Истоки инквизиции в Испании XV века

Трудно предположить, что авторы Статута не чувствовали ошибочность хода своих мыслей. Но тот факт, что они опирались на такой аргумент и представили реакцию марранов на их «суды» как доказательство неприязни последних к христианству, предполагает, что их расследование предоставило им мало, очень мало материала. Это показывает, что в попытках оправдать свое законодательство — т. е. «Толедский статут» — они хватались за любой довод, пусть даже и сомнительный, чтобы поддержать свое дело.

Наконец, мы должны рассмотреть следующие два момента, которые особенно важны. В Петиции, как мы отметили, большинство конверсо названы «иудействующими»[1077]. Авторы «Толедского статута», тем не менее, отступили от этого утверждения; вместо этого они просто сказали, что «очень большая часть конверсо этого города» были найдены «неверующими [в христианство]»[1078]. Очевидно, что если бы они могли приписать это состояние подавляющему большинству марранов или хотя бы какому-либо большинству, они не преминули бы сделать это. То, что этого не сделали, говорит о невозможности поступить таким образом или, скорее, о понимании хотя бы частью толедцев того, что такой юридический документ, как «Толедский статут», должен избегать явных преувеличений и легко опровергаемых утверждений. Очевидно, их расследование не предоставило им почвы для более широкого и недвусмысленного утверждения. Неопределённый термин «большая часть» оказался при этих обстоятельствах наилучшей возможностью.

Кроме того, «Толедский статут» не заявляет, что эта часть, какой бы численности она ни была, является «еретической» (как это утверждала Петиция). В ней говорится, что эта часть марранов оказалась «под сильным подозрением» в неподобающей религиозной деятельности — то есть под подозрением в приверженности верованиям и обычаям евреев, или тому, что противно христианству. Но «подозрение», даже «сильное подозрение», не означает вину или поведение, оправдывающее какое-либо наказание. Ясно, что расследование не смогло установить ничего определенного даже касательно этой «части» марранов, и поскольку мы установили, что употреблённый термин (т. е. «очень большая часть») относился в лучшем случае к осязаемому меньшинству, из этого следует, что расследование не нашло ничего определённого даже по отношению к этому меньшинству. Оно установило, согласно его собственному утверждению, только то, что нашлись лица, или скорее некоторые лица, которые оказались в глазах следователей еретиками, так что светские власти осудили их «посредством огня». Такие результаты расследования не могли, конечно, удовлетворить авторов Статута. Поэтому, пытаясь найти оправдание своему законодательству, которое должно отнестись ко всем конверсо, они нашли необходимым добавить, что «большинство конверсо испытывают недобрые чувства к христианству по поводу его позиции по отношению к сожжению еретиков»[1079], и, более того, что «помимо того, что уже было сказано, конверсо пользуются дурной славой в городе, и поэтому мы называем непотребным, что сказанные конверсо живут и ведут себя [tratan], не испытывая страха перед Богом, показав себя и продолжая показывать врагами сказанного города и его жителей, старых христиан»[1080].

Авторы Статута таким образом достигли требуемой точки для религиозных обвинений. Они перешли от «очень большой части» (факта, якобы основанного на расследовании) к «большинству» (конверсо, которые отрицательно реагировали на их «Толедский статут»), а затем к конверсо вообще, без исключения. И они пошли дальше в своем выборе терминов, предполагающих вину конверсо: от неуверенного «подозрения» через «плохие чувства к христианской религии», что является ясным предположением негативного отношения, — к конкретному всеобъемлющему обвинению в том, что конверсо «не испытывают страха перед Богом». А это предполагает открытое нарушение всех законов христианской нормы и веры.

III. Социальные обоснования

Теперь мы подходим к третьей группе доводов, на которые ссылались авторы «Толедского статута» для оправдания своего законодательства. Это относится к социальному аспекту поведения конверсо по отношению к «старым христианам» Толедо и страны в целом, в особенности в том, как они выполняли свои функции вверенной им гражданской администрации.

Уже в преамбуле к «Толедскому статуту» конверсо подвергаются резкой критике за то, каким путем им достались должности нотариусов (escribanos) в Толедо, — большинство этих должностей в то время, согласно «Толедскому статуту», были заняты конверсо. «Толедский статут» утверждает, что они получили эти должности «тираническим» способом — то есть против воли горожан — через «приобретение» их за деньги или за обещание определенных «поблажек» тем, кто может предложить им эти посты, или «прочими обманными путями», которые авторы не позаботились уточнить[1081]. Позже, в самом тексте «Толедского статута», эта атака на марранских чиновников еще больше расширяется, обостряется, а затем переходит от вопроса о том, как были получены эти должности — что может рассматриваться скорее как эпизодическое явление, — к фундаментальному вопросу о том, как ими пользовались.

