Не меньше, чем барон

Возможно, дело всё в том, думает Софика, что хорошие мальчики должны заглядываться на хороших девочек, если только не желают страдать от разбитого сердца. А сама Софика никогда не была хорошей девочкой.

Даже когда была совсем крошкой.

А Чарльз — слишком уж приторно хороший, слишком уж весь прилизанный и правильный, чтобы Софика могла смотреть на него без раздражения. Чарльз даже не догадывается, какова она на самом деле. Чарльз — всего лишь восхищённый её внешним обликом мальчик, который будет разочарован, если только обнаружит за этим обликом что-то ещё.

Парням вроде Чарльза, вероятно, должны нравиться девушки вроде Руфины или Дейзи — милые, скромные, умные и праведные. Те, у которых эта скромность, ум и праведность читаются с кротких лиц. Те, кто не позволяет себе лишних вольностей, но не помешан на манерах так, как Констанция или Амалья. Те, кто… совсем не похож на Софику.

— Тебе очень повезло с ним, — добавляет вдруг Дейзи, и личико её становится совсем грустным.

Софика думает, что сама мысль о том, что ей может повезти с человеком, от которого её воротит, достойна какой-нибудь награды за самую глупую мысль на всём белом свете — глупее может быть только предположение, что Софика, в столице или дома, способна придерживаться многочисленных правил хорошего тона и ни одно из них не забыть. При виде Чарльза Софике скорее хочется спрятаться за ширму и ждать, пока он пройдёт мимо, а вовсе не говорить о любви, поэзии и утках.

— Хочешь забрать его себе? — как-то холодно, даже зло, хихикает Софика и сама поражается звучанию своего голоса, словно ставшего чужим. — Так бери — я возражать не стану.

Дейзи сконфуженно замолкает, потом некоторое время мямлит весьма неуместные извинения, а потом снова замолкает. И весь её вид говорит о том, что Дейзи ужасно жаль, что она вообще осмелилась сегодня говорить с Софикой. Так что, та даже чувствует кратковременный и не слишком-то болезненный укол так некстати проснувшейся совести — не следовало, пожалуй, так говорить с Дейзи.

Только не с Дейзи, что ещё скорбит о своей утрате…

Впрочем, стоит заметить, что впечатления от гудящего зала, расположившихся в бельэтаже и в ложах кавалеров и дам в столь ярких одеяниях, что в глазах рябит, оказываются гораздо сильнее угрызений совести. Софика тут же отвлекается и забывает обо всех своих мыслях.

В какой-то момент — Софика его пропускает, засмотревшись на Томаса, делающего Софике какие-то знаки, которых она никак не может расшифровать — на сцене появляется толстенький человечек небольшого роста. Примерно в этот момент Констанция, перегнувшись через Дейзи, дёргает Софику за рукав, заставляя обернуться и, наконец, посмотреть на сцену.

Человечек одет в голубой фрак, и на голове у него — блестящий голубой цилиндр. Он слишком маленького роста, чтобы выглядеть уместно на этой огромной сцене. Он кажется забавным и милым, и Софика старается изо всех сил получше рассмотреть его гладкое, круглое личико.

— Дамы и господа! — хорошо поставленным голосом объявляет человечек в цилиндре. — Начинаем ежегодное представление в честь именин прекраснейшей из королев и дам, что почтила нас своим присутствием в этот замечательный вечер!

В королевской ложе, должно быть, сидит леди-Создательница, догадывается Софика, едва удерживаясь от того, чтобы хлопнуть себя по лбу. Конечно же! Дама с рыжими волосами, которая позволяет себе сидеть в ложе рядом с королевой… Кто ещё это мог быть?

Начинает играть музыка.

Дебютантки, даже те, что были заняты перешёптываниями и хихиканьем, замолкают. В зале вообще становится очень тихо, если, конечно, не считать звучащей мелодии.

На сцену спустя несколько бесконечно тянущихся мгновений выбегает странно одетый мужчина — на нём смешно широкие короткие штаны, словно набитые ватой, похожая на кирасу малиновая куртка, красные чулки и короткий, расшитый золотом и жемчугом, плащ.

