Багровая смерть

78

Я проснулась в том темном месте, которое видела в моменты, когда сон рассеивался. Впрочем, оно было не полностью темным — откуда-то из стены или потолка проступал естественный свет. Я была в тусклом луче слабого солнечного света. Почти стояла на коленях, но не совсем, потому что цепи на запястьях не давали мне полностью опуститься на каменный пол. Должно быть, я проболталась здесь уже какое-то время, потому что плечи болели. Я медленно и осторожно поднялась на ноги, потому что знала: когда циркуляция крови в руках восстановится, будет еще больнее. На мне была красная шелковая ночнушка — такой у меня отродясь не было. На секунду мне показалось, что я провалилась в другой сон, но для этого у меня слишком ныли плечи. Однажды, во время сессии бондажа у нас дома, я попробовала такое подвешивание и обнаружила, что могу простоять так достаточно долго до того, чем начнут болеть руки. После сессии ноги уже не держали меня, и Ашер позволил мне повисеть так какое-то время. Я не сказала свое стоп-слово, потому что если бы я это сделала, ему пришлось бы отвязать меня и позаботиться о моих повреждениях. После того, как он меня освободил, руки у меня болели сильнее и дольше, чем когда-либо. Если во время бондажа я не могла удержать себя в вертикальном положении, то просила о смене позы или чтобы меня просто удерживали и любили. К сожалению, во всем мире не было такого стоп-слова, которое вытащило бы меня из этой темницы.

Я стояла и ждала, пока боль в плечах немного утихнет, чтобы ощутить, как тысячи иголок и булавок пронзают мне руки. Я согнула их, пытаясь ускорить процесс, потому что очнулась в одиночестве. Никто меня пока не пытал, меня даже не охраняли. Отлично. Для начала мне нужно вернуть чувствительность рукам, потому что без этого трудно сражаться. Насколько я могла судить, в этой комнате не было электричества, а в держателях на стенах висели потухшие факелы. Значит, никаких камер тут тоже нет, и они не могут наблюдать за мной, пока сами сюда не зайдут. Еще лучше.

Я продолжала разминать свои руки и вращать плечами, пытаясь понять, не повредила ли их, пока висела здесь все это время. Солнечный свет означал, что сейчас либо тот же день, но время чуть более позднее, либо уже наступил следующий день. Если первое, то я пробыла без сознания всего пару часов. А если второе, то мне повезло, что я могу двигать руками и вообще их чувствовать. Значит, что бы ни случилось в Дублине ночью, оно закончилось, а я все пропустила. Мне стало страшно, живот завязался узлом, пока я думала о тех, кто мне дорог, не зная, все ли с ними в порядке. Затем до меня дошло, что я туплю. Мне не нужен телефон, чтобы связаться с моими.

Сперва я потянулась к Натэниэлу, но ничего не произошло — лишь пустота, которая напугала меня еще сильнее. Я глубоко вздохнула, медленно выдохнула, заставила себя успокоиться и потянулась к Деву… ничего. Я потянулась к Жан-Клоду, еще раз, и снова — ничего. Не могли же все, кто находился в Ирландии, погибнуть из-за какого-то ужасного вампирского нашествия. Что-то физически не давало мне связаться с кем-либо. Была одна человеческая ведьма, которая сумела провернуть подобное, а значит, у Злобной Суки Ирландии мог быть под рукой кто-то с такой же силой, и это не должно меня удивлять.

В помещении был только один выход — казалось, что за грубым дверным проемом должны находиться ступени, ведущие наверх. Других дверей я не видела. Если только лестница не вела к еще одной двери, которая помогала бы удерживать меня в плену, то они были чертовски самоуверенны в том, что им не понадобится дополнительное препятствие, чтобы удержать меня. Я осмотрела кандалы на своих запястьях, потому что это они и были. Кандалы запираются не с помощью ключа, а с помощью металлического стержня, который задвигается в отверстие. Если я смогу подтянуть одну руку достаточно близко к другой, то расстегну их, но для этого цепи были растянуты слишком далеко друг от друга. Я осмотрела их. Звенья были крупными и массивными, как у цепей для бревен — они явно предназначались для удержания чего-то намного тяжелее меня. Они не крепились к каменному потолку, а проходили через отверстия в нем, и это означало, что если кто-то находился сейчас в помещении надо мной, то он увидит, что цепи шевелятся, и поймет, что я очнулась. Я была так занята поиском современных приблуд, что совершенно не подумала об эффективности приспособлений старой школы.

