Истоки инквизиции в Испании XV века

Законы Каталины, 1412

Законы Каталины были, за исключением декретов «крещение или изгнание», самыми жестокими из всех законов, когда-либо выпущенных против евреев в разных странах христианского мира до 1412 г. Многие историки анализировали эти законы и комментировали их содержание, но, как мы видим, их уникальность и цели до сих пор нуждаются в объяснении. Амадор де лос Риос первым представил отчёт о законах 1412 г. и определил их как законы, направленные против евреев, несмотря на то, что их формулировки относятся и к маврам. Он объясняет их цели следующим образом:

…основная идея этого эдикта и всех поставленных им условий, в целом, заключается в том, чтобы поставить этот несчастный народ-изгой вне старых законов Испании, всё больше сжимая вокруг него железное кольцо, пока он не будет истреблён. Во всём, кроме преамбулы, где говорится о разделении места проживания, весь декрет ставит своей целью добиться легальными путями уничтожения еврейского народа как такового; декрет предназначен для принижения этого народа до состояния крайней бедности и бессилия и для того, чтобы навсегда покончить с влиянием, которое он завоевал в государстве[533].

Трудно найти ошибку в описании Амадора, если рассматривать по отдельности условия, поставленные этим эдиктом евреям. Но «основная идея», объединяющая их вместе, — то есть главная цель эдикта — не указана в утверждении Амадора. Как мы увидим, Амадор коснулся некоторых мер, предоставленных эдиктом для достижения конечной цели, однако ему не удалось назвать эту цель.

Разделяя некоторые утверждения Амадора, Грец говорит, что целью эдикта было «разорить и унизить евреев и низвести их на самую низкую ступень социальной лестницы»[534]. И по следам Амадора и Греца, хотя и в отличие от них упоминая не только евреев, но и мавров, Генри Чарльз Ли кратко характеризует эдикт: «(он) предназначен для того, чтобы унизить (евреев и мавров) до предела, превратив их жизнь в сплошную тяготу, лишить их средств к существованию и уменьшить их полезность для государства»[535]. Эта концепция целей эдикта, представленная Ли и Грецем, страдает отсутствием того же, что мы отметили в случае Амадора. Впрочем, как мы увидим в последующей дискуссии, Ли пересмотрел своё мнение о законах 1412 г.

Говоря о более поздних ведущих историках, мы должны начать с Бэра. Законы Каталины, полагает он, «отражают тенденции воинствующей Церкви и сословий», чьей «общей целью было ослабить еврейскую экономику, упразднить политическую свободу еврейских общин и низвести евреев до статуса париев»[536]. Однако, как и Ли, Бэр явно не был абсолютно уверен в аккуратности и полноте этого утверждения, потому что в финальном обозрении этого вопроса он изменил свой взгляд на «общую цель» законов 1412 г. «Говоря в целом, — сказал он, — вряд ли есть единая цель или определённая программа в различных пунктах законов Вальядолида»[537]. Тем не менее читатель увидит, что эти законы преследуют единую цель и в меньшей мере представляют определённую программу.

В согласии с первоначальным определением Бэра, Паркс и Серрано полагали, что законы 1412 г. заключают в себе большинство законодательных шагов, когда-либо предпринятых против евреев, только Паркс думал, что их происхождение было церковным, а Серрано — светским. Так, Паркс сказал, что законы 1412 г. «почти полностью базируются на канонических правилах»[538], а Серрано утверждал, что декрет Каталины «был несомненно работой королевского совета», и «там нет ничего, что не было чётким образом утверждено на кортесах»[539]. Как мы сейчас покажем, оба эти мнения неверны.

Мы видим, что законы 1412 г. были уникальны более чем в одном аспекте, а чтобы показать их нововведения и уникальность, мы должны проанализировать различные условия, которые они ставят евреям в свете более раннего законодательства. Из этих условий мы начнём с того, которое было тесно связано с кампанией Феррера, — закона, требующего проживания евреев и мавров в специально отведённых властями местах, абсолютно отдельно от христиан. После того, как эти территории были определены, евреи должны были переселиться туда в течение восьми дней, а те, кто этого не сделали, теряли своё имущество и подвергались телесному наказанию[540].

Мы уже отметили, что таких ограничений, касающихся мест проживания евреев, не было ни в одном церковном законодательном акте до собора в Паленсии в 1388 г. Но закон 1412 г. идёт значительно дальше решений этого собора. Он не только, в отличие от декрета Паленсии, назначает чересчур короткое время для его выполнения и слишком тяжёлое наказание за его нарушение, но ещё и отмечен крайней степенью применения принципа сегрегации. Паленсийский собор постановил, что, хотя евреи должны жить в определённых местах, они могут вести свои дела в общих с христианами местах и на рынках. Эдикт Каталины, напротив, не делает такой уступки, он её подчёркнуто исключает. Так, второй закон эдикта гласит, что ни евреи, ни мавры не могут «держать открыто или тайно склады, магазины или лотки для торговли» и что «любой еврей или мавр, преступивший закон, получит наказание в десять тысяч мараведи за каждое нарушение, и это помимо телесного наказания, которому он может подвергнуться согласно воле короля»[541].

Более того, чтобы избежать недопонимания вышеупомянутого запрещения, шестой закон поясняет, что даже в своих местах обитания евреи и мавры не должны иметь торговых кварталов и рынков, чтобы покупать или продавать еду или питьё христианам, под страхом штрафа в пятьсот мараведи за каждое нарушение, хотя они могут торговать между собой пищей и питьём[542].

