Друзья и герои

– Им придется подписать перемирие, – сказала Гарриет.

– Что?

– Ты только погляди на этих людей. Так греки долго не продержатся.

Лицо Гая исказилось, и после длинной паузы он сказал:

– Возможно, британцы пошлют им помощь.

– Эта помощь, кажется, никому не нужна.

Слухи о том, что британские войска уже выступили, вызвали не только радость, но и тревогу: все боялись, что это лишь ускорит наступление немцев.

– И всё же, – сказал Гай. – Всё лучше, чем эта патовая ситуация.

В здании Академии оказалось холоднее, чем на улице. В общем зале растопили маленький камин, но сырость витала в воздухе, подобно туману. Бо́льшая часть стульев, однако, была занята, и голоса присутствующих звучали на удивление бодро. На столе Алана стояла бутылка узо, и, увидев Гая и Гарриет, он тут же начал разливать его по стаканам.

– Так у нас и в самом деле есть повод? – удивилась Гарриет.

– В самом деле, – подтвердил Алан.

Они уселись, и узо тут же согрел их. Алан рассказал, что одному из обитателей Академии, некоему Теннанту, офицер с проходящего мимо судна обещал передать кусок говядины.

– Это обещание привело к некоторому недопониманию. Мисс Данн, как обычно, решила распорядиться всем сама и, прежде чем говядину успели прислать, повесила объявление: мол, в это воскресенье гостей приглашать запрещается. Я пошел к Теннанту – в? конце концов, ему было решать. Он сказал, чтобы я приглашал кого хочу. Мясо еще могут и не прислать. А если и пришлют, местный повар наверняка всё испортит.

Потерпевшая неудачу мисс Данн сидела у камина, уставившись в книгу, и не участвовала во всеобщем голодном оживлении.

Заглушая разговоры, из какого-то дальнего угла доносился поучающий голос Пинкроуза. К нему тоже пришел гость, которому он и излагал содержание своей лекции о Байроне.

Гадая, уж не мисс Глэдис ли была адресована эта речь, Гарриет спросила:

– Как вы думаете, младшая мисс Тукарри строит планы на Пинкроуза?

Алан кивнул с серьезным видом:

– Уверен в этом. И согласитесь, из нее вышла бы очень качественная леди Пинкроуз.

В ожидании сигнала к обеду они волей-неволей выслушали монолог Пинкроуза, который продолжался, пока не затихли все разговоры вокруг. Когда наконец прозвенел гонг, по комнате прошелестел общий вздох. Жильцы старались неторопливо покидать зал, пропуская женщин вперед. Увидев, что здесь есть и другие женщины, мисс Данн поторопилась выйти первой. Гарриет удалось разглядеть, кто пришел в гости к Пинкроузу. Это был Чарльз Уорден.

В Академии было принято обедать за большим круглым столом. Так повелось с тех пор, когда за этот стол садились студенты, которые жили одной большой семьей.

– Боюсь, наша застольная беседа скорее приличествовала бы траппистской трапезной[61], – заметил Алан. – Иногда кто-нибудь заговаривает о работе, но не в присутствии гостей, разумеется. Боюсь, вас ожидает гробовое молчание.

Подали обед. Все, включая Диоклетиана, получили по куску мяса – сухому и пережаренному, но всё же. Собравшиеся одобрительно хмыкали и причмокивали, а кто-то даже рискнул воскликнуть: «Ну знаете ли!» Чарльз сидел, не поднимая глаз, и держался настороженно.

К мясу подали салат. Изучив плотные темные листья, Гарриет сказала:

– Похоже на листья маргариток.

Алан передал ей масло и уксус.

– Щедро полейте их, – посоветовал он. – Мы выживаем здесь только благодаря оливковому маслу.

Сидевшая напротив мисс Данн приподняла брови.

Гая не так-то просто было смутить, и он спросил соседа, правдивы ли, по его мнению, слухи о возможном вмешательстве британцев на греческом фронте. Сосед был потрясен таким вопросом и прошептал:

– Не думаю.

– В самом деле? А я слышал, что британские войска уже высаживаются на Лемносе.

Мисс Данн, обычно розовощекая, порозовела еще сильнее, после чего взорвалась, не в силах сдерживаться:

– У вас нет никакого права повторять подобные слухи!

– Да их все вокруг повторяют, – заметил Алан и, чтобы отвлечь Гая, предположил, что Наксос будет куда более удобным перевалочным пунктом для войск, идущих к Пирею.

– Но точно ли они движутся к Пирею? – запротестовал Гай. – Возможно, они направятся в Салоники.

