Король-паук

— Я не уполномочен вести переговоры с вашим королевским величеством.

— Передай ему, — доверительно сказал Людовик, — что я хочу мира. Скажи, что сейчас с ним говорит моё сердце, а не французские пушки. Если он вынудит меня стрелять, я сделаю это с большой неохотой. Но ты должен сказать ему, что я готов, хорошо готов к войне, которой, надеюсь, не будет.

Эдуард согласился. Помощники заранее обговорили все условия переговоров. Павший духом герцог Карл оставил Сен-Кантен со своим небольшим отрядом, для того чтобы снова присоединиться к своей армии, которая по-прежнему продолжала бороться со швейцарцами. У тех, казалось, были неистощимые силы — они уже захватили и разграбили всю провинцию Франш-Конте.

Представители начальства британской армии были встречены так же любезно, как и герольд. Каждый день на ту лужайку выставлялись широкие столы. Чтобы насытить жителей острова, зажаривали кабанов. Бараны, олени и быки, целиком насаженные на вертела, проворачивались над угольями, поджаривались, покрывались хрустящей корочкой и наполняли английский лагерь приятными запахами. Весёлые толстые французы повара в фартуках, с корзинами, полными бутылей вина и кусков мяса, ходили безоружными между английских палаток, раздавая еду и уговаривая сомневающихся выпить за здоровье их предводителя и короля Людовика. Они прибывали в несметном количестве, и голодные пешие солдаты, которые не были приглашены на пир, поедали их лакомства очень жадно. Целый поезд из повозок свежей французской провизии и бочек пива прибыл, чтобы поздравлять завоевателей. Никакая армия не получала ещё такой встречи.

Король приказал поставить навесы над длинными столами, чтобы защитить английскую знать и офицеров от солнца. Внимательные слуги поставили перед ними блюда с мясом и подливали им в кубки благородные вина, которых многие из них и не пробовали, омывали им руки и осушали льняными салфетками. Жонглёры и менестрели развлекали их. Каждый становился королём на том пиру. А потом, чтобы разнообразить развлечения, слуг мужского пола заменили прелестными француженками, смеющимися, обращающимися по-свойски с англичанами и гулявшими с ними по тенистым аллеям после захода солнца.

Обмениваясь мыслями с Филиппом де Комином в палатке для заседаний, где проходили переговоры, кардинал Буршье удивлённо поднимал брови.

— О Боже! Мой господин великий канцлер! Никогда ещё со времён, как Иоиль вбил гвоздь в голову Сизеры, не использовали женщин в войне таким образом. Конечно же никогда так не было! Ради всех добрых жён этих людей я должен подвести наши переговоры к быстрейшему завершению. Это будет стоить... хм-м, ваш король говорил о пятидесяти тысячах фунтов. Итак, нам понадобятся ещё корабли, чтобы увезти людей в спешке — и это будет стоить, ну, скажем, восемьдесят тысяч фунтов.

— Семьдесят пять, — возразил великий канцлер. — Конечно, не каждый англичанин женат.

Кардинал согласился.

Потом встал вопрос о ежегодных выплатах английскому королю. Буршье хотел называть это данью, а Комин — даром. Они сошлись на названии, и в договор была введена оговорка о ежегодной пенсии королю Эдуарду. Размер пенсии — пятьдесят тысяч фунтов.

Договор был подписан, и печати поставлены.

В Европе назвали это перемирием торговцев.

Король Эдуард был совершенно удовлетворён. Но Людовик, который части ужинал с ним и поражённый количеством пищи, которую он поглощал, опустился на колени и принялся молиться, когда увидел, что английская армия двигается в обратном направлении.

— Чёрт возьми, когда-нибудь этот человек умрёт от обжорства!

Теперь он узнал больше об английском короле и увидел его слабости. Эдуард был жесток, эгоистичен, на редкость жаден и основательно ленив. С тех пор как он получит свою пенсию для своих собственных расходов, он никогда не выйдет из себя. Франция в безопасности. Людовик поставил его первым номером в списке иностранных вложений.

Угроза вторжения прошла, но осталась угроза для его собственного здоровья. Ему пришлось сесть на сильную диету. Он пил горькие капли, которые давал ему Оливье. Он молился. В письме, которое случайно попало в архивы, видимо чтобы история подсмеивалась над ним, он щедро жертвовал денег аббатству Сен-Клод на молитвы за «хорошее состояние моего живота». Хорошее состояние живота — могло ли теперь оно волновать его всерьёз?

Он вернулся в Париж, приказал отрубить посреди городской площади голову Жаку Немуру и возвратился в Плесси-ле-Тур. Последний предатель Франции был мёртв, последнее крупное поместье конфисковано. Последний иноземный враг, кроме одного, был побеждён, тот, оставшийся — изолирован и оставлен без союзников, да и к тому же — со всех сторон подвергается угрозам. Ещё немного, и Бургундия тоже падёт.

Теперь он должен исполнить клятву перед Господом. Он обещал при коронации, что если Господь передаст ему Францию и разрешит ему объединить её, он будет славить Богородицу так истово, как никакой король не делал.

Именно этим Людовик и занялся.