Лягушка Благородная

— Я тут подумал, — начал Франкенштейн, не отрываясь от неизменных данных, — а в Союзе не смогут выделить заложенные ложные воспоминания?

— Нет, — я издала смешок. — Я сомневаюсь, что даже я смогла бы распознать те воспоминания, которые заложит Эскер, — я сделала паузу. — Видишь ли, наш мозг не сортирует данные, и каждое воспоминание — это что-то вроде кучи маленьких кусочков, разбросанных по разным местам. Мозг обрабатывает данные очень быстро, так что легко собирает эти кусочки вместе. Так происходит, потому что... — я нахмурилась. — Представь, что какое-то воспоминание — это тележка с банками. Ты закатываешь её в кладовку и начинаешь расставлять банки по свободным местам, причём, они не умещаются на одной полке и даже на свободных местах одного стеллажа. Если окажется, что свободных мест во всей кладовке слишком мало, тогда ты просто выбрасываешь опустевшие банки или те, в которых что-то испортилось. А тут вместе с банками втащили новый стеллаж, — я кивнула на мирно спящего Такео. — Эскер такую глупость не сделает.

— Это очень упрощённо, — заметил Франкенштейн.

— Я с этим в научное сообщество и не иду, — отмахнулась я.

Сначала я затёрла воспоминания с не самой блестящей актёрской игрой доктора Айрис, изображавшей сестру Такео. Это было, пожалуй, самой сложной частью. Причём, мне не надо было стирать их полностью — просто убрать эмоциональную связь. Потом надо было восстановить встречу с ней: это было затёрто так небрежно, что мне понадобилась едва ли секунда. И наконец — загруженное кино. Я хотела было просто выдернуть, но одумалась и сначала отделила его так, чтобы не повредить полезные надстройки. А вот уже потом удалила. И ещё несколько секунд ушло на то, чтобы убедиться в чистой работе. На всё про всё ушло около минуты.

— Всё, — я коснулась плеча Такео, выводя его из бессознательного состояния.

— Что-то я не чувствую разницы, — заметил он, созерцая потолок.

— Какое твоё состояние безопаснее для твоей сестры? — склонив голову набок, спросила я.

— Какой сестры? — он перевёл на меня взгляд. — Я был единственным ребёнком, к тому же потерял родителей в детстве.

— А как же Тейра? — подал голос Тао.

— Тейра? — переспросил Такео. — Таким именем мне представилась доктор Айрис, когда мы с ней единственный раз встречались. Никого больше с таким именем я не знаю.

— Видишь? — я повернулась к Франкенштейну. — Быстро, эффективно и безболезненно.

— Ни один показатель даже не дёрнулся, — отозвался он. — Даже мозговой активности. Я восхищён.

— До того, как мы заперлись в Лукедонии, подтирать память было почти так же естественно, как и... — я хотела сказать «жопу», но не стала. — Как и крошки со стола.

Франкенштейн покосился на меня так, как будто он как раз «жопу» и ожидал. А я вот не из тех, кто оправдывает ожидания. Могу иногда и сдерживать своё неуёмное стремление эпатировать публику.

— Вы только что... — подал голос М-21. — Это?..

— Довольно тонкая работа с памятью, — призналась я. Потому что технически, опять же, это и правда была тонкая, хоть и привычная мне работа. — Тоже хочешь?

— А много потребуется сил? — он сглотнул.

— Боюсь, с тобой всё не так просто, — я поджала губы и сложила руки на груди. — Я не знаю даже, какого рода твоя амнезия. Может так случиться, что я не смогу восстановить твою память.

— Почему? — удивился он.

— Я говорила про кладовку с банками, — я нахмурилась. — Если воспоминания затёрлись, то всё равно можно отыскать нужную банку, пусть и в плохом состоянии. При амнезии естественного происхождения, когда она является защитной реакцией разума, нужно просто найти ключ от кладовки. Но... — я сделала паузу. — В твоём случае возможен вариант, когда старую кладовку снесли и построили на её месте новую. Даже осколков старых банок там нет.

— И какова вероятность? — я аж слышать могла, как билось его сердце.

— Пятьдесят на пятьдесят — либо да, либо нет, — я пожала плечами. — Ничего не могу сказать, пока не посмотрю.

