Лягушка Благородная

3. Будильничек

Я провела на острове довольно много времени — до тех пор, пока шторм не закончился. Тучи разошлись прежде, чем волны перестали сталкиваться друг с другом, и над океаном повисла мелкая водяная взвесь. Солнечные лучи пронизывали её, превращая в облако перламутра. Теперь я поняла, что значит — на воду можно смотреть бесконечно. К тому же, я впитала огромную энергию бури и чувствовала себя просто великолепно.

Допрос каджу Тросиа должен был уже закончиться к этому времени, так что я скользнула для начала в особняк. Мне хотелось ещё немного оттянуть встречу с Лордом, так что я решила пройтись по комнатам. Наткнулась на зал с портретами: их было всего три. Высотой метра в четыре, они живописали двух мужчин и одну женщину — меня. Портрета Рейзела здесь не было. Самым дальним был портрет моего деда — он был изображён молодым человеком лет двадцати пяти, попирающим тушу динозавра, в идеально-чёрном костюме с золотой оторочкой. В рубиновых глазах — вселенская печаль, волосы воронова крыла чуть ниже талии слегка трепетали на ветру. Отец висел на стене напротив — он тоже выглядел куда старше, чем был в моей памяти. Он был больше похож на Рейзела, или, точнее, Рейзел на него. Кадис Этрама Ди Раскел-ним имел чуть более острые черты лица и чуть более вьющиеся волосы, но в его глазах была точно такая же вселенская печаль, как и у деда. На портрете он держал под уздцы вороного коня, надо заметить — потрясающе красивого, под стать отцу. Ну и, ближе ко входу, был мой портрет. На вид я дала особе на картине не больше двадцати трёх, а это означало, что сейчас, если верить Франкенштейну, я едва ли выгляжу на двадцать. А если судить по Рейзелу и воспоминаниям об отце — мне и восемнадцать-то можно дать с большой натяжкой. С портрета меня смотрела со всё тем же выражением вселенской печали, по сути, фемверсия Рейзела — совершенные черты лица, идеальные чёрные волосы ниже колена, безупречная фигура в безукоризненно сидящем платье с кружевным веером в нежных, белых руках. Н-да… вот, значит, что все видят, глядя на меня…

Прямо из зала я скользнула к Рейзелу. Я вновь оказалась в полумраке прихожей, и мой взгляд наткнулся на аккуратно выставленные розовые тапочки. Тапочки! Надо думать, Франкенштейн весьма недоволен моими прошлыми прогулками на каблуках да по паркету. О мой крот, я же не оставила вмятин и царапин?! Маловероятно, что я стала бы извиняться, но во второй раз такую ошибку лучше не совершать. Я приподняла подол платья, чтобы вытащить ноги из туфель и вставить их в тапки. Ох, а я же не спала в туфлях три тысячи лет? Мои ноги-то разогнутся? И я потом смогу заставить себя засунуть их обратно в туфли? Но все вопросы отпали сами собой. Да, стопы разогнулись, утопая в мягких стельках тапочек. Да, я суну ноги обратно в туфли, потому что… Потому что по возвращении домой я сделаю поиск такой пары первым приоритетом — чёрные замшевые испанки на узкую стопу со скруглённым треугольным носком и каблуком рюмочкой. Ну что — я девочка и я хочу туфельки.

Гостиная встретила меня скорбным молчанием. Увидев меня, Рейзел сначала радостно улыбнулся, а затем с выражением вселенской печали вздохнул. Франкенштейн смотрел на меня со смесью грусти и недовольства. Ха-а…

— Если вы готовы, можем отправляться прямо сейчас, — произнесла я.

— Я ещё не подготовил транспорт, Родела-ним, — мрачно изрёк учёный.

— Он не понадобится, — хмыкнула я. — Мы скользнём отсюда через ткань мироздания прямо в особняк.

— А этот способ передвижения безопасен? — настороженно спросил он.

— Однозначно более безопасен, чем топить самолёт в территориальных водах Лукедонии, — заметила я.

— Каджу-ним, — подал голос Рейзел. Очень грустный голос. Вся скорбь, короче. — Это точно нельзя отложить?

