Истоки инквизиции в Испании XV века

III

Мы видим, что если согласно расистам моральный облик людей базируется на естественном предрасположении группы или расы, к которой принадлежит человек, и в известной мере является предопределённым, христианство считает, что он основан на индивидуальной ответственности и, следовательно, на собственной доброй воле человека. Это различие само по себе достаточно для того, чтобы указать на глубину пропасти между двумя взглядами. Торкемада, тем не менее, утверждает, что антагонизм между ними ещё глубже, так как расовая теория противоречит не только важнейшим основам христианской этики, но она ещё и конфликтует с определёнными догмами христианства, на которых держится вся вера.

Чтобы доказать это, Торкемада приводит целую серию аргументов, которые кажутся неопровержимыми. Для начала: утверждение о том, что определённые прозелиты не освобождаются в момент крещения от всех своих предыдущих грехов, противоречит вере в Страсти Господни, которая принимается всеми подлинными христианами. Согласно этой вере, Страсти не ограничены в своей силе предать забвению грех, вне зависимости от типа совершённого преступления или типа замеченного в нем индивидуума. Когда апостол Павел сказал: «Потому что Бог был во Христе, примиряя мир с Собой, не вменяя людям в вину их прегрешения», он указывает, что это примирение могло охватить все человечество («мир») и все, без исключения, прегрешения[1350]. Но это драгоценное, универсальное и всеобъемлющее лекарство, принесённое Страстями Христовыми и Его смертью, средство, позволяющее любому, повернувшемуся к Христу, прийти к Нему очищенным от всех прошлых грехов, эти злые люди пытаются «ограничить» или отказать в нём, таким образом, «выхолостить» его эффективность[1351]. Они это делают, утверждая, что евреи, обращенные в христианство, должны быть, в силу своего происхождения и вне зависимости от крещения, подозреваемы в приверженности к своим «прошлым преступлениям» — то есть в приверженности к старой религии и образу жизни своих предшественников. Это означает, что в их случае Страсти Господни и Его смерть бессильны совершить поворот и то радикальное изменение, которое они совершают в других.

Но расовая теория не только отрицает полную и подлинную эффективность Страстей, она ещё и противоречит учению Церкви о святых дарах, получающих свою силу от Страстей. Говоря о таинствах крещения и раскаяния, Торкемада сперва указывает на огромную важность, которую христианство придает крещению как очищению от греха. Цитируя слова Амброзия о крещении как «переходе с земли в небо»[1352], он добавляет, что это высказывание представляет собой часть канонического закона, и цитирует оставшуюся часть этого канонизированного высказывания, чтобы пояснить, что имеется в виду под «переходом». Действительно, говорит кардинал, Церковь считает, что посредством крещения человек переходит «от греха к жизни, от вины к благодати, от скверны к святости» — короче, человек «встаёт из смерти»[1353]. Нигде Церковь не делает малейшего намека на предположение, что сила таинства аннулируется или ослабевает, будучи приложенной к обращённым еврейского происхождения. Когда Иезекииль сказал: «И я брызну на вас чистой водой, и вы будете очищены от всего, что засоряет вас», он указывает на то, что должно случиться с каждым, на кого брызнут святой водой[1354].

Чтобы показать, как теоретики-расисты принизили крещение и насколько их концепция этого таинства сталкивается с самыми священными верованиями христианства, Торкемада указывает на то, что, согласно толедской теории, крещение может не оказывать влияния на маленьких детей, потому что, как они утверждают, и этих детей следует «подозревать в грехах их родителей»[1355]. Но Церковь, говорит Торкемада, учит, что крещение не только «заглатывает первородный грех и [тем самым] отводит проклятие, но также устраняет всё подозрение на [продолжающееся влияние] всех наследственных грехов (delictohum priorum)»[1356]. Таким образом, позиция Церкви по этому вопросу диаметрально противоположна позиции толедцев — настолько противоположна, что канонический закон осуждает как еретика каждого христианина, который ставит под вопрос действенность или пользу крещения малых детей[1357]. Настаивать на том, что маленькие дети, подвергшиеся крещению, продолжают быть связанными с преступлениями их предков, является, с точки зрения христианства, ересью, богохульством и глупостью, потому что ребенок, крещённый, как положено, вступает, согласно учению Церкви, в христианский мир абсолютно безгрешным и невинным.

