Друзья и герои

Гай покачал головой.

– А знает ли лорд Пинкроуз, почему так произошло?

– Не думаю, – ответил Гай.

– Я расскажу вам. Я всем вам расскажу. Я сыграла в этом роль. Да-да. У моего Перси были друзья в самых высших кругах. У нас было много знакомых. У бедной старой вдовы еще осталось кое-какое влияние. Мы были знакомы с лордом Бедлингтоном много лет назад, еще когда он был всего лишь молодым Бобби Фишером, который путешествовал по миру и как-то раз остановился у нас в Которе. Его недавно назначили председателем Организации, и, узнав, что он в Каире, я написала ему письмо. Очень строгое письмо, знаете ли. Сообщила ему, что здесь происходит, рассказала про Грейси, Калларда и Куксона. Я сообщила, что все мы шокированы деградацией школы, и дала ему знать, что при Калларде ситуация вряд ли исправится. Сказала, что Каллард вряд ли справился бы с управлением тележкой мороженого. Да-да, так и написала. Я называю вещи своими именами. А еще я написала, что здесь есть очень приятный молодой человек, Гай Прингл, с которым очень несправедливо обошлись. Я открыла глаза Бобби Фишеру, знаете ли. В итоге наш друг Гай Прингл получил должность, которую он заслуживает.

Она воздела руки над головой и зааплодировала сама себе.

– Тайна раскрыта, – ядовито заметила мисс Джей. – Словно в последнем акте пантомимы.

Даже если ее замечание и вызвало сомнения в публике, все они были рассеяны, когда Гай обнял миссис Бретт со словами:

– Спасибо вам. Спасибо! Вы великая женщина.

После чего он расцеловал ее в обе щеки.

Румяная и утомленная своей речью миссис Бретт, которая уже успела немало выпить, исполнила в его объятиях небольшой танец, прищелкивая пальцами.

– Вот тебе, Грейси! – восклицала она. – Вот тебе, Каллард! И тайная рука Фалирона! Можете сообщить Куксону, что старушка еще кое на что способна!

Ее выступление смутило присутствующих, но безыскусная радость Гая очаровала всех, и смущение утонуло во всеобщем хохоте. Все присоединились к аплодисментам миссис Бретт, даже мисс Джей. Гарриет, стоя в углу, наблюдала, как все толпятся вокруг Гая, а он с улыбкой протянул ей руку. «Я был прав, желая прийти сюда», – мог бы сказать он, но ему просто хотелось, чтобы она разделила всеобщее веселье.

Ликование утихло, когда миссис Бретт вдруг вскрикнула: «Жаркое!» – и убежала на кухню.

– Очень вовремя, – сказала мисс Джей. Плотное платье из белой шерсти с бахромой висело на ней, словно на вешалке. Тяжелые времена сказались на ее внешности: полное лицо ее обвисло и стало напоминать унылую морду борзой. Но дело было не только в количестве ее плоти: ее зловещая самоуверенность утратила всякую силу, и ее замечания больше никого не задевали.

Гарриет знала, что теперь она могла бы что угодно говорить об английском обществе в Афинах. С мисс Джей можно было более не считаться. Местное общество съежилось, словно проколотый воздушный шар, и мисс Джей усохла вместе с ним. Гарриет могла говорить, что ей вздумается.

Пока миссис Бретт произносила речь, Гарриет заметила среди гостей Алана. Подойдя к нему, она спросила:

– А мисс Джей богата?

Алана позабавил такой прямой вопрос.

– Полагаю, что она, как сказала бы мисс Остен, располагает скромным содержанием.

Располагая этим содержанием, мисс Джей управляла своей жизнью по своему желанию, но теперь окружающий мир переменился, и она напоминала заброшенную крепость с устаревшим оружием; ее можно было только пожалеть.

Алан предложил познакомить Гарриет с художником по фамилии Папазоглу. Молодой бородатый мужчина в форме рядового прижался к стене, словно хотел слиться с ней. Алан рассказал, что сейчас все стараются поддержать греков, и миссис Бретт провозгласила себя покровителем искусства. Она развесила работы Папазоглу по стенам гостиной и указывала на них собравшимся так страстно, что некоторые из гостей решили, что она сама их написала.

Папазоглу не говорил по-английски, и Гарриет принялась рассматривать его картины – небольшие пейзажи, изображавшие красную землю, темную листву и фигурки людей в окружении колонн и капителей разрушенных храмов. Эти сценки тронули ее, и она спросила Алана:

– А чем заняться мне? Есть ли работа для меня?

