Истоки инквизиции в Испании XV века

IX

Взгляды Оропесы на испанских конверсо станут более понятными, если сначала мы отметим его взгляды на крещеного еврея вообще — то есть на обращенного из иудаизма в христианство — как на исторический феномен. Его отношение к «историческому» обращенному неизбежно влияет на его позицию по отношению к «конкретному» выкресту, то есть бывшему иудею, своему современнику и жителю его собственной страны, тому, которого он встретил, наблюдал и изучил. Чтобы увидеть оба эти отношения в более ясной перспективе, мы попытаемся изолировать их друг от друга. Это, конечно, не всегда возможно, поскольку оба феномена крещения переплетаются и имеют много общего в ряде аспектов, поэтому иногда невозможно обсуждать один из них, не касаясь другого.

Пытаясь сформулировать свой взгляд на крещеного еврея в общем и целом, Оропеса мог идти по проторенной дорожке. Этот предмет был многократно обсужден в христианской литературе с евангельских времен, причем весьма детально. Далеко не все авторы выражали одну и ту же точку зрения на обращенных из иудаизма. Их утверждения были как позитивными, так и негативными, и всегда можно было найти достаточно источников для формирования любого мнения, полагаясь на «авторитеты». Но любой серьезный теолог мог заметить разницу между ведущими и второстепенными мастерами, притом что превыше всего стоял церковный закон, который означал официальную позицию Церкви. Таким образом, для Оропесы не составляло труда найти действительно авторитетную линию и следовать ей, если он хотел, в своих выводах.

Он действительно нашел эту линию, принял ее и таким образом сформировал благожелательное мнение о крещеных евреях, настолько благоприятное, что оно резко контрастировало с его критическим взглядом на еврейский народ. Более того, его позитивное мнение о крещеном еврее в общем плане заставило его смягчить, или заметно ограничить, его враждебные высказывания о еврейском народе. Так, ему пришлось модифицировать свое утверждение, что «все евреи осуждены навечно без прощения». Поскольку крещеные евреи были спасены от этой судьбы, вердикт не мог оставаться неизменным. Чтобы продолжать придерживаться его, Оропеса не раз был вынужден прибегать к объяснениям. Ему приходилось пояснять, что он не имел в виду всех евреев, а только их определенную часть. Под термином «евреи» он понимал тех, кто оставался евреем до конца своей жизни.

Определив заново вердикт проклятия, Оропеса мог предвидеть, что «Бог всегда обратит некоторых евреев в веру», т. е. тех, которых «Он с самого начала хотел обратить, так, чтобы они перешли в принадлежность к Его народу». Но это относится не только к будущему, ибо «некоторое количество» евреев, говорит он, были обращены в христианство в далеком и недавнем прошлом — то есть с основания Церкви и до нашего времени[2717]. А термин «некоторое количество» вовсе не означает «малое количество», это ясно из ряда других утверждений Оропесы по этому поводу, потому что он неоднократно говорил о том, что обращенных из иудаизма было много, если и не относительно, то, по крайней мере, в абсолютных цифрах. Ни в коем случае количество их не было «несущественным», как кое-кто мог бы подумать.

И действительно, говорит Оропеса, «многие евреи, которые размышляли над пророчествами» как до Страстей, так и после Воскресения, «пришли к Христу» и, следуя Его наставлениям, заложили фундамент здания веры.

Они стали членами родившейся Церкви, составили большинство из тысяч обращенных, которые крестились в ответ на призыв Петра. Более того, этот «приход [евреев] ко Христу» не был ограничен определенными обстоятельствами, как то: специфическими событиями, периодами и т. д., но представил собой непрерывное движение, начиная с Явления Христа. Евреи, говорит Оропеса, «всегда обращались в христианство» (в прошлом), они продолжают это делать (по сей день), и многие из них будут непрерывно обращаться (в будущем), процесс, который будет продолжаться «до конца дней, когда все они, до последнего, станут христианами»[2718]. Представив картину, которая ясно говорит о безостановочном потоке евреев, переходящих в христианство, о важнейшей роли, которую они сыграли в строительстве Церкви, о широкомасштабном крещении евреев и, превыше всего, о «конце» как о кульминационном процессе, а не, как было принято думать, достижении его главных целей, Оропеса обнажает четкие следы влияния защитников конверсо на его взгляды.