Таким образом, мы видим, что некоторых важных установлений законов 1412 г. касательно мест обитания и рынков евреев не было в более ранних законах, и в некоторых жизненно важных моментах они появились впервые. То же самое справедливо и в отношении других законов, как мы сейчас увидим.

Мы отметили, что декреты, как Церкви, так и государства, запретили испанским евреям занимать высокие должности в администрации короля, Церкви и дворянства, и что закон 1408 г. особо запретил им быть откупщиками и сборщиками податей на службе королевства и высших сословий. Это установление было повторено и особо подчеркнуто в эдикте 1412 г.[543] Но никогда евреям не запрещалось, как это сделано в эдикте 1412 г., обслуживать христиан в качестве «кузнецов, столяров, портных, изготовителей камзолов и тканей, сапожников, мясников, возчиков, торговцев мануфактурой»[544]. Никогда раньше не запрещалось евреям продавать христианам ничего съестного, как то хлеб, мука или масло, или носильных вещей, как обувь, камзолы или штаны[545].

Разница между эдиктом 1412 г. и предыдущим законодательством подозрительно велика и в других пунктах. Так, ранние церковные декреты запретили еврейским врачам, хирургам и аптекарям пользовать христианских пациентов и готовить для них лекарства; но законы Каталины вообще запрещают им заниматься медицинскими профессиями[546]. Нет нужды говорить о том, что целью этих запрещений было не защитить христиан от намерений умертвить их, которые еврейские врачи якобы замышляют (как утверждают распространённые мифы и клевета), но лишить евреев важного источника дохода и предотвратить возникновение дружеских отношений христиан с еврейскими врачами, которые их лечат (и, таким образом, с евреями вообще). Эта же цель продиктовала и законы, запрещающие евреям «посещать христиан во время их болезни или давать им лекарства, вести праздные разговоры, посылать подарки из сушёных трав, приправ и пищи любого вида»[547]. К этой категории мы можем добавить также законы, запрещающие евреям посещать свадьбы и похороны христиан или принимать участие в церемониях, где христианам воздаётся почёт[548]. Правда, тенденция, получившая воплощение в этих законах, наблюдалась и в раннем христианском законодательстве против евреев[549], но эдикт 1412 г., тем не менее, идёт куда дальше, и это потому, что его окончательной целью было не просто предотвратить дружеские отношения — это было частью более широкой политики, чьей целью было создание полного разделения и постоянной изоляции евреев от христиан.

Пожалуй, ничто больше не намекает на эту цель, чем закон, запрещающий евреям брить бороды и подстригать волосы, приказывая им «носить их такими длинными, как они естественно отрастают»[550]. Задача этого закона, за нарушение которого полагается тяжёлое наказание в сто ударов бичом и штраф в сто мараведи, совершенно очевидно заключалась в усилении желания христиан освободить себя от компании евреев, поскольку их внешний вид сделает евреев отталкивающими. Ту же цель преследует и запрещение христианским женщинам, замужним или незамужним, посещать еврейские кварталы даже днём, в то время как предыдущие законы ограничивали это запрещение определёнными часами и случаями[551]. Точно так же старые законы запрещали евреям нанимать в слуги христиан, а новые распространили это запрещение и на пахарей, пастухов и работников по присмотру[552]. Этот закон, однако, имел и дополнительное назначение, которого мы коснемся позже.

Иногда вызывало удивление, почему законы 1412 г. не включали в себя специфического запрещения евреям давать христианам деньги в рост. Ясно, что этот пробел не означает, что подобная деятельность была разрешена. Запрещение было пропущено потому, что авторы эдикта не хотели вступить в конфликт с законом, выпущенным Энрике III на кортесах в Вальядолиде в 1405 г. Запрещая евреям предоставлять займы под проценты, закон Энрике позволял им покупать участки земли по обоим берегам реки Дуэро, чтобы получать доход от сельского хозяйства[553]. Авторы законов 1412 г. определённо возражали против такой уступки, но сочли политически неверным отменять её или игнорировать изданием нового закона о ростовщичестве. Таким образом, они предпочли оставить в силе закон Энрике, запрещающий евреям нанимать христианских рабочих на свои поля, так же как и закон, запрещающий евреям устанавливать какой-либо налог на членов общины без специального разрешения администрации[554], но употребить другие способы, чтобы предотвратить еврейское землевладение. Ясно, что у большинства испанских евреев не было необходимых средств обосноваться на земле. Можно было ожидать, что еврейская община обложит специальным налогом своих богатых членов, чтобы обеспечить, хотя бы частично, нужды бедноты. Закон, запрещающий внутреннее налогообложение, ликвидировал этот возможный источник помощи. Эти и прочие препятствия сделали перевод сотен тысяч евреев из городских условий в сельские практически невозможным.

Так как никакое меньшинство не может выдержать экономически полное отделение от большинства населения, законы Вальядолида не должны рассматриваться просто как средство социального и экономического стеснения, их назначением было не экономическое давление, но полное экономическое удушение, а с социальной точки зрения их целью была не просто сегрегация и деградация, как предполагали некоторые авторы, но тотальное исключение евреев из испанской жизни. Их целью было не ограничение взаимоотношений между евреями и христианами, а их абсолютное прекращение. Преамбула к эдикту открыто заявляет, что законы сформулированы для того, чтобы прекратить всякое общение между христианами и иноверцами, и объяснялось это необходимостью уберечь христиан от ошибок, к которым может привести общение с иноверцами[555]. Это неуклюжее объяснение служило, конечно, прикрытием абсолютно иного назначения эдикта.