Этот странно одетый мужчина становится в позу, что, вероятно, должна придать ему важности и солидности, но которая кажется Софике смешной. Мужчина начинает петь противным, слишком уж высоким голосом. Его пение, по правде говоря — в контраст с принятой позой — похоже то ли на завывания, то ли на причитания (слов разобрать так и не удаётся), и Софика прикрывает глаза, широко зевает и поудобнее усаживается в кресле, снова забывая следить за осанкой. Всё, что ей хочется сделать — поскорее отсюда сбежать…

Потом к завываниям первого мужчины присоединяются — куда более бодрые, но от того не менее неприятные — завывания второго. Потом звучит хор, и для Софики всё в какой-то миг сливается в какой-то невообразимый ком из сотен различных звуков, ни один из которых она не может толком выловить из общего звучания.

По правде говоря, Софика не слишком-то внимательно следит за происходящим на сцене. Музыка, игра актёров и меняющиеся декорации мало занимают её ум.

Ей скорее хочется заснуть — но одновременно с этим она и боится этого. Кто тогда вместо неё отправится на поиски Тобиаса, Уильяма, Томаса и остальных? Кто поцелует их сегодня, если Софика позволит себе задремать… Неприятно даже думать, что, вероятно, на это решится Арабелла. Или ещё кто-нибудь.

Проходит ещё немного времени, и Софика решает, что отправляться на поиски всех необходимых ей сегодня джентльменов, стоит прямо сейчас, не тратя время и силы на прослушивание того ужаса, который сейчас идёт на сцене. А то ведь так, действительно, и заснуть недолго.

Дожидаться антракта — в который, между прочим, всех дебютанток могут увести на перекус — у Софики нет никаких сил. Она, осторожно, бросив взгляд на наставницу и других девочек, покидает своё место, столь удачно оказавшееся рядом с дверью, и шмыгает в коридор.

Почти сразу же — не успев почти толком отойти — в коридоре Софика едва не сталкивается с Томасом — весьма кстати, стоит заметить — и потому, после череды едва ли нужных извинений, прижимается губами к его щеке и, гордо улыбнувшись и сделав шутливый книксен, отправляется дальше. Обычно разговорчивой до болтливости, язвительный Томас не говорит ни слова.

Софика об этом не задумывается.

Настроение у неё несколько — весьма сильно, стоит заметить — улучшается. Если всё и дальше пойдёт так же удачно, то Софика сумеет насладиться сегодняшним вечером как следует. Нужно найти ещё Гидеона — пожалуй, он тоже заслуживает поцелуя, — Ролланда Харнли, Юджина Савенгрео, Тобиаса и Уильяма.

Жаль, конечно, что сегодня Софике вряд ли удастся увидеть Джека — его бы Софика с удовольствием расцеловала в обе щеки. Но, впрочем, поцеловать шестерых за сегодняшний вечер будет вполне достаточно. Тем более, что главное, что среди них точно должны быть Тобиас и Уильям.

Гидеона удаётся обнаружить около окна, он стоит, теребит изо всех сил галстук на своей шее, словно ему тяжело дышать, и Софика успевает воспользоваться моментом и коснуться губами его щеки, после чего, сделав торопливый книксен, проворно убегает прочь.

Юджина Савенгрео она видит на лестнице. И, конечно же, тут же целует. Юджин после этого глядит на неё так удивлённо и вместе с тем так счастливо, что Софике ничего не остаётся, как помахать ему рукой и броситься бегать дальше.

Ролланда Харнли поцелуй настигает, когда он пытается спорить с буфетчиком по поводу того, когда именно могут начинать подавать закуски для гостей Королевского театра Мейлге. Ролланд Харнли пытается настаивать, что никто не может запретить ему лакомиться канапе прямо посреди спектакля, если только он не проносит еду в зал.

