Змеевик

54

Тиберн вырулил на небольшу улицу, которую перекрыли полицейские машины и аварийная служба. Пришлось маневрировать, но как только мы выбрались из пробки, Тиберн набрал скорости, лавируя в узких улочках. Я бы предпочла обойтись без рывков и виляния машины, поскольку торчала на коленях у Олафа и не могла перекинуть ремни безопасности через нас обоих. Далтон сидела рядом с водителем, и ее все устраивало, но она-то была пристегнута. Мы четверо пристроились на заднем сиденьи. Все решили, что Олафа лучше усадить в центре, но он был слишком большим, чтобы ехать там с комфортом. Мне было плевать на его комфорт, но если бы он сидел прямо за водительским креслом, Тиберн не мог бы следить за дорогой. В любом случае, меня гораздо больше волновал тот факт, что я не пристегнута. С тех пор, как моя мать погибла в автокатастрофе из-за того, что не была пристегнута и вылетела наружу через лобовое стекло, у меня был пунктик на этот счет. Обычно я не двигаюсь с места, пока все пассажиры не пристегнутся. Но вот я здесь, сижу на коленях у последнего человека, с которым хотела бы соприкасаться, и на мне нет блядского ремня. Я даже не знаю, может ли этот день стать хуже.

Физически Эдуард был среди нас самым маленьким после меня. Он прижимался ногой от бедра до икры к Олафу, и точно так же с другой стороны сидел Бернардо. Обычно Эдуард не выглядел для меня коротышкой, но сейчас он казался намного ниже шести футов. Я сидела поперек колен Олафа, спиной к двери, поскольку ногами он упирался в спинку водительского сиденья. Тиберн был вторым по росту среди нас, так что его кресло было изрядно выдвинуто назад, поэтому Олаф напоминал длинноногую сардину, зажатую в машине. Это также означало, что мои ноги были вытянуты перед Эдуардом, потому что их надо было куда-то девать. Если бы я протянула их так, как обычно делают лежа на диване, пришлось бы занять колени всех троих. Казалось бы, почему такой крупный мужик, как Тиберн, не может ездить на большой тачке? Не думаю, что он хоть раз сидел здесь, на заднем.

— Всем удобно? — Поинтересовался он и завел машину.

— Издеваетесь? — Спросила я.

Он усмехнулся. Может, он и знал, каково оно тут, на заднем.

— Забудьте.

Пульс со всей дури пытался пробиться сквозь кожу на моей шее. Мне удавалось сохранять ритм дыхания, но я не могла унять сердцебиение, которое подскакивало всякий раз, стоило Тиберну продемонстрировать нам, что он не был новичком на курсах аккуратного вождения. Мой страх перед поездками на автомобиле непристегнутой не был иррациональным — ебучие ремни увеличивают твои шансы на выживание при аварии. Я просто не была уверена в том, что колени Олафа столь же безопасны, как автомобильные кресла. Не помогал и тот факт, что я взгромоздилась поперек его бедер, вплотную к телу, как будто сидеть так близко к нему было безопаснее всего.

Олаф шепнул:

— Тебе страшно. Почему? Я же ничего не сделал. — Его руки аккуратно лежали по обе стороны от его тела, потому что я подарила ему красноречивый взгляд, когда он попытался пристроить их туда, куда вы обычно пристраиваете руки, когда кто-то сидит у вас на коленях — то есть, вокруг человека, который на вас сидит. Дело даже не в тисканьях, просто это самое удобное место, куда можно деть руки в таком положении.

Я сглотнула забившийся в горле пульс и выдала тихо, но не стала сводить голос до шепота:

— Я не могу пристегнуться.

— Я забыл, как сильно тебя это беспокоит. Тебя напрягает сам факт того, что ты ничем не закреплена, когда находишься в машине.

— Да. — Ответила я, и ненавидела это чертово слово за то, что выдохнула его с ноткой паники, которую тщетно пыталась побороть.

— Я не ожидал, что ты будешь напугана до такой степени. — Сказал он тихо и осторожно.

— Ага, я тоже.