– Нам выделили помещение в «Гранд-Бретани», – ответил он. – Теперь у нас больше места, и я найду вам работу.

С кухни доносился запах тушеного мяса. Миссис Бретт распаковывала одолженные по случаю приема тарелки. Она объявила, что ужин готов, после чего рассказала, как накануне взяла такси и поехала в Кифисью, где, по слухам, один землевладелец, желая нажиться при растущих ценах, резал к празднику своих коз. Ей не удалось найти его, ее посылали от одного человека к другому, но в конце концов ей всё же удалось приобрести целую ногу козленка.

– И что, как вы думаете, я приготовила? Настоящее ланкаширское жаркое! Я, знаете ли, родом из Ланкашира…

Пока миссис Бретт говорила, запах жаркого всё крепчал, пока наконец мисс Джей не перебила ее:

– Заканчивай, Бретти. Я помогу разложить еду.

Мисс Джей с жадным видом накладывала жаркое. Тарелки быстро опустели, и миссис Бретт принялась уговаривать всех взять добавки:

– Положите себе еще! Еды довольно.

Когда мисс Джей собирала ложкой остатки подливки, в дверь позвонили. Это были три женщины, которые задержались за сматыванием бинтов, – румяные, замерзшие и очень голодные.

– Я совсем о вас позабыла, – сообщила миссис Бретт. – Но не волнуйтесь! На закуску у нас чудные булочки.

Гай, готовый есть всё что угодно, протянул свою тарелку и сообщил, что лучшего жаркого в жизни не пробовал. Голодные гостьи восприняли произошедшее с юмором и, уминая булочки, шутили, что так и не причастились козленка миссис Бретт.

– Какой великолепный вечер! – громогласно сообщил Гай пустым улицам, когда они возвращались домой. – У майора и вполовину так хорошо не было.

В темноте он практически ничего не видел и крепко держался за Гарриет, пока они шагали по узким мостовым, то и дело поскальзываясь на мокрых камнях.

– Миссис Бретт просто чудо! Благодаря ей я получил работу там, где хотел.

Гарриет сжала руку Гая, радуясь его радости, и сказала:

– Алан думает, что война может кончиться уже в этом году.

– Может, наверное. Немцы захватили бо́льшую часть Европы. Остались только мы. Нас могут склонить к перемирию.

– Но может ли она в самом деле так закончиться?

– Нет, и не стоит обманывать себя. Это не будет концом. Это будет постыдной и мучительной паузой, после чего нам придется вернуться к сражению.

– А настоящий враг так и остался нетронут. На самом деле реальная война даже не началась.

– Она может продлиться лет двадцать, – сказал Гай.

Возбуждение после вечеринки спадало. Тепло вина улетучивалось, и, свернув на продуваемую сырым ветром главную улицу, они крепче прижались друг к другу, понимая, что, возможно, не доживут до окончания всей этой вражды и хаоса. Война могла поглотить их жизни без остатка.

На следующий день Якимов с восторгом сообщил, что Принглы, так рано покинувшие вечеринку у майора, пропустили «настоящий скандал». Все только об этом и говорили. Вечером Фиппс (по определению Якимова, «чуточку поддавший») напал на майора с обвинениями, потому что тот поддержал назначение Арчи Калларда и ввел в заблуждение самого Фиппса касательно его перспектив.

– Каллард и дня в своей жизни не работал! – сообщил он Куксону и всем собравшимся. – Каким директором он мог бы стать? Он стал бы бессмысленной марионеткой! Жалкий плейбой и фигляр!

Якимова такая прямота потрясла и привела в полный восторг. Каллард выслушал это выступление с равнодушным видом, но майор очень расстроился. Он хмыкал, дергал себя за нос и старался утихомирить Фиппса, но в итоге «кое-что ему высказал». Он сказал, что, когда спросили мнение Грейси, тот написал в Лондон и сообщил, что Фиппс замешан в политике, в прошлом водил знакомство с нежелательными персонами и в целом легковесен, а следовательно, совершенно не подходит для руководящей должности.

– И я совершенно согласен! – визгливо подытожил майор. – Совершенно!

– Тогда вы сами знаете, куда вам пойти, – заявил Фиппс, вылетел из дома и так хлопнул дверью, что стекло выпало и разбилось на множество осколков.

– Как хорошо, что мы этого не застали, – сказал Гай, но Гарриет была с ним не согласна.

Часть третья Романтики