Загадка тауматургии

Интерлюдия 4. Герман Вилбов

Он ищет смерти.

Герман наблюдал за ползущими вдаль горами, покой нарушали стук колес и легкая тряска.

Он устало вздохнул и отвернулся от горных просторов. В проходе виднелась закрытая дверь в другое купе. Пустое. Герман выкупил весь вагон ради тишины. Мужчина не любил шумные компании, а пробуждение посреди ночи из-за кричащего ребенка было сродни удару хлыстом.

Тишина играла не одну роль. Разговоры отвлекали от самоистязания, заглушали внутренний голос. Он не дает себе передышки.

Герман бросил взгляд на маленький столик. На белом блюдце подрагивала кружка черного чая. Делает глоток. Пробует на языке и сплевывает.

— Никакого вкуса, — поморщился он.

Мужчина скучал по коллекции отца. Герман бросил ее в столице маркизата, так же как дом, большую часть одежды, медали, дорогую мебель и другой «хлам».

Взгляд сам вскарабкался на третью полку. Два толстых чемодана бились друг об друга и подпрыгивали. Он забрал самое важное: фотографии и дневники. Инструменты для собственных пыток.

Каждый день Герман напоминал себе о совершенном грехе. Искупления не существует. Спасения то же. Самоистязание на пару минут подавляло чувство вины. Оно грызло, снедало голодной крысой изнутри.

Мужчина вытащил из плаща пистолет. Блестящий, удобный. Подарок от друзей на день рождения. Каждому офицеру позволялось носить с собой оружие.

Герман повертел в руках и вернул в плащ. Не хватало духа. Мужчина хмыкнул. Раньше оружие пылилось в подарочной обертке в шкафу. Он использовал другой. Более вместительный и дальнобойный. Герман сжег его в приступе гнева.

— Надо было оставить, — пробурчал мужчина. — Лучше инструмента не найти.

«Пейлтаун. Пейлтаун. Пейлтаун», — затрещал из колонок монотонный голос.

Герман посмотрел в окно. Горы уходили далеко за горизонт. Мужчина прислонился щекой к холодному стеклу. Впереди над хребтовым кольцом возвышался желтый купол. Знаменитый «газовый колпак». Худший из худших.

Каждый год газеты составляли списки графств на потеху читателей. «Самые богатые», «Самые населенные», «Самые привлекательные для иностранных гостей». Пейлтаун занимал первое место в «самых худших для жизни» более пятидесяти лет. Фельтшир-Ливеньтаун во многом был обязан графству. Люди стягивались со всей страны, чтобы посмотреть на «худшего из худших». Смелые посещали Пейлтаун в противогазах, особо безумные обходились платком и очками.

Толчок вывел из раздумий.

«Пейлтаун. Пейлтаун. Пейлтаун», — повторил голос.

Герман стащил чемоданы и побрел к выходу.

Он увидел желтый смог. Вездесущий туман обволакивал вокзал и вагоны. Большая часть людей безмолвно волокла чемоданы прочь от поезда. Местные. Другие кружились на месте, глазели и восторженно болтали. Приезжие.

Мужчина закрыл глаза и глубоко вдохнул. Ничего. Ни запаха, ни привкуса на языке. Кроме внешнего вида, смог не отличался от чистого воздуха ничем. Герман цокнул. Какое разочарование.

Неподалеку зеваки в противогазах смотрели на него и что-то горячо обсуждали. Плевать. Он искал смерти. Пейлтаун станет последним пристанищем и гробницей.

Недавно по графству прокатилась волна новой эпидемии. Каменная кожа. Болезнь начиналась с хруста в суставах и обращала человека в ломкую статую. Лекари из столицы маркизата нашли средство. Мазь. Травы росли на юге в горах. Лекарство останавливало окаменение, но не излечивало полностью.

Герман зашагал к привокзальной гостинице. Граф благоустроил вокзал для приезжих. Гостиницы, лавки, забегаловки. Правитель возвел графство внутри графства. Вокзал сильно отличался от остального Пейлтауна.