Такео и М-21 поменялись местами. Теперь облепленный датчиками передо мной лежал модифицированный с сердцем оборотня, и я слышала его мерный стук. Я отключила его сознание и задумчиво смотрела в спокойное лицо, пока Франкенштейн проверял исходные данные. Я подумала, что пара-тройка китайских стен вокруг его «кладовки» вряд ли меня удивят. И когда учёный наконец дал добро, я полезла в разум М-21.

Его память была. В том плане, что она не была полностью уничтожена, но то, что от неё осталось, восстанавливать мне, откровенно говоря, не хотелось. Осколки воспоминаний были похожи на бессмысленное собрание ужасов, на самом деле. Как будто кто-то много раз записывал на одну и ту же кассету отрывки из фильмов, не сначала, не до конца и где придётся. Я вернулась к реальности в полной растерянности.

— Я бы не стала, — медленно изрекла я, глядя на его лицо. — Часть его памяти действительно искусственно удалена, но то что осталось... Это естественная амнезия.

— Но это его память, — возразил Тао.

— Он был ребёнком, когда у него глазах была изнасилована и убита его мать, — я мрачно перевела взгляд на хакера. — Из детского дома его забрали, чтобы продать в рабство, откуда он попал в особый бордель для старых извращенцев. Правда думаешь, что ему лучше это вспомнить? Я вот что-то сомневаюсь.

Повисло молчание. По идее, надо было и мнение М-21 спросить, но вот как-то... Ну, во-первых, он был без сознания, а во-вторых, мне казалось, что он хотел бы вернуть что угодно. То, обрывки чего я увидела, ни в какое сравнение не шли с экспериментами Союза — учёные, по крайней мере, измывались над ним не ради самих истязаний, хотя это их не оправдывает.

— А его имя? — осторожно спросил Такео.

— Хм... — я снова озадаченно посмотрела на лицо М-21. — Это, пожалуй, можно сделать...

— Что именно? — сосредоточенно спросил Франкенштейн.

— Я выделю кусочек воспоминания, где мать зовёт его по имени и удалю всё остальное, — отозвалась я. — Маловероятно, что память когда-нибудь вернулась бы к нему, но просто на всякий случай. Мне бы не хотелось, чтобы его прошлое приносило ему боль. Можно, конечно, создать ложные воспоминания помягче, но...

— Не надо, — выдохнул Такео. — Ложных точно не надо.

— Вот тут согласна полностью, — кивнула я. — Так что делать?

— Верните только имя, каджу-ним, — изрёк Рейзел. — Остальное оставьте мне.

Оу. Точно. Мой рассказ о том, что там в памяти М-21, тоже надо было подчистить. И Рейзел взял эту задачу на себя. Ну, и прекрасно — она попроще, чем моя.

А восстановить маленький кусочек памяти нужно было прямо таки с хирургической точностью, аккуратно отрезав и удалив всё остальное. Это заняло куда больше времени, чем простенькие манипуляции с разумом Такео, и потребовало куда большего напряжения сил. Спустя примерно полчаса я убедилась в почти полной стерильности памяти М-21 и вернулась к реальности.

— Его память можно восстановить? — озабоченно спросил Тао.

— Уже нет, — я подняла на него глаза и тут же покосилась на Рейзела: он едва заметно кивнул. Значит, уже подтёр. — Его память стёрта подчистую. Я только одно глубинное воспоминание смогла достать.

— Как им это удалось? — нахмурился Тао.

— Без понятия, — я развела руками. — Может, регенерацию проверяли и удалили плоть, хранившую память. Возможно, это вообще побочный эффект.

Я вернула М-21 сознание. Его глаза распахнулись и встретились с моими.

— Мама, — тихо произнёс он.

— Эм... Нет, М-21, я не она, — мягко произнесла я.

— Марк, — поправил он меня. — Мама назвала меня Марк.

— Прости, что мне удалось извлечь так мало, — я отодвинулась из его поля зрения.

— Это больше, чем я хотел, — признал он.

— Не за что, — мрачно улыбнулась я, не дожидаясь благодарности. — Франкенштейн, я могу занять ванную?

— Она в доме не одна, — отозвался он, не оборачиваясь.

— Благодарю, — кивнула я и пошла к лифту. У меня опять было острое желание отмыться.