Лягушка Благородная

— Ты права, — кивнул он. — Именно этого мне и не хватало.

В тронный зал начали входить каджу. Как-то так вышло, что они не проходили далеко, а так и замирали с остекленевшими глазами и бледными лицами где-то у входа. Относительно нормально отреагировал только Раджак, пришедший в компании Рагара. И если каджу Кертье был одет как полагается ко двору, то на его отце были брюки цвета хаки в стиле милитари, чёрная майка и грубые армейские ботинки. Рагар легко и относительно неторопливо для себя пролавировал меж замершего света Лукедонии и присоединился к живописной группе своего нынешнего клана. Родела улыбнулась и всё же надела босоножки. Потом чуть нахмурилась, покосившись на членов своего клана, вздохнула и морфировала свою одежду в очень светлые серые узкие брюки и чёрную удлинённую рубашку армейского покроя.

— Родела-ним, — почти простонала Раскрея. — И вы туда же…

— Я не туда же, — усмехнулась Ноблесс, — я во главе.

Наконец каджу относительно пришли в себя и встали на свои места. Раскрея глубоко вздохнула и поднялась к трону. Она постаралась отойти настолько, чтобы ясно обозначать присутствие, но при этом выглядеть так, как будто она не имела никакого отношения к тому, что в зале творилось. Прошло ещё несколько минут, прежде чем стража привела Эгвейна. Они сделали несколько шагов, держа каджу под локти, и замерли, в оцепенении разжав руки. Не менее, а может даже и более шокированный, чем стражники Урокай рухнул на колени, округлившимися глазами уставившись на Эскера. Бывший Лорд лениво повернул голову и окинул его взглядом.

— Ну, я слушаю, — мрачно изрёк он.

— А… — протянул Эгвейн в тщетной попытке осознать увиденное.

— Давай-давай, — подбодрил Эскер. — Признавай свою вину: меру, степень, глубину. Расскажи нам, что случилось, как всё это приключилось, ты нас предал почему?

— А ты чего стихами заговорил? — озадаченно свела брови Родела.

— Я ведь всё же бывший Лорд, — он запрокинул голову через подлокотник, чтобы посмотреть на неё, и едва успел ухватить корону, чтобы не упала: — Что умею, тем и горд.

— А, понятно, — криво улыбнулась Ноблесс и перевела взгляд на Эгвейна. — Ну так что же, Урокай, ты рассказывай давай.

Каджу Эгвейн медленно моргнул. Он надеялся, что когда откроет глаз, картина перед ним изменится, но этого не случилось. Бывший Лорд всё так же возлежал на троне и лениво косился на него, не потрудившись даже сесть, а за его головой стоял весь нынешний состав клана Истинных Ноблесс. Всё это выглядело, как насмешка над традициями Лукедонии. Урокай мучительно размышлял, как ему отвечать. Он примерно представлял, что ему сказать, но вот теперь никак не мог понять, попытаться ли ему тоже говорить стихами, или этого не нужно. Наконец, он набрал в грудь воздуха, опустил голову и тихо проговорил:

— К сожаленью, вышло так, что ваш подданный — дурак.

— Это мне уже известно, — протянул Эскер. — Но мне вот что интересно — для чего меня ты предал? Что за пять столетий сделал?

Урокай понимал, что надо было что-то говорить. Лорд и так был им недоволен — иначе и быть не могло, но если он не начнёт внятно отвечать, это может вызвать настоящую злость. А всякий раз, когда Лорд был зол, это имело катастрофические последствия. И ощутить их на себе Эгвейну, как ни странно, не хотелось. Несмотря на то, что он был, в принципе, готов к тому, чтобы отправиться в вечный сон.

— А не стоит ли начать его чем-нибудь пытать? — изогнула бровь Родела. — Если он молчит, как рыба, то язык развяжет дыба.

— Я… — Эгвейн сглотнул. — Я и так всё расскажу, лишь слова я подберу.

— Чтоб покаяться в грехах, мысль не выражай в стихах, — подбодрил Эскер. — Ну, давай же, не томи и по делу говори.

— Я хотел, чтобы Рейзел-ним обратил на меня внимание, — на грани слышимости проговорил Урокай. — Я хотел иметь для него значение. Но Рейзел-ним никогда никого не выделял. И я подумал, что если разозлю его, он меня хотя бы запомнит. Я не хотел, чтобы всё вышло так… А потом Тот человек, — Эгвейна перекосило, — ушёл из Лукедонии искать Рейзела-ним, как будто он был жив. Я не мог умереть, не узнав, запомнил ли он меня.

— Он был абсолютно прав, дураком себя назвав, — вздохнула Родела.

— С этим, право, спорить, трудно — разуменье верно скудно, — согласился Эскер. — Точит пусть палач топор — оглашаю приговор, — он умолк.

Спрыгнув с трона, он пружинящей походкой подошёл к Эгвейну и поднял его лицо за подбородок, чтобы посмотреть прямо в глаз. Не смотря на босые стопы, распахнутую рубашку и джинсы, на съехавшую набок корону, бывший Лорд умудрялся вид иметь величественный. Его взгляд был насмешливо-снисходительным, не выражавшим, впрочем, презрения.

— Итак, — снова заговорил Эскер, — ты совершил целый ряд преступлений. Покушение на Истинного Ноблесс, предательство присяги, продолжительное сотрудничество с врагом Лукедонии…

— Человечества и здравого смысла, — тихо добавила Родела, но её все слышали. Эскер и бровью не повёл.