— Рейзел, — я вздохнула. — Я верну вас сюда сразу, как ты захочешь. Не было вообще никакой необходимости сидеть затворником в старом доме, если тебе этого не хотелось, и сейчас она тоже не появилась.

— Но вы же… — он слегка растерялся. — Вы же провели в нём в одиночестве…

— Даже не думай озвучить это число, — оборвала я его. — И потом, к тебе-то это какое имеет отношение? Ты волен быть там, где желаешь.

— А разве вы вольны не были? — озадаченно спросил Франкенштейн.

— Всего одно слово — патриархат, — утвердила я. — К слову, где ваши детки? Не вижу ни людей, ни благородных.

— Сейра и Регис отбыли в Лукедонию после вашего ухода, а у людей работа, — сообщил учёный.

— Ясно, — кивнула я двинулась обратно в коридор — к туфлям.

— Мне казалось, вы можете перенестись откуда угодно, — Франкенштейн почесал лоб.

— Верно, — отозвалась я и чуть приподняла подол, демонстрируя обувь. — Но тапочки будут не самой уместной деталью гардероба на аудиенции у Лорда.

Как бы мне развести Франкенштейна на такие тапки в особняк? А то там местами вообще каменные полы, и стук каблуков разносится эхом по всему дому. Как только мы переобулись, я протянула им развёрнутые ладони. Узкая тёплая ладонь Рейзела сжала мою почти сразу, тогда как Франкенштейн ещё какое-то время медлил.

— Мне очень интересно, как это работает, но меня это пугает, — признал он. — А что, если человек не может пережить такой способ перемещения?

— Эм… — я нахмурилась. — Могу сказать, что от этого ещё никто не умер. Скорее уж наоборот. Хотя, не могу опять же сказать, что провела достаточно опытов для хорошей статистической выборки.

Я решила, что мяться уже хватит, так что цапнула его ладонь — подозрительно холодную — и скользнула. Мы оказались в большой гостиной особняка, из окон которой был виден закат. Очень красивый закат: на чернильном небе уже проступили первые звёзды, чуть прикрытые полупрозрачными розоватыми облаками. Над горизонтом разлилась апельсиново-оранжевая полоса, потянувшая к тёмному небу малиновую дымку. Небо будто было нарисовано акварелью. Вот честно, здесь природа кажется мне куда более впечатляющей и яркой. И то ли это от того, что всё здесь реалистичное, но выдуманное, то ли потому, что у этого тела абсолютно другой уровень восприятия.

Мы спустились в храм, где Рейзел забрал подброшенный ему подарочек Лорда. Послание владыки заставило меня нахмуриться, но я ничего не сказала. Да и о чём, собственно, можно было здесь поговорить? Нет уж, поговорим в храме Лорда.

— Вы в курсе, что мы находимся в запретных землях? — уточнила я, когда мы выходили из дома.

— То есть? — остановился Франкенштейн.

— Ну, я так понимаю, после того, как Лорд подбросил это, он объявил эти места запретными, — я пожала плечами. — Границы наших старых владений охраняет Центральный Аппарат.

— И как мы пройдём к замку Лорда незамеченными? — спросил Рейзел.

— Мы можем либо скользнуть прямо туда, — отозвалась я. — Либо использовать старый добрый ментальный контроль. Я склоняюсь ко второму.

И я пошагала вперёд. Стоило особняку скрыться за деревьями, как я тут же перестала понимать, где нахожусь и куда мне идти. Я повернулась к Франкенштейну, который нашим семейным недугом определённо не страдал, и сообщила ему о проблеме. Принцессы, может, и не какают, но я-то не принцесса, и потому не вижу ничего зазорного в том, чтобы признать свою полную неспособность ориентироваться на местности. Тем более, что он и так об этом знает.

