Леди и некромант. Тени прошлого

- Иди ко мне, заблудшее дитя, - позвал он, и голос его был трубен. Он заставил стены петь, повторяя простую эту фразу, которая не была магией, но заставила Ричарда покачнуться.

Сделать шаг.

Стиснуть зубы, заставляя себя стоять. А вот лойр Шаннар поднялся.

- Стой...

- И все мы придем к ним, - жрец улыбался, и видны были желтоватые обгоревшие зубы. - И все мы принесем то, что можем... одни золото...

Перстень упал на алтарь.

- ...другие силу...

Лойр Шаннар вцепился в собственную руку, пытаясь отодрать золоченый шнур.

...а разве Ричарду никогда не хотелось посмотреть, как один из этих, полагающих себя истинными некромантами, будет выкручиваться...

- Эй ты... - Ричард сам не знал, к кому обращается. - Отпусти его...

Мертвец не шелохнулся.

Взгляд его был обращен на лойра, который уже избавился ото всех золотых побрякушек.

- ...третьи, лишенные и золота, и силы дадут то, что есть истинная ценность, - голос жреца наполнял храм. И от него, что от вина, голова шла кругом. Ноги и руки делались мягкими, непослушными. - Свое сердце возложат они на алтарь.

- Я не хочу, - жалобно произнес лойр Шаннар.

Твою...

...это не баб по дивану валять.

- Надо, - жрец был ласков. Он протянул руку и коснулся лица лойра, провел по белой его щеке, то ли утешая, то ли снимая невидимую пыль. - И сердце твое накормит голодных, даст покой беспокойным...

- Какое полезное, однако... - Ричард решился.

Он быстрым шагом подошел к лойру и, заглянув в застывшее лицо его, понял: уговаривать бессмысленно. Да и времени на уговоры особо нет.

Ричард перехватил рукоять сабли, примерился и с немалым удовольствием опустил на светлую макушку. Лойр Шаннар пошатнулся.

И рухнул на грязные камни.

- Негоже брать то, что предназначено богам, - заметил жрец с упреком.

- У него свои боги...

- Он просто забыл истинных...

А шелест под крышей стал громче.

Уходить надобно.

- Они давно ушли... и тебе пора...

...ритуалы изгнания духов Ричард помнил распрекрасно, однако крепко подозревал, что жалких его силенок не хватит.

- А его я заберу, - он, не спуская с мертвеца взгляда, опустился на одно колено, кое-как поднял лойра, закинув его на плечо.

Жрец улыбался.

Мягко. Понимающе.

Он не пытался остановить Ричарда. Просто смотрел.

Держал и нож.

И чашу.

И... когда до двери осталось пара шагов, храм вдруг вывернулся, и Ричард вновь оказался у алтаря.

- Оставь, что принадлежит богам, - сказал жрец.

- В бездну, - отозвался Ричард, испытывая преогромное желание выразиться куда более витиевато. Останавливала память.

Оказаться в этом месте без силы... ему и одного урока хватило.

- Я не позволю тебе убить невинного человека.

- Невинных нет. А этот... он убил меня, - жрец поднял руки и на ладонях его проступила кровь.

- Не он, - Ричард положил тело.

Бежать?

Один раз не получилось, значит, и второй не выйдет. А долго с этакой тяжестью на горбу он не пробегает. Остается что?

Договариваться.

- Его тогда и на свете не было-то... и его родителей тоже. Все, что случилось, было давно.

- Я не знаю времени.

Да... договариваться у него никогда не получалось.

- Чего ты хочешь? Мести?

Мертвец смотрел.

И смотрел.

И думал?

Или...

- И я не ошибаюсь. Я помню эту кровь. Но я не желаю мести.

- Тогда... - Ричард облизал пересохшие губы. - Тогда чего ты желаешь?

- Свободы.

Упокоения.

Он ведь верил. И продолжал верить, взывать к богам, которые оказались бессильны защитить верного своего слугу в храме. А может, просто не захотели. Может, им и прежде мелкие человеческие игры были лишь забавой...

- И как я...

