Истоки инквизиции в Испании XV века

VI. Вероломный предлог

Никогда еще коварство, лицемерие и жульничество не использовали в такой огромной степени ханжеские утверждения, как это делала инквизиция в своих нападках на конверсо. Большой вклад в ее успех внесла, вне сомнения, умелая презентация ее вердиктов как суждений мудрых и справедливых людей, имевших одну единственную цель — раскрытие правды. Облеченные авторитетом Святой инквизиции приговоры рассматривались как «святые» — последнее слово высшего трибунала Испании, которому доверено искоренить тягчайшее преступление — «еретический уклон». Только король и папа могли перевесить власть инквизиции (первый — фактически, второй — также и формально), и действительно, только через эти каналы марраны могли в редких случаях получить какое-то облегчение от давления инквизиции.

Убеждение, что многие из конверсо — еретики, было, как мы видели, широко распространено в Испании уже в середине XV в. благодаря неустанной и бесчестной кампании, проводимой врагами конверсо в то время. Однако вскоре после установления инквизиции это стало признано повсеместно. В значительной мере это произошло благодаря многочисленным признаниям, сделанным «новыми христианами» в Севилье и других местах в ответ на Эдикты милости инквизиции. Критический взгляд на такие покаяния не обнаруживает в них ничего, кроме сильнейшего страха, который с самого начала своих действий инквизиция внушила марранам. Многие из них в отчаянии приняли заверения инквизиции за чистую монету в надежде, что, признавшись в мелких прегрешениях, они смогут избежать более тяжелых наказаний. Вскоре они, тем не менее, обнаружили, что их надежды напрасны. Что «признания», которые, как они надеялись, решат их проблемы, послужили началом длинной цепи крупных неприятностей и что на самом деле они попали в ужасную ловушку, хитроумно расставленную им инквизицией. Однако прежде чем та начала использовать эти признания как надежную сеть для отлавливания других «виновных», она использовала их в качестве свидетельства существования огромного числа иудействующих. Если до этого «открытия» обвинения в ереси большинству казались сомнительными или преувеличенными, то теперь многие приняли расистское утверждение, что «все» конверсо были еретиками.

То, что эта убежденность столь глубоко укоренилась в сознании широких масс испанцев, несмотря на возражения, критику и отрицание со стороны многих оппонентов из числа «старых христиан», в большой степени произошло благодаря тому, что инквизиция сумела превратить свою кампанию в крестовый поход — в непрерывный призыв к испанскому народу присоединиться к ней в охоте на еретиков. Когда крики «ату!» раздаются по всей стране, очень немногие могут сопротивляться атмосфере травли. В такие моменты стадный инстинкт в человеке достигает апогея, и даже самый независимый дух склонен следовать за подавляющим большинством. Это часто случается даже в обществах, не применяющих жестокие меры против инакомыслящих. В обществах же, где эти меры — норма, конформизм практически всеобъемлющ. Испания при инквизиции и была таким обществом. Поэтому всякая публичная защита конверсо была бы немедленно встречена сокрушающим обличением, а сам защитник заклеймен как приверженец еретиков. При таких обстоятельствах вердикты инквизиции тут же получали всеобщее одобрение. Никто и не смел подвергнуть сомнению представленные ею «факты», и никто не пускался в выяснение ее мотивов.

Вооруженная террором, шпионажем и пропагандой, инквизиция продолжала завоевывать общественное мнение Испании и почти безошибочно контролировать его в течение более трехсот лет. Однако влияние ее агитации не ограничивалось Испанией. Представления, внедренные ею в испанское общество, расползлись и за границу, были приняты в Европе, в особенности в том, что касалось конверсо и их «тайных еврейских обрядов». Триумф этих утверждений инквизиции не ограничился периодом ее царствования. Это заметно даже в большинстве научных трудов, написанных с начала современной историографии инквизиции и до нашего времени историками, добросовестно стремящимися к истине.

Так, мы видим, как многие современные авторы не отстают от старых апологетов инквизиции, изображая ее акции не только справедливыми, но также заботливыми и гуманными. Точно так же утверждения, что испанская инквизиция послужила причиной культурной регрессии Испании и ее упадка, встретили активное отрицание со стороны ученых, заявлявших, что инквизиция никоим образом не задержала научного и интеллектуального развития страны. А что касается общего социального влияния инквизиции, то достаточно процитировать такого ученого мужа, как Вакандар, чтобы проиллюстрировать одно из господствующих мнений, пронизывающих современное изучение инквизиции. «Приняв во внимание все [аспекты], — пишет он, — мы можем сказать, что создание и деятельность трибуналов инквизиции были средствами настоящего социального прогресса»[3166].

