Истоки инквизиции в Испании XV века

Статут, таким образом, основывался на принципе, который отменял все моральные и религиозные соображения, и он судил конверсо как индивидуумов и как группу отнюдь не на основе этих соображений. Разумеется, он раз за разом указывал и подчеркивал якобы имевшее место пренебрежение нормами морали, т. е. принятыми социальными и религиозными нормами, но это делалось, чтобы проиллюстрировать или доказать утверждение об их «порочной расе». Этот последний термин, несомненно, является главным среди всевозможных определений марранов, но ни в коем случае не единственным, выражающим эту точку зрения. Фактически, вся терминологии Статута заимствована из теории рас и отношений между ними.

Термин lindos (чистые) трижды появляется в «Толедском статуте» как эпитет christianos viejos[1103], несомненно акцентируя точку зрения авторов, что «чистота», характеризующая «старых христиан», является следствием их «чистого» происхождения, в то время как развращенность и продажность «новых христиан» проистекает из их нечистого, «извращенного» расового источника, т. е. «еврейской породы»[1104]. Это, конечно, гораздо более серьезное снижение человеческой ценности, чем передача религиозных традиций и обычаев от одного поколения к другому. Такая передача предположительно может быть остановлена христианским окружением и воспитанием. Но может ли кто-либо избежать наследия аморальности, если оно передается не через родительский авторитет, а является самой врожденной сущностью данного индивидуума? Политика, объявленная «Толедским статутом», была основана на отрицании такой возможности.

Это и было главным нововведением в терминологию, используемую толедцами по вопросу конверсо, и это явилось первым случаем в Испании, когда какая-либо социальная или политическая организация, не говоря уже об организации, представляющей большой город, формально приняла расовый принцип и сделала его краеугольным камнем своей политики. Родилось новое идеологическое течение, которое с периодическими интервалами понесется вперед, поддержанное не только ветрами социальной ненависти, но и силой правительственной власти.

На этом мы заканчиваем представление обоснований, данных в «Толедском статуте» для различных провозглашенных им декретов против конверсо. Как мы отметили, эти обоснования покоятся на четырех опорах, или, точнее, на четырех группах аргументов. Эти аргументы так ловко скомпонованы и их призывы полны такой страсти, что можно с легкостью склониться к мнению, что они в совокупности убеждают в своей правоте. Однако после тщательного рассмотрения они производят обратное впечатление. На самом деле вся структура толедских обвинений рассыпается после анализа, как карточный домик.

С юридической точки зрения, как мы видели, Статут был построен на очень слабой и негодной почве, потому что прямо и открыто противоречил установленному закону, как светскому, так и каноническому. Социально он был основан на больной фантазии, продукте ненависти, страха и ревности, и представил явно искаженный отчет о целях и деятельности марранов в христианском обществе. В плане религиозном он основывался на фантастических измышлениях, проистекающих из невежества и диких слухов. И наконец, его расовая теория была основана на произвольных предположениях, которые не имели поддержки ни в истории, ни в теологии и ни в каком другом аспекте социальной жизни. Мы это докажем в последующих главах. Но пока что мы должны, тем не менее, указать на некоторые различия между этим документом и предшествующей ему Петицией.

Ясно, что в Статуте в весьма заметной мере эхом отдаются взгляды и чувства, изложенные в Петиции. Но Статут выглядит менее бескомпромиссным в своих антимарранских обвинениях, чем Петиция, и менее уничижительным. Так, например, утверждая, как и Петиция, что конверсо находятся в процессе подготовки заговора с целью захватить правительство и уничтожить «старых христиан», он опускает обвинение, имеющееся в Петиции, в том, что «большинство» марранов являются «еретиками» и вероотступниками. Статут просто говорит: «значительная их часть» — что, очевидно, означает меньше, чем большинство, — только «подозревается» в неверии. Безусловно, авторы толедского Статута упразднили или ослабили некоторые крупные обвинения — несомненно, из-за того, что не хотели быть подвергнуты критике за занятие явно незащитимой позиции[1105].

Но если «Толедский статут» «умереннее», чем Петиция, в отношении границ еврейской «ереси», он идет еще дальше Петиции, отмечая степень вражды марранов по отношению к «старым христианам», потому что он расширяет эту вражду с «еретиков» как таковых на марранов вообще, и так, вместо erejes enemigos, термина, используемого в Петиции[1106], Статут говорит о vecinos enemigos[1107]. Меры, предложенные «Толедским статутом» для борьбы с «врагом», как описано выше, более всеобъемлющие, чем указанные в Петиции. Если Петиция хочет убрать марранов вместе с Альваро из королевской администрации, «Толедский статут» запрещает им занимать какие-либо должности (общественные или частные) и получать какие-либо (снова общественные или частные) бенефиции и даже лишает их права свидетельствовать в суде. Более того, он расширяет эти запрещения на потомков марранов в следующих поколениях — расширение, сделанное не просто на основе «религии» или, скорее, на сомнительной религиозности марранов или их гипотетической ненависти к христианам, — но также, и прежде всего, на основе их расового происхождения, т. е., по словам Статута, принадлежности к «порочной еврейской расе»!

Таковы различия между Петицией и Статутом, и мы должны принять во внимание, были ли эти различия — то, что было опущено Статутом, и то, что добавлено, — как-то связаны между собой. Как факт, главные практические и идеологические соображения были ответственны и за добавления, и за опущения. И все это, как мы увидим, касается вопроса: почему возникла расовая теория? Но чтобы ответить на этот вопрос, мы должны исследовать все прочие заявления по той же теме, которые были сделаны в процессе этой кампании.

II. Контратака марранов

I. Докладчик