на нее. ●●●●●● развернулся. — Но только не вас.

За спиной матриарха захлопнулись тяжелые двери. Она не повела бровью. Долг заставлял сохранять лицо в любом положении, каким бы плачевным оно не было.

— Госпожа, — расставил командир руки. Матриарх не видела его лица из-за плотной черной маски, что медузой облепляла голову. Седые волосы собирались в хвост. Через круглые очки на нее смотрели серые глаза. Они улыбались. — Моя любимая госпожа.

— Не такая уж и любимая, — возразила матриарх и побрела вдоль стены. — Потолок взорвется и нас обдаст твердая вода? Или мы провалимся прямо в нее? Вы не торопитесь. Не боитесь, что остальные скоро придут в себя?

Время стирало в пыль деревни, высушивало реки и превращало плодородные земли в пустыни. Все поклонялось этой неумолимой силе. Все, кроме них. Мужи никогда не потеряют своей силы, и девы никогда не утратят красоты. Любая рана заживала в мгновение ока, а конечности отрастали. Бесконечный поток не властвовал над ними.

Завтра пламя утихнет, крестьяне, что корчатся за стенами дворца, восстановятся и будут обсуждать перенесенную боль.

«От огня они еще не страдали, — пронеслась мысль. — На какое место они поставят эту пытку?»

— Они не придут в себя, — возразил командир. — Их жизни оборвались навсегда.

Матриарх хрюкнула от глупости предателя. Оборвались навсегда? Что за чушь?

— Мы знакомы не один год, — в голосе ●●●●●● проскочило удивление. — Но такой я вижу вас впервые. Я даже счастлив, что в конце узнал вас настоящую.

— Довольно пустых слов, чернь, — отбросила она остатки достоинства. — Ты или безмерно глуп или самоуверен.

— Одно не исключает другого, моя госпожа.

— Огонь или меч? Может, взрыв? Обезглавливание? Какой пытке подвергнешь перед погребением?

— Боюсь, вы льстите моей жестокости, — поклонился командир. — Вас ждет милосердное забвение. Тьма безмыслия, если позволите.

Она хрюкнула еще раз. Намного громче. Чувства лились через край. Матриарх воображала собственную гибель много раз. И всегда останавливалась на скучной тишине. Следующая королева утопит ее в твердой воде или разрубит на сотни кусочков и скормит крестьянам. Эти две казни были распространены в этих землях.

Но она не ожидала фарса от преданного воина. Отчасти матриарх была благодарна за веселые последние мгновенья.

— И как ты отправишь меня в пустоту?

●●●●●● вытянул перед собой кинжал. Матриарх рассмотрела рыжие пятна на лезвие, металл покрывали трещины. Оружие несло на себе раны времени. На вид она бы дала ему не меньше полвека.

— Чары, — объяснил командир. — Одно заклинание.

— Магия оставила наш мир сотни лет назад, — фыркнула матриарх. — Надеешься сразить меня одним жалким вжиком? Что может сей ножик? Пустить фейерверк?

— Я назвал это заклинание Смертью, — холодно произнес ●●●●●● и добавил: — Покойтесь с миром, моя госпожа. Считайте это подарком. Избавлением от пут вечности.

Из лезвия вырвался луч света. Стрелой пронзил грудь матриарха.

По телу разлилась теплота. Обжигающие волны разошлись к голове и ногам. Мышцы задергались в спазмах.

«Все-таки огонь, — подумала она. — Ты всегда был лжецом».

Последняя мысль прозвучала иначе. Другим голосом. Он не принадлежал матриарху.

Слова смутили ее. ●●●●●● всегда говорил правду. Командир славился честностью и открытостью. О ком говорил неизвестный голос?

За жаром последовал холод. Кости обдал мороз, кожа захрустела и треснула. Сердце замерло.

Ничего. Сейчас восстановится. Всегда восстанавливалось.

Оно не застучало вновь. Желудок свернулся в клубок и впал сам в себя. Печень сжалась и раскололась надвое. Что-то не так. Ее тело не оживает. Слова ●●●●●● не были фарсом?

Сотни игл впились в разум. Добрались до воспоминаний, до чувства собственного «я», и замерли. Что-то новое. Подобного матриарх никогда не испытывала. Что дальше? Она потеряет сознание? Так командир обезвредил остальных?

Ожидания не оправдались. Кончики игл стремительно расширились. Разум треснул, раскололся на множество кусочков.

«Подожди. Это не...» — не успела додумать она.

Воспоминания потекли наружу, во внешний мир. Хрупкие образы распадались от жесткого касания с действительностью. В настоящем мире не было место искаженным отголоскам прошлого.

Работа в конюшне, переворот и «убийство» предшественницы, первая встреча с ●●●●●●, первый поцелуй, долгие прогулки по саду. Воспоминания проносились перед глазами бушующей рекой. Вода пенилась и разбивалась о холодные камни. Матриарх теряла себя.