Он шепнул, скользнув теплым дыханием по моему лицу:

— Страх мешает мне контролировать моего льва.

Я повернулась голову и уставилась на него с расстояния в несколько дюймов. Наши солнечные очки помогли сделать этот момент не таким интимным, каким он мог бы быть.

— Твой страх или мой? — Я не утруждала себя шепотом.

Он нахмурился.

— Я не боюсь тебя. — Он также перестал шептать.

— Я про твой контроль. — Сказала я, и не могла сдержать улыбки, которую обычно выдаю, когда в моих словах больше угрозы, чем юмора.

— Мы вам не мешаем? — Поинтересовался Тиберн.

— Нет, но я хотела бы знать, что такого важного мне предстоит услышать, что приходится рисковать своей жизнью и ехать непристегнутой, капитан.

Тиберн и Далтон обменялись долгими взглядами, в процессе чего он вырулил на трассу номер один, которая, как я знала, была здесь единственной главной дорогой. При других обстоятельствах их переглядывание могло бы выглядеть интимным, но, думаю, это было скорее про «с чего же, блядь, начать?», чем не про «эй, детка».

— Все сложно. — Усмехнулся Тиберн. Он вдавил педаль газа так быстро, как только мог, и я вдруг поняла, что вокруг не очень-то много всего по краям дороги — океан с одной стороны и Мексиканский залив с другой. Так или иначе, я не горела желанием оказаться в воде, будучи запертой внутри машины. Я говорила, что чуть не утонула во время одной аварии? Так что, да, и воды я тоже боялась. Сегодня просто день моих самых нелюбимых вещей. Будь я пристегнута, могла бы даже полюбоваться видом. Вода походила на расплавленную бирюзу и сапфиры, так что зрелище было что надо, но сейчас она казалось просто еще одной бедой, готовой укусить меня за задницу. Фобии не поддаются логике — они основаны на страхе.

— Мы поняли, что все сложно. В противном случае мы бы не забились всей толпой в машину для этих шпионских игр. — Я решила забить на то, что мой голос дрожал.

— Капитан Тиберн, офицер Далтон, поездка не будет длиться вечно. Так что, чем бы вы ни планировали поделиться, можете начинать. — Сказал Эдуард, и звучал он куда дипломатичнее меня. Интересно, звучал бы он так же, если бы сидел на коленях у Олафа?

— Ранкин был одним из моих лучших парней. — Сказал Тиберн. — Дел закрыл больше всех. Получил больше признаний, чем кто-либо, кого я знаю.

Я хотела увести тему в русло переговорческих техник Ранкина, но Эдуард коснулся моей ноги и покачал головой. «Пусть Тиберн говорит» как бы намекал он, так что я заткнулась и позволила Тиберну продолжить.

— В Лос-Анжелесе, где он начал свою карьеру в полиции, у него была такая же репутация. Он перебрался в Аризону — хотел себе дом с задним двориком, и чтоб соседи были приятные. В Лос-Анжелесе на зарплату полицейского так не пошикуешь, насколько мне известно. Потом он работал в Фениксе. Я был шокирован тем, что детектив с его репутацией хочет перебраться в наше захолустье. Ранкин ответил, что хочет, чтобы его сын рос с семьей, большая часть которой живет здесь. В этом был смысл, так что я просто порадовался, что он теперь в моей команде. Два года назад я получил еще одного крутого специалиста из большого города, когда детектив Далтон решила оставить Нью-Йорк и перебраться к нам.

Далтон продолжила:

— Нас разбросали по городам, чтобы мы, как практики, демонстрировали свои умения на службе, поскольку об их пользе уже все были наслышаны. Если ты сам не выберешь место, тебя просто отправят куда попало. Я устала от снега, хотела пожить пару лет под солнцем — это было бы к лучшему. Если честно, незадолго до того у меня был парень в силовых структурах, и это немного усложняло мне жизнь. Я говорю об этом только потому, что теперь я уверена, что мое разбитое сердце. — Она набрала воздуха в легкие перед тем, как продолжить. — Открыло меня перед Ранкиным. Открыло меня его способностям. Он может чувствовать твои самые сокровенные желания — то, чего лично тебе не хватает в жизни, и предлагает тебе это. Более того — он даже воплощает это. После двух лет отношений с ним мне захотелось выйти замуж и завести настоящую семью, но он не мог дать мне этого.

