Истоки инквизиции в Испании XV века

VII. Разрушительное стремление к экспансии

Поведение инквизиции по отношению к конверсо и меры, применяемые к ним, неизбежно оказали влияние и на ее действия по отношению к другим группам, подпадавшим под ее расширенную юрисдикцию. Это касается вопроса о том, что же привело к расширению деятельности инквизиции в столь многих направлениях и сферах. Как мы увидим, ответ на этот вопрос имеет близкое отношение к теме этой работы.

С политической точки зрения объяснения, данные до сих пор для этой экспансии, могут выглядеть удовлетворительными. Расширение сферы деятельности инквизиции, как утверждалось, явилось результатом экспансии испанской империи с начала Реформации и контрреформации, а также роста испанского монархического абсолютизма, использовавшего инквизицию в качестве опоры своей мощи. Историки неоднократно отмечали эти факты, которым, вне сомнения, немало обязан этот феномен. Они, тем не менее, не приняли во внимание один очень важный фактор, а именно эволюцию экспансионистских побуждений инквизиции за время ее долгой маниакальной сосредоточенности на еврейским вопросе и его «разрешении».

Европейская историография была известна своей тенденцией отсылать судьбы евреев — включая огромные катастрофы, выпавшие на их долю, — на какой-нибудь отдаленный уголок истории, отказывая им в настоящем влиянии на общий ход событий. Не единожды результатом, на который часто влиял еврейский фактор, являлась ложная концепция общего направления. Научное исследование экспансии инквизиции как раз и является таким случаем.

Ложная концепция в этом конкретном случае проистекает в заметной мере из точки зрения на испанскую инквизицию как на однородное, монолитное и неизменяемое явление на протяжении всей истории. Инквизиция, однако, не была просто механизмом в руках пап и королей. Это был живой организм, со своими взглядами и привычками, планами и чаяниями. Ученые согласились, что инквизиция боролась за свои интересы, продвигала свои планы, обсуждала свои проекты и, в более практическом смысле, была представителем движения, которое она желала поддерживать и защищать. То, что до сих пор не было понято полностью или принято должным образом в расчет, — это изменения, выработанные в планах инквизиции, ее устремлениях и образе мысли. Эти изменения произошли под влиянием практики, привычек, достижений, потерь и, само собой разумеется, под влиянием определенного развития событий и общего положения дел. Перед тем как подойти к концу нашего исследования, мы должны остановиться на этих изменениях.

Как мы видели, функционеры инквизиции — все или почти все — были убежденными расистами и поэтому посвятили себя достижению цели своего движения — сокрушению конверсо. Правила самой инквизиции и, прежде всего, испанская королевская политика не позволяли им принимать меры к массовому уничтожению конверсо, но они, тем не менее, верили, что, используя имеющиеся в их руках возможности, они сумеют сделать это постепенно. Их ожидания, однако, не сбылись. Несмотря на чудовищные наказания, марраны как группа не были раздавлены. Более того, они упорно сопротивлялись инквизиции и воздвигали на ее пути все больше и больше препятствий. Как следствие, инквизиция начала чувствовать свои неудачи. Если за сорок лет неустанных попыток ей не удалось истребить конверсо, ей надо было искать другие, более эффективные способы, чтобы ударить по ним.

Однако для применения более решительных мер инквизиции требовалась большая независимость. На деле это означало бросить вызов королю, а зачастую и папе, который настаивал на том, чтобы самому контролировать ее деятельность. Поскольку никто из них не хотел увеличивать силы инквизиции, ей пришлось изменить стратегию. Сущность этой стратегии состояла в том, чтобы выиграть «в пространстве», расширив границы своей юрисдикции, чего невозможно было достичь «в высоту», то есть повысить уровень своих прерогатив. Легко предположить, что с расширением юрисдикции и охватом более широких слоев, чем только конверсо, ее влияние в конце концов заставит монархов предоставить ей большую независимость. Это и было так называемым политическим соображением, которое начало экспансию инквизиции в Испании (помимо психологических причин, которых мы еще коснемся); и в этих обстоятельствах неизбежным было и то, что инквизиция обратит свой алчный взгляд на морисков — большую группу неверных, примерно столь же многочисленную, как и конверсо, которую недавно принудили присоединиться к христианству.

