Лягушка Благородная

8. Во славу фетишизма

Когда чай был выпит, а ассортимент небольшой кондитерской съеден, свет Лукедонии начал расходиться. Они прощались со мной на удивление тепло. По крайней мере, во взглядах не читались подозрение, настороженность и пёс его знает, что ещё. Точнее, не только пёс — я не постеснялась заглядывать в мысли. И там, в мыслях, меня уже не хотели ни сжечь, ни распять (ни раз шесть), ни казнить каким иным увлекательным способом. Ну, и на том спасибо. Последним, кого удалось выдворить, был Кэриас Блостер. Он от души обсыпал меня комплиментами, как, впрочем, и других девушек-каджу. Смех света Лукедонии ещё некоторое время разносился над островом то с одной, то с другой стороны, да и голос Кэриаса звучал периодически с разных концов. Похоже, он решил лично убедиться в том что все дамы благополучно вернулись домой.

Да, Кэриас был последним, кого мне удалось выдворить. Потому выдворить мне удалось не всех: Эскер заявил, что раз уж он отныне часть моего клана, то он вполне себе дома и никуда не пойдёт. Так что Раскрее пришлось топать в свой замок в одиночестве. Ну, точнее, под присмотром Блостера, но в самом деле... Это не Эскер. Сам же бывший Лорд заявил, что ему нужна какая-никакая опочивальня и двинулся вглубь особняка. Да и хрен с ним — здесь столько места, что можно месяцами не встречаться.

Рейзел и Франкенштейн тоже были ещё здесь. Ну, собственно, куда они денутся? Я помнила, что обещала вернуть их домой после суда, и это время определённо настало. Мы стояли посреди холла, и я неожиданно вспомнила про шторм в море. Почему бы и нет?

— Рейзел, — обратилась я, делая шаг к нему, — я обещала вернуть вас в тот дом после суда на Рагаром. Однако, не желаешь ли прежде попробовать поглотить молнию?

— Вы знаете, где сейчас гроза, Родела-ним? — мгновенно приблизился Франкенштейн.

— Да, я надеюсь, что она там ещё не закончилась, — кивнула я.

— Тогда я хотел бы отправиться с вами, — решительно заявил учёный.

— Я-то не против, но ты вымокнешь до нитки, — я пожала плечами. — В мгновение.

— А вы — нет? — удивился он.

— Против моего желания на меня и капля воды не посмеет упасть, — улыбнулась я. — Я всё ещё жду твоего ответа, Рейзел.

— Да, каджу-ним, — он сделал шаг мне навстречу.

Я протянула им развёрнутые ладони, и они очень осторожно коснулись их. Я нахмурилась.

— Так, это уже раздражает, — я посмотрела прямо в глаза Рейзела. — Я не хрупкая фарфоровая кукла и я не отгрызаю голову, если меня коснуться. Вы чего от меня все шарахаетесь?

— Каджу-ним? — он оооочень старательно сделал вид, что не понял, о чём я.

Вместо объяснений я сильнее сжала их ладони и скользнула. Нет, правда, бесит. Все так касались меня, будто пипидастром богемское стекло обмахивали. Не то чтобы я сторонник постоянных физических контактов со всеми и каждым, но... как бы сказать? Я, возможно, самое прочное создание (на пару с Рейзелом), существующее в этом мире. Ничего, блин, страшного не случится, если положить мне ладонь на плечо, а не коснуться кончиками пальцев, как ветерок.

А шторм бушевал вовсю. Мы выскользнули на остров как раз под оглушительный раскат грома. Ещё через мгновение на нас обрушилась огромная волна. Точнее, она обрушилась на Франкенштейна, на меня и Рейзела попали лишь незначительные мелкие брызги. А вот учёный вымок, как я и прогнозировала, до последней нитки. Хорошо хоть, он достаточно крепок, чтобы волна — а это тонны воды — его не расплющила, и он даже остался стоять. Он глубоко дышал, восстанавливаясь, и его грудь вздымалась, обтянутая мокрой рубашкой. Я позволила себе несколько секунд полюбоваться им — Франкенштейн был очень хорошо сложён. Высокий, с правильными чертами лица, плечи широкие, а бёдра узкие — фигура пловца. Мокрая ткань прилипла, эффектно обрисовывая рельеф мышц. Ну, я могла, в принципе, понять табун девушек, тем или иным способом пытавшихся предложить ему себя для, в общем-то, любого рода отношений.