Мисс Данн, возмущенная предметом их обсуждения, таращила глаза и пыхтела так, словно ее душили. Видя ее недовольство, Гай наклонился к ней и дружелюбно спросил:

– А вы чем занимаетесь в миссии?

– Я не привыкла обсуждать свою работу, – резко ответила она.

Даже Гаю должно было стать ясно, что разговор окончен, подумала Гарриет, – но не тут-то было. Заносчивая неловкость мисс Данн только раззадорила Гая, и он принялся умащивать ее, словно сложного студента. Он рассказал ей о представлении и о том, что планируется его повтор, – не желает ли она прийти?

Пока он говорил, мисс Данн так ерзала на стуле, что отъехала от стола на добрую пару футов. Когда Гай умолк в ожидании ответа, она яростно затрясла головой. Окружающие с наслаждением наблюдали за этой сценой.

Тогда Гай сообщил, что он тоже играет в теннис. Не желает ли мисс Данн сыграть с ним партию-другую?

Услышав это, мисс Данн побагровела от корней рыжих волос до выреза изумрудно-зеленого платья. Вместе с тем ее алое лицо исказила многозначительная усмешка.

– Я подумаю об этом, – лукаво произнесла она.

Гарриет умоляюще посмотрела на Алана и случайно встретилась взглядом с Чарльзом. Он сочувственно ухмыльнулся, она улыбнулась в ответ. Жизнь тут же утратила мрачные краски. В комнате посветлело.

Алан сообщил, что попросил подать им кофе у него в комнате. Гарриет, с неохотой поднимаясь по лестнице, чувствовала себя так, словно ее увели от единственного, кого она здесь желала видеть. Когда за ними закрылась дверь, она повернулась к Гаю.

– Эта кретинка решила, что ты с ней заигрываешь.

– Дорогая, в самом деле! Что за чушь!

Он посмотрел на Алана в надежде на поддержку, но тот был согласен с Гарриет.

– Я восхищен вашей решительностью, – сказал он. – Уверен, вам удалось завоевать сердце мисс Данн. Это уже немало. Только бесчувственный мизантроп мог бы отвергнуть столь безыскусное и благожелательное предложение дружбы.

Алан недавно отобрал самые удачные фотографии, которые делал во время путешествий по Греции. Теперь он принялся вынимать их из папок и передавать Гаю и Гарриет, предварительно с нежной ностальгией осматривая каждый снимок.

Видя, как Алан радуется возможности разделить с ними свой восторг от любимых мест, Гарриет была тронута и попыталась выкинуть Чарльза из головы. Разглядывая каменистые острова, оливковые деревья, классические церкви на фоне моря и белоснежные дома, тени на которых сияли отраженным полуденным светом, она сказала:

– Мы так хотели сюда приехать. Больше всего мы хотели оказаться в этой стране – и так ничего и не увидели. Мы живем словно в тюрьме.

Поддавшись внезапному порыву, Алан заявил:

– Я никогда не покину Грецию.

– Но если сюда придут итальянцы, вы не сможете остаться.

– Спрячусь на островах. Я говорю по-гречески, у меня всюду друзья. Меня приютят. Совершенно точно.

Слушая Алана, Гарриет понимала, что этот молчаливый, нудный и язвительный человек на самом деле обладает мягкой, терпеливой и многострадальной душой. Ей казалось, что в целом мире он любит только Грецию и свою собаку, но теперь стало ясно, что Греция была для него не просто любовью – это была святыня. Но желание укрыться здесь всё равно казалось ей всего лишь романтической фантазией. В Бухаресте жили англичанки, бывшие гувернантки, у которых не было ни денег, ни друзей за пределами Румынии. Они твердо намерены были остаться, но в итоге уехали вместе со всеми остальными.

Пока Алан говорил, она услышала доносящийся из сада голос Пинкроуза и с непринужденным видом подошла к окну. Закутанный до ушей Пинкроуз прощался с Чарльзом. Тот отдал честь, повернулся и зашагал к черным воротам. Лимонные деревья скрыли его из виду, но Гарриет продолжала стоять у окна, глядя ему вслед.

Гай и Алан были погружены в разглядывание фотографий. Алан подробно описывал свой фотографический метод. Гарриет знала, что Гай не понимает ни слова, а ей самой эти рассуждения казались бесконечно далекими от жизни. Всё в этой комнате было далеко от жизни. Она едва скрывала свое нетерпение – ей хотелось проследовать за Чарльзом и оказаться в центре города, где он, возможно, сейчас гадал, чем она занята.

Вдохновленный восторгами Гая, Алан принялся стряхивать пыль с очередных папок.

– Вы же останетесь на чай? – спросил он. Это была просьба одинокого человека.

У Гая были другие планы на остаток дня, но он не смог устоять.

– С радостью, – ответил он.