С минуту я прислушивалась, пытаясь понять, не шел ли кто проверить меня по движению цепей, как рыбу по поплавку, но все было тихо. Я поняла, что слышу море. Дублин располагался на побережье, так что это не должно было меня удивлять, но я почему-то думала о комнате из сновидения и о том, что там окна выходили на море. Комната во сне словно стала для меня более реальной, чем сам Дублин и беглое знакомство с Ирландским морем. У меня была секунда, чтобы подумать о том, не было ли все это частью одного сна, а затем я почуяла запах сырости и плесени. Я принюхалась сильнее и смогла уловить соленую свежесть морского воздуха. Во сне вы не можете чувствовать запахи. Я сосредоточилась на этом факте, потому что это помогало мне не париться обо всей этой «сны против реальности» фигне. Я буду относиться ко всему, как к реальности, пока не пойму, что это не так.

На лестнице послышались голоса. Я хотела было притвориться, что все еще в отключке, но ко мне только что вернулась чувствительность конечностей, да и кто бы ни вошел в комнату, это будет не человек. Моего дыхания и сердцебиения им будет достаточно, чтобы понять, в сознании я или нет. Притворяться не было смысла, так что я стояла и ждала, когда в дверь вошел Хэмиш, однако Родриго с ним не было. Мужчина с ним был высоким, смуглым и некрасивым. Он не был уродливым, но и симпатичным тоже. Он выглядел так, словно у него была парочка приятных черт, но они не сочетались у него на лице.

Он однозначно не был красавчиком, но что-то в том, как он себя держал, заходя в комнату, невольно притягивало к нему взгляд. От него исходила такая энергия, из-за которой легко было не заметить Хэмиша, что было бы ошибкой, потому что самая яркая личность в помещении далеко не всегда самая опасная.

За вторым мужчиной я заметила проблеск белого — это была Злобная Сука собственной персоной, наконец-то. На ней было то же платье, что и во сне, но теперь в нем не было того сияющего совершенства. Подол был грязным из-за грубого каменного пола, а может, она выходила в нем на улицу. Она все еще была прекрасна и экзотична, за неимением лучшего слова, но в реальности ее красота не была озарена божественным свечением.

Мужчины встали столбами по бокам от нее и немного впереди, оказавшись между нею и мной. Я не знала, боялись ли они, что я ее покалечу, или что она — меня, но они безусловно встали так, чтобы удержать нас врозь, если понадобится. Интересно.

— Анита Блейк, мы наконец-то встретились.

— Я подумала о том же, хоть и не знаю, какое имя ты предпочитаешь, — отозвалась я.

— «Миледи» подойдет.

— Ты назвала меня именем, данном мне при крещении, и по фамилии. Думаю, после такого использовать прозвище как-то чересчур неформально. — Я не хотела называть ее «Миледи». Может, с моей стороны это было упрямством, однако я не хотела использовать имя, которым она заставляла других обращаться к себе.

— Ты больно спокойна для того, кто очнулся в цепях, — заметила она, изучая мое лицо в поисках намека на мои реальные мысли.

Я попыталась пожать плечами, но лишь загрохотала цепями.

— Если я не буду спокойной, это ничего не изменит.

— Такое самообладание — редкость.

— Спасибо, — сказала я.

— Надеюсь, ты не против смены одежды, ведь твоя стала немного… потрепанной.