- ...не вздумай соглашаться, дурень! - голос Альера донесся откуда-то издалека. Даже не сам голос, но эхо его.

- ...возьми, - жрец протянул что-то. - Возьми и... прости их, если сможешь. У меня не получилось...

...это оказалось сердцем.

Красным.

Мясистым.

Тяжелым.

Оно вяло дернулось в руках Ричарда, а в следующий миг забилось ровно и спокойно.

В груди Ричарда.

Уже не Ричарда.

...у него было другое имя, но он его не помнил, впрочем, это отсутствие памяти не вызывало беспокойства. В конце концов, было важно не имя, а...

...место.

Храм Всех Богов, один из древнейших в Империи, славных и историей своей, и чудесами, что случались в стенах его с завидным постоянством. Их присутствие здесь ощущалось явственно, наполняя душу трепетом и восторгом, которым он делился с богами.

И был любим.

Как ему казалось.

Сам Император, почтивший их захолустный городок визитом, удостоил его высочайшей милости - лично преподнес черный жертвенный клинок...

...это случилось за полгода до мятежа.

...бунтовали частенько, но большей частью в вовсе уж далеких провинциях. Мятежи вспыхивали. И захлебывались кровь. Храмы получали новых рабов, а верные дети императора - праздничные шествия.

Заговоры тоже случались, на то она и Империя.

И потому никто сперва не встревожился, разве что удивился - как подобное вовсе возможно, чтобы сразу несколько провинций вздумало объявить Империи войну?

Неужто и вправду надеются, что Император пощадит?

Ждали...

...войск ждали.

...и еще известий о том, что войска эти вошли в Ишмар, залив улицы мятежного города кровью... и что Император лично судил заговорщиков... и...

...ничего не происходило.

Тишина.

Тревожная, как ему почудилось. И вялое недовольство богов, а еще странные слухи, что сами эти Боги вовсе не милосердны, но напротив, жестоки, если требуют себе кровавых жертв. И что сам уклад Империи несправедлив...

...храм не опустел вовсе, нет, но прихожан вдруг стало меньше.

А новости доходили одна другой чуднее. И вот уже не три провинции, а едва ль не половина выступила против Императора, объединенная человеком, который нагло называл себя сыном новых Богов.

Он говорил с народом.

Обещал рабам свободу. А низшим - власть. Он призывал свергнуть тех, на ком стояла Империя, и чернь, дурея от вседозволенности, пила его речи, как пьяница - горькое вино. И точно также шалела. Горели библиотеки. Рушились храмы, из тех, которые новые и не успевшие устояться в силе своей. Пылали усадьбы.

Умирали те, кто еще недавно казался всемогущим.

...а храм совсем опустел.

И однажды старый раб, живший при нем не один десяток лет, поймал молоденького жреца за рукав.

- Дурное затевается, - сказал он, глядя выцветшими глазами. - Уходил бы ты, ашше...

...он не внял предупреждению. Да и что дурного может случиться в храме?

...пришли в день Вдовы, когда храм украшали алыми покровами, а в алтарные вазы ставили букеты красных гиацинтов. Он сам срезал цветы в храмовом саду, внезапно осиротевшем, ведь женщины, которые еще недавно гордились службой своей, ныне опасались переступать порог храма.

Пусть так.

Все еще изменится. А Боги милосердны и простят отступников.

Он сам зажег огни в стеклянных фонарях, и наполнил лампы драгоценной ароматной смолой. Вознес молитву. И удивился, когда храм стал заполняться народом.

...не было женщин.

И детей, но их и без того в храм допускали редко.

Не было стариков и старух...

...и кажется, именно тогда он осознал, что служба эта будет последней. И голос его, наполнявший храм вином благочестия, предательски дрогнул. А сердце забилось чаще. И надежда... надежда ведь была: разве допустят Боги, чтобы ему причинили вред?

Да, он слышал о прочих храмах.

И о жрецах, что были растерзаны яростной толпой. Но это все происходило где-то далеко, а здесь...

...он вел службу, вглядываясь в лица пришедших, пытаясь отыскать в них хотя бы тень былого благоговейного ужаса, но не видел ничего.