Вынужденное обращение мусульман, начатое в Гранаде в 1501 г., продолжалось при деятельном участии инквизиции, пока не охватило и Кастилию, и Арагон[3168]. Что же побудило Фердинанда и Изабеллу согласиться на меры, которые прямо противоречили как условиям капитуляции, подписанным ими в Гранаде, так и торжественным заверениям о свободе религии, которые они неоднократно давали маврам своих владений? Следует отметить, что, в отличие от конверсо, мавры и до, и после крещения не сталкивались с мощным народным движением, требовавшим их наказания и подчинения; следовательно, короли не находились под давлением уступить их требованиям и им не грозил подрыв стабильности государства. Не было в Испании и никакой другой группы, ни среди знати, ни в третьем сословии, заинтересованной в преследовании мусульман, а позже — морисков. Только инквизиция и ее ближайшие соратники настаивали, подстрекали и убеждали королей согласиться сперва на насильственное крещение мавров, а затем — на превращение всего лагеря морисков в охотничье поле для травли еретиков. В обоих случаях прельщающим аргументом была возможность реализации великой цели — единства веры во всех испанских королевствах, аргументом, цена которого не рассматривалась, даже смутно, при создании инквизиции[3169]. Такая мысль могла прийти в голову Хименесу только после изгнания евреев и взятия Гранады, что поставило всех мавров Пиренейского полуострова в зависимость от милосердия христиан. По разным причинам, которые нетрудно разгадать, идея могла показаться королям привлекательной. Однако, понимая, какие тяготы и экономические потери может принести ее реализация, они, естественно, колебались, дать ли ей свое полное одобрение, и задерживали ее осуществление. То, что инквизиция ухватится за лозунг «единства веры» для осуществления своих планов, угадывалось без труда. Конечно, маврам в случае перехода в христианство обещали иммунитет от инквизиции на сорок следующих лет, но канцелярия Святой инквизиции знала, как при помощи выдуманного предлога устранить это препятствие со своего пути, и мориски скоро подпали под ее власть. Путем ловких маневров инквизиция также избавилась от различных ограничений, установленных королевской властью в вопросе преследования морисков. И тогда путь к жестокому преследованию, уготованному всем морискам, стал свободен.

Уильям Лекки, широко известный исследователь европейской морали, считал, что вера преследователей в доктрину и их абсолютная преданность ее реализации сделали их «безразличными» к страданиям жертв и устранили их «нерасположение к причинению им боли»[3170]. Это могло быть справедливым по отношению к некоторым доктринерам, которые настаивали на жестких мерах против инакомыслящих, но сами были далеки от сцены действий. Однако едва ли это может быть справедливым в отношении их последователей и тех, кто занимался преследованиями. В любом случае, взгляд Лекки не увязывается со свидетельством, предоставленным инквизицией. То, что побуждало инквизиторов (разумеется, за малым исключением) применять свои кошмарные приемы к морискам, не было приверженностью тому или иному принципу, но желанием расширить контроль и власть и продемонстрировать это на деле. Что касается морисков, перспектива действительного создания единства веры не вызывала у инквизиторов никакого энтузиазма, потому что их безжалостное преследование было рассчитано не на то, чтобы приблизить их к христианству, а, наоборот, на то, чтобы держать их в отдалении, насколько возможно. Предположить, что инквизиторы не понимали всего этого, было бы по меньшей мере наивным.

Это приводит нас к психологическим факторам, связанным с экспансией инквизиции. Действительно, в течение долгого периода (почти сто лет), когда развернулось преследование морисков, инквизиция применяла любой злодейский акт, любую жестокость, интригу и любой мыслимый заговор, чтобы спровоцировать морисков на мятежное сопротивление и таким образом оправдать их уничтожение. Импульс инквизиции к геноциду конверсо (который, как мы отметили выше, был остановлен на полпути) пытался найти себе воплощение в борьбе против морисков, но не только это толкало инквизицию к ее новой мишени. Привычка мучить, грабить и унижать искала выхода в более широком поле деятельности. То, что костры, грабежи и издевательства перекинулись с лагеря конверсо на лагерь морисков, не может быть объяснено «безразличием к страданиям» (что можно вывести из теории Лекки), но скорее ненормальным, леденящим кровь наслаждением, которое инквизиторы получали от своих омерзительных акций. Похоже, что мучения, которым они подвергали конверсо, не удовлетворяли их жутких, растущих с каждым варварским актом страстей. Ибо подобная практика имеет эффект наркотиков: она заставляет наркоманов искать новые средства интоксикации. Только приняв во внимание этот фактор, мы можем объяснить двойное явление, которое лежит в сердце истории инквизиции: ее бесконечные поиски новых групп жертв и ее постоянные попытки достичь более высокой степени могущества и репрессий.

По всей вероятности, неслучайно начало широкомасштабного гонения на морисков совпало с кампанией за чистоту крови, когда университетам Толедо, Вальядолида и Саламанки было запрещено выдавать дипломы студентам-марранам исключительно на основании их еврейского происхождения[3171]. Нельзя рассматривать этот декрет как признак того, что инквизиция решила постепенно ограничить свою безжалостную, кровавую войну против конверсо и направить эту войну в социально-расовое русло. Расовые меры, принятые ею, не должны были служить заменой, а только дополнением к ее предыдущим агрессивным действиям; они образовали фланговую атаку, при помощи которой инквизиция в своей борьбе с конверсо пыталась разрушить ту социальную почву, на которой они стояли. Ибо на протяжении XVI и XVII вв. инквизиция продолжала посылать конверсо на костры, хотя число сожженных постепенно уменьшалось благодаря смешанным бракам конверсо со «старыми христианами». Еретики-мориски служили инквизиции компенсацией за уменьшение общего числа ее еретических жертв, числа, которое раньше полностью поставляли конверсо. Новые жертвы представили собой важный источник дохода, который до тех пор оставался непочатым[3172], и они также послужили оправданием для уверений инквизиции в том, что ересь в Испании была гораздо более распространенной, чем казалось. Тем не менее причины для гонений на морисков следует искать не только в поисках фондов для инквизиции и в нужде продемонстрировать ее raison d'etre (фр. разумных оснований), но также и в психологических причинах, указанных выше.