Путники никогда не забредали дальше, в настоящее графство. Они утоляли любопытство здесь. Возвращались в уютные дома и рассказывали за обеденным столом о «терзаемом болезнями, но не сломленном».

Мужчина заселился в дешевый номер, приставил чемоданы к стене и упал на жесткий матрас. Завтра он найдет квартиру в жилом районе. Сегодня Герман отдыхал. Путь выдался тяжелым. Один день растянулся на неделю по ощущениям.

Рука пролезла в плащ, нащупала пистолет и опустилась ниже. Герман достал из кармана смятое письмо. Приказ о вступлении на должность охотника за мистикой.

Перед смертью он утащит за собой как можно больше грешников. Практиков Герман ненавидел больше, чем себя.

▪ ▪ ▪

Утро начиналось с газеты и с кружки черного чая из Северного альянса. Герман недолюбливал их. Частые склоки на границе, спорные территории и ужасная внешняя политика.

Мужчина самодовольно хмыкнул. Альянс походил на шутку, но чай они делали отличный.

Герман перелистнул страницу и положил газету на обеденный стол. На первой печатали статьи о подвигах герцогов и о смертях обычных людей. Ничего нового. Разнообразие начиналось на втором листе.

Сделал глоток. Кипяток обжег рот, а крепкий вкус обволок язык. Мужчина закрыл глаза. Мятное послевкусие плелось следом и расслабляло. Он замычал в блаженстве.

— Твое мычание слышно на втором этаже, — раздался женский голос.

— Терпи, — протянул Герман.

Он повернулся на голос. Данна спускалась по лестнице и поддерживала полотенце на голове. Оно башней ходило из стороны в сторону.

— Сколько осталось? — зашла жена на кухню.

— Еще на троих, — вернулся к газете Герман.

Она достала из сервиза чашку, налила чай и села напротив.

— Что пишут?

Герман перевел взгляд на первый заголовок.

— Казнь староверов, — фыркнул мужчина. — Так им и надо. Грязные кенцы! Пусть катятся куда подальше со своими лжебожками.

— В морозилке остался завтрак?

— Да, я вытащил его полчаса назад, — ответил Герман. — Ты только послушай: главарь секты чуть не подорвал себя. Вот же ублюдок.

— Как там с погодой? — поправила она полотенце.

Мужчина бросил взгляд вниз. Прогноз погоды печатали в конце второй страницы.

— Солнечно. Весь день.

— Отлично, — кивнула Данна. Подняла руку ко лбу и вяло отдала честь. — Как по работе? Есть подвижки?

Герман отложил газету в сторону и наклонился вперед.

— Есть, — устало вздохнул. Он служил подполковником. В мирное время вышестоящие скидывали на него всю бумажную работу. Мужчина тонул в отчетах и приказах. — Мне предложили баронию на юге.

— Но ты отказался, — заключила она.

— Конечно! Кто захочет жить на одной земле с кенцами! Еще и в баронии! Эти деревушки — рассадники староверов, — воскликнул Герман. — Император желает поглотить остатки Кенского королевства как можно скорее. Среди рядовых одни кенцы! Чудо, если найдется хоть один из наших.

— Что насчет шевалье? — спросила она. Данна развернула полотенце и высвободила светлые влажные кудри.

— Эй! Не за обеденным столом!

— Поняла, — закатила она глаза и встала из-за стола.

Дана закатывала глаза при раздражении. Всегда. Ворчание Германа, капризы Алисы, ошибки подруг. На все был один ответ.

Герману нравилась эта черта. Армия научила мужчину постоянству, и он ценил его во всем.

Данна кинула полотенце на стол гостиной и вернулась за стол. Она ехидно улыбнулась.

— Не. За. Обеденным. Столом, — четко произнесла каждое слово.

Герман закатил глаза. Постоянство в привычках разбавлялось тягой к нарушению правил. Мелкие шалости сопровождались широкой улыбкой. В озорных глазах читались слова: «Я сделала, как ты велел. Почему ты недоволен?»