- Хватит, - сказал молодой Харвар, который прежде приходил ко службе с отцом и дядьями, с матушкой и ее двумя сестрами, с сестрой и кузинами.

Харвар был порывист.

И не сдержан.

И набожностью особой не отличался, всякий раз тяготясь храмовой службой, видом своим показывая, что время это провел бы с куда большею пользой. Ныне же он, одетый просто - куда подевалась его любовь к золоту и каменьям - выступил вперед. Он перемахнул низкое ограждение, скорее символ, чем и вправду преграду, оказавшись у алтарного камня.

- Твои боги требуют жертву? - спросил он, дыхнув в лицо перегаром. - Что ж, мы ее принесем! И эту жертву они запомнят...

Народ, собравшийся в храме, загудел, но гул этот был каким-то... неуверенным.

- Вы только посмотрите на этого уродца... он напялил на себя красные шелка, когда вы... ваши дети...

Он слушал безумную эту речь, в которой не было и слова правды.

Голодали?

Быть может, где-то там, на окраинах Империи, в провинциях, что были еще дики, народ и голодал, но не здесь... и бедняков не было... работа?

Все трудятся в поте лица...

- ...он лил кровь вас и ваших детей, чтобы кормить ею чудовищ! - его толкнули и, не удержавшись на ногах, он ударился переносицей о край алтаря.

Что-то хрустнуло.

И по лицу потекло влажное, горячее.

Кровь?

Он мазнул рукой и растерянный - как стало возможным подобное - посмотрел на людей. А те - на него. И на лицах их застыл суеверный страх.

Боги же...

Боги молчали.

- Видите? Эти статуи мертвы... - ему отвесили еще одну затрещину, не столько болезненную, сколько обидную. - Иначе разве допустили бы они подобное?

Его толкнули и пнули по ноге, заставив скривиться от боли.

- Вы поклонялись призракам! - Харвар ткнул пальцами под ребра жреца и тот захлебнулся воздухом, захрипел, когда рука вцепилась в горло.

И чьи-то руки - Харвар был слишком трусоват, чтобы прийти один - подхватили его. Подняли, позволяя разглядеть прочим.

Кто-то содрал алые шелковые одеяния.

Кто-то вспорол одежду.

Он пытался освободиться, но что он мог? Не воин, не маг... обыкновенный человек, которого слышали боги... Раньше слышали, а теперь словно бы оглохли.

- Танцуй, - его, голого и жалкого, с раскровавленным носом, кинули на алтарь. - Танцуй, святоша, и останешься жив!

Кто-то засвистел.

Захлопал.

А он вдруг осознал, что сегодня Боги будут смотреть. О нет, они запомнят все и каждому воздадут по делам его, но... помогать?

- Нет, - его голос прозвучал тихо, но храм привычно подхватил брошенное слово, донеся до каждого из прихожан.

- Танцуй, - по ногам ударили плетью, и боль обожгла.

- Нет, - он выпрямился и осмотрелся. - Вы приходили сюда за утешением... и за надеждой... вы приносили дары, взыская их милости, но что изменилось?

- Все изменилось, - ответил Харвар. - Ушло твое время... ваше время...

Толпа загомонила.

- Вы знаете меня. И вы знаете его... не ты ли, Ушвар, приходил ко мне, когда он со дружками разгромил твою таверну... а ты... забыл об обиде дочери? И...

- Заткнись, - теперь Харвар ударил по спине, по плечам. - Заткнись, сученыш...

Он бил и что-то говорил, и кровь летела на алтарь, уходя в камень. А он ощущал тяжелое давлеющее внимание богов.

Его стянули.

Вздернули.

И кто-то содрал боевой цеп, чтобы обрушить его на ноги. Боль была оглушающей, всеобъемлющей, и он не сумел сдержать крика. А Харвар скомандовал:

- Теперь руки...

...мука длилась и длилась. Харвар, успокоившись, вдруг озаботился тем, что враг его умрет слишком быстро. И в рот жреца полилась вода, щедро сдобренная силой.