При всем этом мы тем не менее не можем игнорировать различия между его и их позициями по этому вопросу. Мы видели, как Торкемада пытался подорвать утверждение, что только «немногие евреи» обратились в христианство со времени его основания и до поколения самого Торкемады, и только их «остатки» будут спасены при Втором пришествии Христа. Мы также видели, как Картахена (и Докладчик) пересмотрели концепцию окончательного крещения, подчеркивая, что евреи будут обращены в больших количествах не только во время конца, но еще и до него, когда все оставшиеся евреи будут крещены. Оропеса, как мы видели, принял эти ревизии. Он признал, что евреи пришли толпами к вере не только в древние, но и в более поздние времена, и что они продолжают приходить ежедневно. Но, в отличие от Торкемады, который подчеркивал слова Павла, что «все евреи будут спасены», Оропеса не мог недооценивать предсказания Павла, что просто «остатки» Израиля будут спасены. Он явно должен был скоординировать утверждение Павла со своим взглядом на еврейское крещение его собственного времени, которое ни в коем случае не было незначительным, и пришел к объяснению, что слово «остатки» было использовано Апостолом в переносном смысле. В сравнении с массами, которые остались необращенными (и, как следствие, лишенными спасения), крестившиеся евреи, как бы ни было велико их количество в абсолютных цифрах, выглядели просто как «остаток»[2719]. И, конечно, для этого «впечатления» было основание, потому что, помня обо всех прошлых поколениях, ясно, что только меньшинство евреев — и действительно, только незначительное меньшинство — было спасено обращением в христианство, в то время как подавляющее большинство было обречено на вечное проклятие. Таким образом, подойдя близко к позиции конверсо в этом специфическом моменте, Оропеса тоже подтвердил традиционную христианскую точку зрения.

Несомненно, его мнение о крещеных евреях и важном месте, занимаемом ими в структуре Церкви, не могло быть сформировано, если бы он не считал их преданными христианами, полными верованиями и идеалами христианства. И все же, когда он подходит к ответу на вопрос, что привело этих бывших иудеев к Церкви, он дает нам понять, что только первые обращенные, т. е. те, которые пришли к Христу до «рабства» (т. е. до разрушения Иерусалима римлянами), присоединились к Церкви исключительно в результате революции, происшедшей в их духовной жизни, в то время как евреи, превратившиеся в христиан позже (а именно, подавляющее большинство конверсо), не сделали бы этого, если бы их не заставили креститься судами и преследованиями[2720]. Оропеса не говорит, что они присоединились к христианству только для того, чтобы избавиться от лишений, и, следовательно, их крещение было изначально фальшивым. Он говорит, что, благодаря их исключительным страданиям, они решили обдумать значение христианства, и тогда они увидели свет и были освещены этим светом веры[2721]. Означает ли это, что тяготы «рабства» были обрушены на евреев не только как наказание, но и для того, чтобы служить цели Бога спасти тех, кому было предназначено спастись?[2722] Утверждения Оропесы могут подразумевать эту мысль, но только как ссылку на Божью волю, потому что нет никакого указания на то, что он поддерживал идею о заранее задуманных гонениях, чтобы побудить евреев креститься. Когда он настаивал на сегрегации между евреями и христианами, он действительно верил в серьезность опасности, которую евреи несут христианскому миру. Разумеется, он выдвигал различные соображения, основанные на разных христианских источниках, но всегда, приводя их, каким-то образом приходил к тем же заключениям. Но не Оропеса был тем, кто комбинировал эти взгляды и прорывал им каналы, чтобы свести их в единый поток. В этом, как и в других моментах, он четко следовал генеральной линии мышления и политики Церкви, сформулированной столетиями изощренного теоретизирования над различными аспектами еврейской проблемы.