— Потому что уже был женат. — Сказала я.

— Да, но я понимала, что его жена в курсе. Черт, да я бывала у них на ужинах и на семейных праздниках. Я даже была в списке тех, кто мог забрать его сына из школы в случае чего.

— Очень прогрессивно и полиаморно. — Заметила я.

— Я думал, это не скажется на их работе, раз жену Ранкина устраивают его отношения с Далтон. — Добавил Тиберн. — Я был уверен, что это не мое дело.

— Вам не надо объяснять мне такие вещи, капитан. Я вообще последняя, кто имеет право кидаться камнями в чужую личную жизнь. — Сказала я.

Далтон повернулась на своем кресле и уставилась на меня. Она сняла очки, так что я могла видеть ее большие карие глаза с очень тонким, но весьма умело наложенным слоем подводки и туши. Возможно, на ней также были белые тени, но я опустила взгляд прежде, чем успела определиться по поводу ее косметики. Когда опытный психопрактик снимает темные очки в лучах ослепительного солнца и смотрит на тебя в упор, ты не пялишься ему в глаза. Не пялишься и все. Может, она просто хотела быть искренней, но я уже успела познакомиться с последствиями применения подобных сил, и не хотела повторять этот опыт.

— Спасибо, что позволили мужчинам своей жизни помочь мне разорвать связь с Ранкиным.

— Не за что. — Ответила я.

Мы выехали на ту часть шоссе, где вода по краям дороги была прикрыта пушистыми кустами зелени и заборчиками. Тиберн гнал со скоростью в шестьдесят, может, семьдесят миль в час (100–110 км/ч — прим. переводчика), впереди был светофор. Тиберн вел себя так, словно не сомневался в том, что мы успеем проскочить до красного. Что ж, по крайней мере, теперь, если мы разобьемся, то хотя бы не утонем. Но приятного вида мне не хватало. Кажется, сегодня я при любых обстоятельствах найду, к чему доебаться.

— Как вам удалось не пустить его к себе в голову, маршал Блейк? — Спросила Далтон.

— У меня не получилось заблокировать его полностью.

— Но вы не поддались его силе. Как? Как вы смогли дать ему отпор?

Я открыла рот, чтобы ответить, но увидела автомобиль, который вырулил на дорогу сбоку, прямо у светофора. Я успела крикнуть: «Машина!», и кричала не только я.

Тиберн ударил по тормозам. Меня швырнуло вперед прежде, чем я успела понять, за что можно было схватиться. Олаф сделал абсолютно естественную вещь — обхватил меня за талию и торс, прижав к себе, потому что сам он был так крепко зажат на заднем сиденьи, что даже не дернулся. Он поделился со мной своей устойчивостью, но я вдруг оказалась у него в объятиях, крепко прижатая к его телу. Я ощутила, как напряглись его руки, когда машина съехала с шоссе, потому что Тиберн прекратил попытки проехать дальше, и просто убрал нашу тачку с дороги — рывком, как это делают во всяких экшенах. Я обняла Олафа за шею и уткнулась лицом ему в ключицу.

Он держал меня, когда машину начало вертеть, и я знала, что он сделает все возможное, чтобы сохранить мне жизнь. Я знала, что при необходимости он закроет меня своим телом, и та сила, которая пугала меня при других обстоятельствах, вдруг стала источником абсолютного комфорта. Я знала, что сейчас эта мощь полностью сосредоточилась на моей безопасности. Разница между принцем и чудовищем, как правило, сводится к тому, как мужчина использует свою силу и ярость. При правильном векторе они создают надежное укрытие от любого шторма. Если же они направлены против тебя, укрытие превращается в западню. Я молилась, чтобы Тиберн справился с управлением, пока держалась за Олафа, прижав лицо к его теплой шее, и старалась не видеть того, что происходит вокруг.