— Благодарю за внимательность, — ответила я. Я разделила достаточно воспоминаний с Дамианом, чтобы знать, что с этой дамочкой вежливость — лучший способ избежать избиения. Это также могло разговорить ее, а мне нужна была информация. Где я? Какой сегодня день?

Она наблюдала за мной этими бледно-голубыми глазами, которые так старательно делала более насыщенными в нашем общем сне.

— В тебе больше нет страха. Вероятно, я была слишком великодушна, и мне следовало подвесить тебя голой.

— Я выказала свою благодарность.

Она нахмурилась.

— Позвольте мне, госпожа, — заговорил незнакомый мужчина.

— Не сейчас, Киган, — Она подошла ближе, пока не оказалась в паре футов от меня (чуть больше полуметра — прим. редактора). Я могла бы пнуть ее, но не видела в этом пользы. Они все еще не причиняли мне боли, но если я наврежу им первая, то все может изменится.

— Как пожелает моя госпожа, — ответил он, но на его лице было мрачное разочарование. Что бы он ни хотел предложить, идея ему нравилась, а мне, вероятно, наоборот.

— В тот первый раз, когда я коснулась твоей энергии через нашего общего вампира, ты была едва ли не беззащитна перед моим внушением ужаса. Теперь же ты стоишь передо мной, но страха в тебе нет. Как такое возможно?

Я молча посмотрела на нее, мысленно внушая себе спокойствие и терпение в ожидании. Я не знала, чего я ждала, но надеялась, что узнаю, когда это произойдет.

— Прикоснитесь к ней, госпожа, и ее спокойствие разлетится на части, — посоветовал Киган.

— Я бы этого не советовал, Миледи, — предостерег Хэмиш.

Она обернулась и посмотрела на него:

— Почему мне не следует к ней прикасаться?

— Вы обе выпили много сил Королевы Всей Тьмы.

— И что же?

— Ее силы также возрастают от прикосновения. Я говорил вам, что она сделала с Родриго.

Мне очень хотелось спросить, что я сделала с Родди, но не стала. Они уверены, что я точно знаю, что именно я сделала, и либо они не поверят мне, либо узнают, насколько я новичок в обращении с некоторыми из своих сил.

— Его воля слаба, — произнес Киган.

— Родриго мелочный, жестокий и практически бесчестный, но он не слабовольный, — возразил Хэмиш.

— Хочешь сказать, я слабее Родриго? — требовательно вопросила она.

Хэмиш поклонился и сказал:

— Я никогда не сказал бы подобного, Миледи. Все мы ваши скромные слуги и бледные тени по сравнению с вашим величием.

Я почти ожидала, что она назовет эту премилую речь чушью, но она не стала. Похоже, она принимала это, как должное.

— В таком случае, я вселю в нее ужас перед собой.

— Не советую этого делать, — повторил он.

— Ты посмел усомниться в нашей королеве, — возмутился Киган.

— Я никогда не сомневался в Королеве Ночных Кошмаров, в противном случае мы не пересекли бы полмира, чтобы служить ей.

— Тогда смотри и учись, — сказал Киган.

Сука потянулась ко мне своей бледной рукой. Я думала, что солнечный свет заставит ее колебаться, но этого не произошло. Она двинулась сквозь него так, словно прежде никогда не видела, чтобы вампиры под ним вспыхивали пламенем. Она коснулась моего лица, и я с трудом подавила в себе порыв отдернуться — я знала, что это ее позабавит, и не желала развлекать никого из присутствующих.

Она погладила меня по щеке и сказала:

— Такая красивая девочка. Обычно я не считаю темные волосы и глаза привлекательными, но ты довольно мила.

— Спасибо, ты тоже… я хочу сказать, ты тоже красивая. Ты такая же бледная, насколько я — темная. — Из воспоминаний Дамиана и рассказов Ашера я знала, что она была неуверенна в себе, чертовски неуверенна. Когда имеешь дело с сумасшедшим, безопаснее согласиться с его заблуждениями настолько, насколько это возможно. Если она хочет быть самой красивой, я стану ее главной фанаткой.