— Родела-ним, — Франкенштейн отдышался и заметил, что я на него пялюсь, — Не совсем пристойный вопрос, но вы не думали завести любовника?

— Что? — мои глаза выпучились так, что аж больно стало.

— Я имею в виду, тогда, в прошлом, — учёный отвёл глаза, принявшись чесать затылок. — Если ваш супруг вынуждал вас соблюдать целибат столетиями, на вас это вряд ли положительно сказывалось, — быстро заговорил он, будто оправдываясь. — Биологически это вредно. И я могу понять, что в пределах Лукедонии это было для вас невозможно, да и оборотни вам бы вряд ли подошли, но ведь оставались ещё люди...

— Люди? — я отошла от шока, поняв, что ничего такого он мне не предлагал — только удовлетворял научный интерес. — А ты хорошо себе представляешь людей тысячи так четыре лет назад? Ближе десяти шагов не подойти — от запаха глаза слезятся, кожа в разводах грязи с последнего дождя, в волосах и бороде столько живности, что они шевелятся без ветра. Но, допустим, это можно отмыть. Можно взять под ментальный контроль и пару дней отдраивать и отмачивать. Но! Он же рано или поздно откроет рот! А там от зубов осталось четыре чёрных отростка в разных местах и полный справочник по бактериологии. Буэ...

Франкенштейн впечатлился. Его прямо проняло, я бы сказала. Он в деталях представил себе всё, что я описала, и фантазия его пошла чуть дальше. Ну, я не заглядывала в его мысли, но судя по лёгкой бледности с оттенками зелени картина перед его внутренним взором встала ещё та.

— У от... него были любовницы среди людей? — тихо спросил Рейзел.

— Да, — я вздохнула. — И ты не хотел бы узнать детали. На слово поверь.

Над нами снова громыхнуло. На самом деле, шторм вокруг нас бушевал всю беседу. Шквальный ветер гудел над кипящим океаном, вода с грохотом билась о камни. Но нам это не мешало совершенно. Не знаю, как достиг этого Франкенштейн, но у нас с Рейзелом просто такой уровень восприятия — мы могли бы и мышиный писк услышать, если бы этом валуне средь океана жила какая-нибудь мышь, которой бы вздумалось пищать.

— Рейзел, — я заглянула ему в глаза. — Мы здесь не за этим. Прислушайся. Перед разрядом молнии будет небольшая вспышка и лёгкий треск. После этого нужно заставить молнию ударить прямиком в тебя. Как-то так.

Я почувствовала, как у меня дёрнулось ухо, улавливая тихий треск где-то справа. Я развернулась в ту сторону и протянула руку к небу. Прошло несколько мгновений, и я напряглась, призывая зарождающуюся молнию к себе. Это был довольно мощный разряд — моё тело прошило освежающей бодростью. Пальцы ещё пару мгновений чуть покалывало, но в целом это было весьма приятное ощущение. Лицо Рейзела приобрело сосредоточенное выражение — он прислушивался. А я перевела взгляд на Франкенштейна. Молния, влетевшая мне в ладонь, прошла совсем рядом с ним, и сейчас он пытался проморгаться, потому что его явно ослепило. А если бы не проливной дождь, был бы он сейчас как доктор Эммет Браун. Хм, а мог ли это быть его псевдоним? Хотя вряд ли — я, конечно, верю в чудеса грима, но, пожалуй, не настолько. Да и не задержался бы Франкенштейн в одном месте настолько, чтобы понадобилось косить под старика.

Тем временем Рейзел поймал свою молнию. Она осветила бушующие тёмные воды и плотные, почти чёрные тучи, и тут же оглушительно вдарила по ушам. Та молния, которую ранее схомячила я, проделала ровно то же самое, но я была слишком сосредоточена на приятном ощущении внутри, чтобы замечать мелочи снаружи.