Эта теологическая дискуссия о крещении в связи с толедской теорией несла в себе не только теологическую ценность. Здесь имели место восприятие и оценка положения обращённых в христианском мире. В момент, когда вырвалась вперёд расистская идеология, подавляющее большинство конверсо в Испании уже были христианами так давно, что не могли вспомнить. Их крестили в младенчестве или в раннем детстве, и потому они не могли быть не кем иными, кроме как христианами. Мы видели, как Докладчик отметил этот факт, и как он протестовал против того, что люди, рождённые в христианстве или крещённые в раннем детстве — каким, несомненно, являлось большинство «новых христиан» в его время, — рассматривались как обращённые в христианство из иудаизма[1358]. Так как они никогда не были связаны с иудаизмом, ни духовно, ни практически, они не могли быть обращены из него и поэтому должны рассматриваться как изначально такие же христиане, как и все прочие. Теперь же, однако, толедская расовая теория не признаёт этого положения. Им не важно, как рано еврей крестился и насколько по-христиански он воспитан, потому что отпрыск евреев не может быть истинным христианином, так как несёт в своей крови еврейскую заразу. Исходя из этого, вся группа конверсо, даже если все её члены были крещены в детстве, должна быть признана еврейской не только этнически, но и религиозно.

Борьба за традиционный взгляд христианства на крещение детей была, таким образом, борьбой за право большинства конверсо считаться необращёнными христианами. Более того, это была борьба за право их будущего потомства, каким бы отдаленным оно ни было, рассматриваться равными со всеми другими христианами, которые крестились в детстве. Торкемада не упоминает это специально, но ясно то, что его доводы подразумевают и это.

Так же ясно и то, что он имеет в виду по поводу противоречия между расовой теорией, вынесенной на обсуждение в Толедо, и догмой о раскаянии, принятой в христианстве. По словам Иеронима, раскаяние — это «вторая доска, за которую мы держимся после кораблекрушения», и его влияние может быть таким же решающим и далекоидущим, как и само крещение[1359]. И снова стоявшие здесь вопросы не были чисто теологическими. Дело касалось части конверсо, хотя в то время уже незначительного меньшинства, т. е. оставшихся до 1450 г. в живых из тех, кто крестился во время массовых крещений 1391 и 1412 гг. Что случилось с этими обращёнными на протяжении десятилетий, когда они жили как христиане в христианском мире? Согласно толедцам, ничего не произошло, эти обращённые из иудаизма остались внутренне евреями и противниками христианства, каковыми они и были изначально, то есть в 1391 и 1412 гг. Причина — они органически не были способны на подлинное изменение в душе. Но Торкемада не готов принять это. Имеющиеся у него свидетельства приводят его к заключению, что взгляды конверсо в середине века сильно отличались от тех, которые господствовали в 1412 г., не говоря уже о 1391 г. Утверждая, что стихи Иезекииля о раскаянии (18:21-22)[1360] ясно доказывают, что «держать под подозрением обращённых в христианство из народа Израиля» является «очень грубой ошибкой»[1361], Торкемада раскрывает свой взгляд на конверсо своего времени, тех, что не родились от родителей-христиан, но сами пришли в христианство. Он считал их истинными и честными христианами, раскаявшимися, как говорил Иезекииль: и беззаконники, если обратятся от всех грехов своих — а именно от иудаизма, которому они были привержены, и будут соблюдать все уставы Мои, поступать законно и праведно, то есть вести себя как добрые христиане, все преступления их, которые они делали, не припомнятся им. Если бы кардинал Торкемада думал, что эти конверсо по-прежнему евреи или скрытые евреи, противящиеся христианству, он не считал бы их «раскаявшимися» и, соответственно, не применял бы к их случаю цитируемые выше стихи и извлечённый из них урок. Короче, довод Торкемады по поводу раскаяния показывает, что он верил в то, что оставшиеся первоначальные обращённые (или хотя бы их абсолютное большинство) оставили иудаизм как де-факто, так и де-юре, и что их приверженность христианству была в общем и целом сознательным актом как желания, так и убеждения.

Ясно, что Торкемада не мог согласиться с утверждением, что искреннее обращение из иудаизма было «невозможным». И его взгляды по этому вопросу, может быть более, чем что-либо другое, демонстрируют его убеждение в непреодолимости разрыва между доктринами христианства и толедской расовой теорией. Потому что, если эта теория справедлива, т. е. определённая моральная неполноценность является врождённой и она укоренилась так глубоко, что никогда не может быть преодолена, тогда христианство, с его упором на индивидуальную моральную ответственность и его взглядом на то, что крещение, раскаяние и Страсти имеют неограниченную силу морального возрождения, находится на ложном пути. Но поскольку христианство не может ошибаться, являясь вместилищем всей правды, то расовая теория ложна, бессмысленна и является продуктом заблуждающейся и извращённой мысли.