Что за христианин этот крещеный еврей? Обсуждая этот вопрос, Оропеса вновь вторит Торкемаде и Картахене. «Те, кто обратились из еврейского народа, — говорит он, — лучше подходят и способны принести большую пользу Церкви, чем те, кто обратились из язычников», — и это при условии, что и те, и другие обратились в христианство «искренне и на равных условиях»[2723]. Это то, что подтверждают Святые Отцы, в особенности комментатор Николай де Лира, а причины увидеть несложно. «Поддерживаемые дисциплиной Закона и Пророков… они больше подходят для рядов Церкви и правления Божьего народа, чем те, у кого никогда не было такого опыта». Это можно увидеть у Петра и Павла, которых де Лира представляет в качестве примеров таких обращенных, а «также у многих других, древних и современных (т. е. «евреев, крещенных в наше время»), которые оказали благотворное воздействие на Церковь примерами их жизней, так же как и доктринами, изложенными в их писаниях»[2724]. Нет сомнения, что Оропеса имел в виду Алонсо де Картахену и Хуана де Торкемаду.

Теперь мы подходим к практическому вопросу, спровоцировавшему всю эту дискуссию. Как должны относиться к крещеным евреям все остальные правоверные христиане? Ответ Оропесы однозначен: точно так же, как и ко всем прочим. Бог, говорит он, объединяет евреев «со всеми другими верующими» в единое тело — Церковь — «жить под теми же законами, которые применимы ко всем прочим, наслаждаться теми же привилегиями и милостями, что и другие, получать те же вознаграждения и быть наказуемы теми же наказаниями»[2725].

Оропеса, проясняя значение сказанного, подражает трудам Златоуста. Он опирается на обобщенный взгляд последнего на структуру Церкви и ее высшие идеалы. Структура Церкви основана на абсолютном равенстве всех ее членов в их основных правах, а ее идеалами являются единство и братство. Отсюда «мы всегда должны заботиться о наших братьях, т. е. тех, кто пришел к Христу из иудаизма, мы не должны позорить их, или презирать, или досаждать им, мы не должны их оскорблять ни в какой форме. Если случайно они сбиваются с правильного пути, мы должны призвать их обратно, благожелательно и деликатно, обращаясь с ними по-братски с великим тщанием и упорством», и «если кто-то из них упрямится в своем заблуждении, он должен быть наказан, но мирно и в соответствии с законом, чтобы не запятнать и опозорить других правоверных христиан, которым случилось принадлежать к той же расе»[2726].

Это приводит нас к вопросу расы, который лежит в сердце яростного конфликта между «старыми» и «новыми христианами». Позиция Оропесы в этом вопросе совпадает с позицией Картахены и Торкемады, равно как и его главные аргументы в поддержку этой позиции. Расовые соображения, утверждает Оропеса с той же силой, что и его предшественники-марраны, противоречат базисным доктринам христианства, которое ставит своей целью спасение всего человечества и установление равенства и единства перед Богом. «Те, кто пришли к Христу, не должны быть исключены из-за неподходящего состава крови», — говорит он. «Все, что требуется доказать, — подчеркивал Оропеса, — с Богом ли их дух»[2727]. Как и марранские теологи, он напоминает читателю об увещевании Павла по этому поводу, «потому что никто не исключен и не заслуживает предпочтения перед Богом зато, что рожден от тех или иных»[2728]. А для дальнейшей поддержки этой идеи он цитирует Иеронима Стридонского: «Неважно, в каких условиях человек родился, когда все мы в равной мере заново родились во Христе, потому что, если мы забудем, что мы родились от одного, то мы должны хотя бы помнить, что все мы заново родились от одного»[2729].