— Думаю, достаточно, — улыбнулась я, протягивая Рейзелу ладонь. — С молниями лучше не увлекаться.

В гостиной Франкенштейна расположилось модифицированное трио. Парни сидели полукругом в дальнем конце стола и о чём-то говорили, наверное, когда мы материализовались посреди помещения. Я избавила учёного от воды во время скольжения, так что он удивлённо огладил совершенно сухую одежду и волосы, хотя перед скольжением с него текло буквально ручьями.

Я оставила их там, доверительно сообщив, что буду рада их визиту в любом составе и в любое время. Ответа я, впрочем, дожидаться не стала. Франкенштейн бы вообще вряд ли что-то ответил, а Рейзел... Ну, Рейзел это Рейзел. Болтливость не входила в число его черт. Отец тоже всегда был немногословен. Хотя с таким голосом это было почти преступлением. У Раскела-ним был очень богатый баритон, который вызывал вибрацию где-то внутри. Кажется, он читал мне вслух, когда я-Родела была маленькой. О, если бы была какая-нибудь аудиокнига, записанная его голосом, я бы заслушала её до дыр. Причём, возможно, я бы так и не услышала из неё ни слова, слишком увлекаясь самим звуком. Очень жаль, что он остался лишь в моих воспоминаниях.

Я скользнула в синюю гостиную — когда-то она мне особенно нравилась, и именно в ней я принимала Эскера ещё до того, как он стал Лордом. Пол в ней был выстлан серым войлоком, в центре располагался круглый столик на чугунных ножках с синей мозаичной глазурью на столешнице, вокруг четыре диванчика без подлокотников, на которых уместилось бы по три попы, покрытые чехлами из сапфирового габардина. Не попы в чехлах — диваны. На стенах, затянутых аквамариновой тканью, напротив друг друга висели две картины с ночными пейзажами. Окна были обрамлены тяжёлыми бархатными портьерами более глубокого оттенка, чем чехлы. Створки были открыты, и сквозь них в комнату пробиралась предутренняя прохлада и свежесть, заставляя трепетать полупрозрачные занавески из белого тюля. Я села на диван напротив окон, чтобы полюбоваться рассветом, до которого оставалось примерно с полчаса, и погрузилась в глубокие размышления.

Дверь распахнулась с внезапным грохотом. Тц, я совсем забыла про Эскера и его навязчивое желание остаться в особняке. Вот какой чёрт дёрнул меня провернуть эту штуку с оружием духа? Ну что я, в самом деле, не знала, что этим кончится? И вот теперь бывший Лорд, сияя улыбкой от уха до уха, вошёл в мою гостиную и уселся на диван по правую руку от меня. Я тяжело вздохнула.

— Ты обещала поговорить со мной о клане потом, — напомнил Эскер. — Мне кажется, что «потом» как раз наступило.

— Я помню, — выдохнула я. — Меня склероз ещё на настиг.

— Намекаешь, что меня настиг? — он изогнул бровь.

— Я ни на что не намекаю, Эскер, а констатирую факт, — я перевела на него суровый взгляд. Ну, насколько у меня мог такой получиться. — Я не думаю, что это хорошая идея. Ни для тебя, ни для Рагара.

— Не согласен, Ро... каджу-ним, — бывший Лорд так тряхнул головой, что даже его причёска растрепалась. — Я не нужен во дворце. И после наказания нужен не буду. Я глубокий старик, и мне...

— Место рядом с такой же старухой? — я скептически изогнула бровь.

— Нет! В смысле, ты столь же юна, как при нашей первой встрече! — горячо возразил он.

— Мы оба знаем, что ты брешешь, — я вздохнула. — Итак, ты много времени провёл на троне и считаешь, что больше там не нужен. Что дальше?

— Я понимаю, что мог бы остаться советником, но ты сама должна понимать, что советник для Раскреи из меня будет...

— Кошмарный? — подсказала я.

— Да, именно! — согласился Эскер. — Мне слишком трудно воспринимать её как Лорда. Она ведь моя маленькая принцесса.

— И поэтому ты не нашёл ничего лучше, как передать ей полмеча и смуту, — я скривилась. — Молодец...