— Шевалье не нужны стране, — сдался мужчина. — Только не в мирное время.

— Зато у тебя будет сила или скорость, или что там еще дают?

Вместе со званием шевалье клеймились особенностью. Улучшенная сила, ловкость, скорость, зрение и другие. Список тянулся за горизонт. Солдаты обращались в оружие и лишались всех человеческих прав.

До Германа доходили ужасные слухи. Целую роту заклеймили взрывными рунами и отправили во вражеский город. Местный правитель сдался сразу.

— А также полгода обучения и разрыв связей с родными, — перечислил мужчина. — Есть и приятное. Большая награда и медали.

— Оу, — поежилась Данна. — Извини. Я не знала.

Герман отмахнулся.

На втором этаже забарабанили шажки. Грохот и треск прогремели через минуту.

— Бедствие проснулось, — усмехнулся он.

— Маленький ураган, — поддержала Дана и встала со стула.

Алиса спрыгнула с лестницы на второй этаж. Взгляды девушки и Германа пересеклись. Она поджала губы и виновато посмотрела в сторону. Выпрямилась и степенной поступью пошла к столу. Светлые косички подпрыгивали на каждом шагу.

Герман раздраженно выдохнул. От Данны Алиса унаследовала искру непокорности. Герман с трудом звал «это» искрой. Внутри дочери горело настоящее пламя озорства. Подростковый возраст подкидывал дрова.

— Доброе, — протянула она и бросила взгляд на настенные часы, — ночи?

— Утро, — поправил Герман. — Они отстают. Еще не завели.

Раз в неделю Данна обходила соседей и узнавала время. Часы отставали на пять минут каждый день. Мужчина молился богам, чтобы умники собрали более точные часы.

— Утро, — стукнула Алиса кулачком по голове. Она села за стол.

— Твоя походка, — сказал Герман. — Нужно стараться лучше.

— Что меня выдало?

— Волосы.

Она простонала и потянула за косы.

— Бесит.

— Эй! Девочки так не говорят, — воскликнул Герман.

— Бесит, — громче повторила Алиса. — Этикет у меня в печенке сидит, пап. Как ходить, как говорит, что говорить. Если все будут ему следовать, то станут неотличимы! А когда мне быть собой?

— Папа прав, дорогая, — поставила Данна на стол кружку и налила чай. — Юная леди должна приглядно выглядеть в обществе. Дворян грубостью не соблазнишь.

Алиса закатила глаза.

— Может, я не хочу выскочить замуж за дворянина? — скрестила она руки на груди. — Ну знаешь, самой выбирать, как жить.

Герман и Данна обменялись взглядами. Жена кивнула.

— Мне жаль, но девочки выходят замуж за вышестоящих. Ты не можешь обручиться с работником или, не дай боги, деревенщиной.

— Я не про свадьбу, — нахмурилась Алиса. — Хочу быть художницей.

— О боги, — высокомерно фыркнул Герман. Он не выдержал. — Искусство вредно для женщин.

— Так и есть, дорогая, — поддержала Данна. — Недавно вычитала, что писательство сушит кожу. И только боги знают, что делают краски.

— Чушь, — отмахнулась девушка. — Анна Неглова, Оливия Кунова, Зоя Финкова. Да, женщин-писателей меньше, чем мужчин. Но они же есть!

— Уверена, все они тратят баснословные суммы на мази.

— Проехали, — вздохнула Алиса. — Сегодня у меня представление. Я отвечала за украшения. И у меня главная роль! Принцессы!

— Прости, — сказал Герман. — Не смогу прийти.

Алиса посмотрела на Данну.

— Конечно, — улыбнулась она. — Во сколько?

— Отлично! — радостно воскликнула девушка. — Начало в...

▪ ▪ ▪

На следующее утро Герман зашел в участок. По пути заглянул в местный храм Пятерни. Святыня пустовала. Мужчина не сомневался: грязные кенцы умышленно обходили храм стороной и поклонялись лжебожкам у себя дома. Мастерили алтари из подручных средств и каждый вечер после ужина водили богомерзкие хороводы.