Теперь остаются только Тобиас и Уильям. Софика чувствует себя очень гордой — если она быстро найдёт их обоих, то сумеет весьма быстро вернуться обратно на своё место и с чистой совестью проспать весь оставшийся спектакль, не опасаясь, что мачехина кузина или Констанция — или же Амалья — её хватится.

Где найти ложу барона Сиенара, Софика прекрасно помнит. Нужно всего лишь вернуться к лестнице, подняться по ней (и постараться не слишком спешить, чтобы ненароком не споткнуться и не разбить себе нос) и найти дверь, на которой окажутся серебряные буквы «T» и «S».

Конечно же, ложа Тобиаса — к большой радости Софики — находится быстро. Так что, средняя из сестёр Траммо, подумав немного, стучит в дверь и тут же её открывает, не дожидаясь ответа.

Следует заметить, что присутствие в ложе Юклида и Клодетты — вполне ожидаемо. Было бы, если бы Софика потрудилась хоть немного подумать. Их просто не могло не быть сегодня в театре! Особенно Юклида — неженатого мужчины, вероятно, уже перешагнувшего тот возраст, когда молодым богатым мужчинам начинают подыскивать жену.

Присутствие Клодетты и Юклида — должно быть, весьма негативно по отношению к ней настроенных — Софику несколько смущает, но, впрочем, нисколько не сбивает с намеченного пути.

Софика присаживается в книксенах — перед Клодеттой и Юклидом, — а затем, сделав пару шагов вперёд, порывисто целует Тобиаса в щёку, вдыхает на мгновенье запах его одеколона и, неожиданно для себя глупо хихикнув, выбегает из его ложи с такой резвостью, которую никогда за собой не замечала.

Остаётся только Уильям.

Полное имя Уильяма — Вильгельм Распэ. Во всяком случае, именно это имя значилось на визитках, которые он оставлял, когда присылал Софике в пансион букеты или сапожки. Софика решает, что вполне логичным будет поискать дверь, на которой бы значились буквы «W» и «R».

В конце концов, Уильям, кажется, приблизительно того же положения в обществе, что и Тобиас. А значит, многие вещи в их жизни должны хотя бы частично совпадать.

Дверь, надо сказать, находится довольно-таки скоро — она всего в трёх или четырёх дверях от той, за которой скрывается ложа Тобиаса Сиенара. Софика стучится и… Обнаруживает в ложе только молодого человека, которого, кажется, зовут Альбертом. Альберта Уильям, вроде как, в цирке назвал «братцем». Софика едва не топает ногой от досады, лишь в последний момент беря себя в руки.

Из-за этой случайности — нелепой и совсем не страшной, просто пустячковой, если бы у неё были силы об этом хоть немного задуматься — Софика не сразу может собраться с мыслями и спросить молодого человека по имени Альберт, где именно можно будет найти его брата. Если тот, конечно, соизволил посетить сие празднество, в чём Софика Траммо теперь не совсем уверена.

— Если вы ищете Вильгельма, — догадывается молодой человек по имени Альберт, — вам стоит спуститься на первый этаж.

Софика не успевает его даже поблагодарить, настолько она воодушевлена тем, что ей не придётся изменять своим планам — лишь кивает и выбегает из ложи, не в силах больше оставаться здесь. Нетерпение гонит её вперёд. Она несётся по коридору с такой скоростью, что едва не сбивает с ног официанта — кажется, люди, имеющие возможность владеть собственной ложей в Королевском театре, имеют право перекусывать прямо во время спектакля — и притормаживает только на лестнице, чтобы придержать юбки, в которых вполне реально запутаться.

По пути на первый этаж Софика и сталкивается с Чарльзом (вот же неприятность!), едва не сбивая с ног и его. А ещё — Софика подворачивает ногу. Не настолько сильно, чтобы завопить от боли, но вполне достаточно, чтобы сдавленно зашипеть. Чарльз краснеет, бледнеет, лепечет извинения. Сбивчивые и такие раздражающие, что хочется закричать. Чарльз подаёт Софике руку и помогает ей пройти следующие несколько ступенек до ближайшей ровной площадки.