Как звали ее соседей? Сколько она проработала в конюшне? Как выглядели остальные солдаты?

Память обрастала белыми пятнами. Вскоре вся ее личность стала одним белым пятном. Мысли задыхались в зародыше. Она раскрыла рот, но забыла, как говорить. Забыла, как звучат буквы. Забыла, как... Как...

Тронный зал поглотила тьма. Мозг забыл, как обрабатывать свет на сетчатке глаза.

Матриарх умерла окончательно.

☽☽☽

Во тьме забвения вспыхнул огонек. Старая формула, которую она создала давным-давно. Заклинание обратилось к запечатанной в душе личности.

«Чары должны были появиться позже, — негодовала она. — Старейшие пропустили это? Перезаписи не будет? Ладно. Нет смысла ждать».

Театрал обратилась к одной из формул в душе. К мосту, что связывал ее с телом на Сцене. Канат натянулся и вырвал душу из пустого мира.

Она проснулась в пещере. На стенах на равном расстоянии росли шары размером с голову. Они источали слабый зеленоватый свет.

Окружающий мир дрожал. Когда-то она удивлялась постоянному землетрясению, но с годами привыкла. Это место населяли гиганты. Существа невероятных размеров и форм.

Сеть пещер, где она находилась, вырыл огромный червь. А на поверхности без продыху ходили высокие фигуры. Дрожь от их шагов передавалась глубоко под землю.

Театрал обратилась к внутренней мане и замерла.

«Нужно привыкать к новому способу».

Она закрыла глаза. Покрутилась и проговорила:

— Обернусь в нужное место. Ищу встречи в месте для чаепитий.

Покрутилась еще раз. Еще. И еще.

Число поворотов указывало номер столика. Слова выражали намерение и включали заученное заклинание.

Мана в душе заструилась сама собой. Заполнила пять ячеек внутри и сжалась. От головы к пяткам ударила молния.

Лицо обдал горячий ветер. Она открыла глаза.

Взору предстал завораживающий вид. Театрал стояла на плоской вершине горы. Крутой склон под ногами тонул в сером тумане. За полотном двигались огромные черные тени. Они корчились и яростно били невидимую землю. Их крики не доносились до театрала. Воздушный и пространственный барьеры отсекали вершину горы от остального мира.

Она села за столик из камня. Толстая ножка росла из земли. Стулья — то же.

— Удивлен, что Старейшие не вырезали твое убийство, — раздался знакомый голос. За второй стул сел другой театрал. Его тело облепляла плотная черная одежда. На лице виднелась маска из последнего представления. — До чар оставалось несколько лет.

— ●●●●●●, ты умер? — изобразила она удивление. Намерения ●●●●●● театрал распознала сразу. За долгое время научилась предсказывать его ходы. — Вау. Неожиданно.

— Убийство из глубочайшей любви, — пропустил он фальшь мимо ушей. — Подумал, это хороший сюжетный поворот. Отправить любимую в забытье и не позволить толпе растерзать ее тело. Неужели не тронута? Что может быть трагичнее двойного самоубийства влюбленных?

— Я умерла весьма насильственно, — возразила театрал. — Первые разы было любопытно. Какой это уже... сто пятый? Чем ты задобрил Старейших?

В любом обществе существовала иерархия. Даже в обществе всемогущих существ. Театралы свободно меняли окружение, искажали собственные тела и разумы. Когда у каждого равные возможности, на сцену выходит опыт. Долгожители руководили молодыми. Старейшие задавали правила каждого представления и выдавали участниками роли.

Ей досталась личина работницы конюшни. Она покорно запечатала настоящую себя и позволила роли взять управление.

Представления проходили в коконах в старом мире. В Закулисье — как приказали его звать Старейшие. Иногда они вмешивались в ход сюжета и переписывали его. Явные нарушения уничтожались силами вестников. Неудачные ответвления «никогда не начинались», а злоумышленникам «запрещали определенные действия».

У одной знакомой любовь к бранным словам просачивалась в каждую роль, и Старейшие ограничили ее. Она продолжала ругаться, но окружающие не слышали. Подобное открыло новое ответвление сюжета. Роль знакомой быстро находила эту странность и расследовала ее.

— Пообещал чувственную драму, — отшутился ●●●●●●. — Всегда работает. Старейшие падки на такие сюжеты.

Театрал осмотрелась. Остальные столы пустовали. Они вышли из представления первыми.

— Ну и? — спросила она.

— Что?

— Что ты хотел мне сказать? Не убил же ты меня просто так?

— Тебе говорили, что ты слишком проницательна?

— Да.

— А еще ужасная зануда, — вздохнул он. — Перед этим представлением ты обмолвилась об одной мысли. Сказала, что обдумаешь ее, пока играешь. И? Я весь внимание.