— Лучше напомни мне, какое наказание было за такую деятельность во все времена? — улыбнулся бывший Лорд.

— Известно, какое, — она пожала плечами.

— Спрошу иначе — был ли хоть один случай, когда такого преступника не казнили? — нахмурился Эскер.

Родела задумалась. Она озадаченно свела брови, её взгляд устремился куда в пустоту. В зале повисло гробовое молчание. Никто, в общем-то, не ожидал положительного ответа, но то, как Истинная Ноблесс старалась припомнить хоть что-нибудь, заставляло предположить, что, возможно, шансик был.

— Нет, не было такого, — наконец отозвалась она. — Хотя каджу Ростиа приговорили к смерти от старости. И это была довольно жуткая казнь.

— В смысле? — нахмурился Эскер.

— Ну, там… — она отвернулась. — Это отец рассказывал. Его держали в темнице и пытали с воздействием кровавого камня, чтобы жизненные силы медленно покидали его. До того, как его приговор был исполнен, он от пыток умирал двадцать три раза, если Раскел-ним не ошибся.

— Жуть, — бывшего Лорда передёрнуло. — Ну, те дикие времена давно позади, и теперь мне не нужно прибегать к таким ужасающим мерам. Итак. Урокай Эгвейн, каджу клана Эгвейн. У тебя нет наследников, а мы и так лишились слишком большого числа кланов. Это ни в какие ворота уже! Так что ты пока останешься в темнице. Пока не знаю, на какое время. Мы подберём тебе невесту. По факту, она будет главой твоего клана. Ну, ИО. А ты будешь растить наследника. И когда он будет готов принять клан, ты отправишься в вечный сон. Если будешь хорошо себя вести — быстро и безболезненно. Если нет, то… Уверен, у Роделы ещё сохранились монструозные орудия пыток, от которых двадцать три раза умирал каджу Ростиа.

— С чего бы у меня-то? — Истинная Ноблесс поджала губы. — Его же здесь пытали.

— Ну, может, и здесь сохранились, — Эскер кивнул. — Твоё наказание тебе ясно, Урокай?

— Да, — понуро отозвался он.

— Кто-нибудь хочет сказать что-нибудь в защиту или наоборот? Нет? — бывший Лорд обвёл взглядом каджу, особенно задержав его на Раскрее. — Ну, раз все молчат, то так тому и быть. Всё, отсиживайся в темнице.

— Урокай, — тихо заговорил Рейзел. — Я не выделял никого и никогда, потому что каждое живое существо для меня особенное.

Эгвейн горестно вздохнул. К нему уже подошли стражники и подняли его на ноги. Через несколько секунд их уже не было, а Эскер ещё задумчиво смотрел им вслед. Затем он почесал голову, растрёпывая короной волосы и обернулся к Раскрее:

— Прикажи, чтобы ему исцелили глаз, — медленно изрёк он.

— А если он будет против? — нахмурилась Лорд.

— Он затворник твоей темницы, — пожал плечами Эскер. — У него прав меньше, чем у будильного петуха.

— Сколько ты думаешь его там мариновать? — Родела не спеша спустилась с возвышения трона.

— Не знаю, — бывший Лорд поморщился. — Может, год, а может, столетие. Пока не найдётся девушка, которая захочет стать его женой.

— Как бы не вечность, — кивнула Истинная Ноблесс. — Ладно, я…

— Каджу-ним, — позвал Рейзел, и она обернулась, — Франкенштейн просит вашей аудиенции.

— Зачем это я ему понадобилась? — Родела вопросительно изогнула бровь. — Хорошо, тогда увидимся дома.

Она скользнула к контрактору Рейзела. Он находился в своей лаборатории перед несколькими большими мониторами. Чуть в стороне в огромной колбе плавало тело. Это была девушка, стройная, но жилистая. Её глаза были плотно закрыты, ко рту примыкала маска. Вокруг колыхалось облако пепельно-красных волос. Франкенштейн стоял рядом с колбой, записывая что-то в блокнот.

— Мне сказали, ты хотел меня видеть, — негромко изрекла Родела.

— Да, — он кивнул. — Я хотел попросить вашей помощи с этим, — учёный указал подбородком на колбу.

— Я же не врач, — пожала плечами благородная.

— Это другое, — Франкенштейн опустил блокнот. — По показаниям, она уже должна прийти в себя, но как будто её сознание сопротивляется этому. Вы можете что-нибудь сделать?

— Я-то могу, — Родела подошла к колбе ближе. — Но ты уверен, что тебе это надо?

— Я решил исправить все кривые модификации в Союзе, — он сокрушённо вздохнул. — Это — одна из них.

— Понятно, — Ноблесс кивнула и повернулась к колбе, направляя к ней свою силу.

Неожиданно сильный ментальный блок сдался через целых три минуты. Разбираться с особенностями модификации Родела не стала, а вот совсем уж дрянные воспоминания подчистила — аккуратно и без последствий. А затем направила сознание на пробуждение. Озадачивало только то, что девушка не помнила своего имени. Даже глубинных воспоминаний не было. Благородная отпустила её разум и выдохнула.

— Она скоро придёт в себя, — мрачно изрекла она. — У неё нет ни имени, ни прошлого.

— У многих из них так, — грустно отозвался Франкенштейн. — Я сам даю им имена. Как вам имя Фреди?

— Разве оно не мужское? — изогнула бровь Родела.

— Да, пожалуй, — учёный кивнул и посмотрел на девушку в колбе. — Надо что-то другое. Она совершенно не похожа на Фреди.