Трудно сказать, превышали ли когда-либо ученые апологеты инквизиции своим числом ее критиков. Тем не менее если многие отметили зверства инквизиции, ее жестокость и бесчеловечность по отношению к своим жертвам, то лишь немногие историки рассмотрели возможность того, что эта огромная организация, якобы предназначенная для борьбы с ересью, была на самом деле создана для другой цели и посвятила свою деятельность в течение десятилетий исключительно ее достижению. Если бы такая возможность была тщательно взвешена, это могло бы привести исследователей к совершенно иным результатам. Однако историография пошла другим путем. То, что инквизиция действовала, пользуясь лживыми предлогами, что религия была всего лишь маской и прикрытием для их фундаментально антирелигиозного преследования, что инквизиция оскорбляла авторитет папы и его помощников, преследуя цели, которые те никогда не санкционировали, действительно никогда не приходило в голову этим ученым. Только отдельные исследователи увидели и признали, что инквизиция совершила попытку геноцида христиан под предлогом их якобы антихристианства — короче, то, что она совершила чудовищное преступление против человечества, против религии и против самой католической церкви, вводя их в заблуждение в такой манере, в таком масштабе и для цели, которая радикально противоречила всему, на чем стояла Церковь. Только отдельные исследователи увидели и признали этот факт.

Когда лорд Актон сказал, что инквизиция была основана на «убийственном» принципе как «устрашающее сооружение нетерпимости, тирании, жестокости, которое верующие в Христа построили, чтобы увековечить свою веру»[3167], он на самом деле ссылался на все инквизиции, действовавшие под испанской эгидой — средневековую, испанскую и римскую. Он не выделил испанскую как организацию sui generis (лат. уникальный, единственный в своем роде). Если эти его определения относятся к инквизиции вообще, можно с готовностью согласиться с этим. Это, однако, не может служить адекватной характеристикой испанской инквизиции, как при ее рождении, так и при первых сорока годах ее деятельности, в течение которых она имела дело практически исключительно только с конверсо. Что касается ее раннего периода, она явно отличалась от других инквизиций, и поэтому то, что относится ко всей категории, не отражает отличия испанской инквизиции от других.

Ученые, конечно, отметили некоторые моменты, относящиеся к авторитету, процедуре и жестокости, которые отличали испанскую инквизицию от ее предшественниц и тем самым оправдывали ее особое предназначение. Тем не менее трудно найти в этих чертах настоящие признаки уникальности. На самом деле не было многих новшеств в ее процедурах, в правилах отношениях к поведению подозреваемых, в основных принципах, которыми она руководствовалась при своих расследованиях или в вынесении приговоров. Нельзя сказать, что испанская инквизиция превзошла все предыдущие в безжалостности, жестокости и кровопролитии. Инквизиция определенно была устрашающим инструментом преследования, равного которому мир видел очень редко, но вряд ли инквизиция Лангедока уступала ей во всех указанных аспектах. Даже тот факт, что короли, а не папы, были ее настоящими вождями, защитниками и хозяевами, не мог сделать ее настолько отличающейся от других, если бы не особые факторы, тесно связанные с королевским контролем над ней.

В наших глазах испанская инквизиция отличалась не только большей тиранией, нетерпимостью и жестокостью, качествами, которые лорд Актон нашел во всех инквизициях, но цинизмом, лицемерием и лживыми претензиями, которые она использовала в первые четыре десятилетия своего существования (и позже, коль скоро речь шла о конверсо). Ибо испанская инквизиция была создана не «верующими во Христа», а христианами, которые желали лишить других христиан их законной доли в испанском христианском обществе. Она была институцией, базирующейся в основном на лживых претензиях, фальшивых предлогах и вымышленных обвинениях. Ее целью было не прославление религии, а угнетение народа, чего нельзя было сделать, не предъявив ему обвинения в ереси. Задача оказалась обременительной, но инквизиция справилась с ней, потому что социальные условия и политические интересы объединились, чтобы предоставить ей необходимые инструменты, так же как и подходящее оформление — сюрреалистический театр войны, в которой такое религиозное оружие, как Святая инквизиция, могло быть использовано для светских целей. Именно здесь и лежит настоящее различие между испанской и всеми прочими инквизициями, и благодаря этому различию испанская инквизиция действительно занимает особое место в истории массовых преследований.