В итоге до замка мы добрались незамеченными. Нам не попалось ни одного благородного вплоть до самых дверей храма Лорда. Вот такое вот мощное отвлечение внимания: никому не позволено на нас смотреть, когда мы степенно продираемся через лес на аудиенцию к владыке. Я толкнула огромные двери и вошла первой, Рейзел и Франкенштейн следом. На ступенях стояла сама Лорд, и она действительно выглядела старше меня. Ну, предположительно, потому как мимо зеркала я так ни разу и не прошла. Перед ней на коленях стояла Идиан с низко опущенной головой. Ай, я ведь не сказала ей, что Рейзел жив, так что она, должно быть, повинилась и в сговоре с целью его убийства. И тут такие мы нарисовались. Ну да, появление героя должно быть своевременным.

— Кадис Этрама Ди Рейзел, — произнесла Лорд, удивлённо глядя на нашу процессию. — Ты жив?

— Да, — кивнул он.

— Где ты был столько времени? — строго спросила она.

— Я спал с тех самых пор, как исчез, — сообщил Рейзел и извлёк Рагнарёк. — Я пришёл вернуть это.

— Откуда он у тебя? — сердито спросила Раскрея.

— Нам его подкинули, — ответил Франкенштейн. — Когда я покидал Лукедонию, в особняке ничего подобного не было.

— Хочешь сказать, ты не знал?

— Я не знал, — кивнул Рейзел.

— Как можно получить оружие духа и не знать об этом? — спросил кто-то из каджу.

— Да, в принципе, легко, — произнесла я. — Много чего не знаешь, когда спишь. Особенно, если делать это не в храме, как положено, а на дне морском, — я покосилась на Рейзела, тогда как все присутствующие уставились на меня. — Кадиа Этрама Ди Родела, — с опозданием представилась я, исполняя очередной реверанс.

— Вы же ушли в вечный сон, — как-то неуверенно произнесла Лорд. — Отец говорил…

— Три тысячи лет — это, конечно, долго, но всё же не вечность, — парировала я. — Рейзел, он ведь оставил тебе послание, так что давай, выпускай джинна из бутылки.

Величественная фигура предыдущего Лорда в просторной ночной сорочке в пол возникла в ослепительном сиянии посреди храма. Внушительное, надо заметить, зрелище. Его голос звучал немного безжизненно, как магнитофонная запись, и всё же у него оказался колоратурный баритон. Крайне приятный голос. Я так зациклилась на самом его звучании, что едва не упустила суть. К слову, я почему-то стала забывать канон, хотя прочитала его на два раза. Но теперь даже если сосредоточиться и постараться вспомнить какие-то детали, выходит плохо, если вообще выходит. Ну, в любом случае, я уже перекроила сюжет, когда писала это, а предзнание было бы слишком рояльным даже на фоне моего появления.

Призрак Лорда вещал о своих стремлениях и напутствиях, и все внимали ему с благоговейным трепетом, почти не дыша. Все, кроме меня. На моём лице с каждым его словом вылезало всё больше скепсиса. Это как подростковые прыщи, только скепсис. Наконец, он закончил и исчез. Ну вот как так можно было? Просто взять и уйти из жизни, никому ничего толком не объяснив. Пока в храме висело благоговейное молчание, я решительно двинулась к святыне Лорда.

— Ну что за безответственность, — недовольно пробурчала я. — Дай-ка, — а вот это я вырвала оба Рагнарёка из рук Раскреи прямо за лезвие и стала подниматься по ступеням, грозно чеканя каждый шаг, так что меня даже никто не рискнул остановить.

Я остановилась у большого серебряного гроба, присела на край крышки и вдавила сложенный меч в крест. Он ушёл вглубь, как будто я утопила его пудинге.

— В вечный сон он собрался ради блага Лукедонии, — недовольно бурчала я. — Изменений ему хотелось.

Следом за Рагнарёком я направила в гроб свою жизненную силу — процентов восемьдесят от того, что насобирала, — и отошла от гроба на пару шагов. Излишки раскатились по храму, сбив некоторых с ног. Кажется, это привело Раскрею в чувство, потому на лестнице послышались яростные шаги. Она успела сделать целых четыре, прежде чем крышка гроба сдвинулась, проскрежетала по бортам и рухнула на камень, заставив присутствующих шокировано замереть.