Указывая на функционирование королевской фискальной администрации под властью конверсо, «Толедский статут» обвиняет этих чиновников в краже «огромных и неисчислимых сумм мараведи и серебра у Короля, нашего господина, и из его доходов, налогов и податей». Кроме того, «они привели к разорению многих благородных дам, кабальерос и hijos dalgo (простых дворян)» и вместе с тем «угнетали, разрушали, грабили и разоряли большинство старинных домов и поместий старых христиан этого города и территорий его юрисдикции»[1082]. Все это указывает на систему разграбления, нацеленную на «старых христиан» города (в особенности на мелкое дворянство и средний класс), систему, которая уже произвела опустошение в «большинстве старинных домов и поместий». Разумеется, поскольку управление марранами королевской фискальной администрацией не ограничено только Толедо и его окрестностями, то все, что сказано о Толедо, относится в равной степени ко «всем королевствам Кастилии»[1083]. Как следствие, вся страна превратилась в печальную сцену широко распространенных порочных явлений — грабежа, угнетения и экономической разрухи — результатов действий этого марранского чиновничества. Короче говоря, это было не локальным, а национальным бедствием, за которое ответственны конверсо.

Представив таким образом незаконные способы, при помощи которых конверсо получили свои должности (как в случае ecsribanias), и преступный характер их управления (в случае финансовой администрации) вместе с их катастрофическими последствиями, авторы снова вернулись к Толедо, чтобы говорить о действиях конверсо в городе более специфически. Конечно, и здесь дискуссия ограничена занятием официальных должностей марранами, но речь уже идет не о самом факте получения этих должностей, а о манере, целях и результатах их контроля над всеми учреждениями, находящимися в их руках. Более того, там описывается влияние этого контроля не только на частных владельцев собственности (аристократов и их иждивенцев, как указано ранее), но и на общественную собственность Толедо. Соответственно, выдвигается обвинение в том, что «в течение того времени, что конверсо держали в руках общественные учреждения города, так же как и систему правления и само правительство, не только значительная — или большая — часть [частных] мест города обезлюдела и разрушилась, но также земля и места общего владения оказались потерянными и отчужденными»[1084]. Что же касается оставшихся общественных ресурсов, «все доходы от ренты и от общественных владений потрачены на [продвижение] частных интересов поместий конверсо, так что все достояние и почет отчизны (patria) были разбазарены и уничтожены, в то время как они [т. е. конверсо] стали хозяевами [страны] для того, чтобы уничтожить Святую Католическую Веру и старых христиан, исповедующих ее»[1085].

Так, согласно этому документу, конверсо держали в руках не только большинство нотариальных постов, но и много других общественных учреждений города и фактически контролировали городскую администрацию (они держали в руках «систему управления и само правительство»). Они также контролировали королевскую фискальную администрацию, в результате чего приобрели большую власть над подданными короля в городе и, собственно, во всех королевствах Кастилии. Как следствие, и город, и страна чувствовали разрушительное действие их власти, но эти результаты, как четко отмечает Статут, не должны быть отнесены на счет таких просчетов управления, как небрежность, грубые ошибки или неэффективность. Напротив, конверсо, занимавшие эти должности, продемонстрировали своими делами большое прилежание и обдуманность действий. Они полностью и весьма эффективно использовали возможности своих постов — но не для тех целей, для которых они были предназначены, а в собственных интересах конверсо. В процессе преследования этих целей они совершили все мыслимые преступления, как то: взятки, коррупция, угнетение граждан, воровство и, в общем, превратили общественные учреждения в разнообразные и универсальные инструменты преступлений. Такими методами действовали эти чиновники, и такими средствами они располагали! А их цели? Их целями, конечно, являлось личное обогащение за счет граждан, которыми они правили (обеспечивать «свои интересы» и «расширять свои владения»), но превыше всего этого у них была всеобъемлющая, окончательная цель: сокрушить католицизм и тех, кто в него верит[1086].

Таким образом, у нас опять появляется недвусмысленный намек на предполагаемый заговор конверсо: захватить контроль над ключевыми позициями правительства — с целью угнетения и разрушения сперва всего лучшего и благороднейшего в христианской Испании, а затем, наконец, всех её «старых христиан». Никаких доказательств для подтверждения этих тяжелых обвинений не приводится, потому что «это притча во языцех, и мы придерживаемся того же мнения»[1087]. Тем не менее, в то время как авторы Статута не видят необходимости предоставить осязаемое свидетельство (или хоть какое-нибудь) по поводу поведения марранских чиновников, они явно стараются поддержать свои обвинения указаниями на инциденты толедской жизни, которые могли бы иллюстрировать отношение евреев и марранов (потомков евреев) к «старым христианам», и этим «объяснить» поведение марранских чиновников как выражение воли и мироощущения сообщества, к которому они принадлежат.

Первый из этих инцидентов относится к приписываемой евреям деятельности, и чтобы найти пример еврейского поведения, которое проиллюстрировало бы их убеждения, авторы Статута обращаются к более чем семисотлетней истории Толедо. В этот момент они думали, что нашли случай, который поддержит их утверждение — а именно то, что евреи так ненавидели христиан, что составили смертельные заговоры против них. Они говорят, что здесь, в городе Толедо, «евреи жили в древние времена» и, как сообщает старинная хроника, «когда город был окружен маврами, нашими врагами [под водительством] Тарифа [Тарика], евреи заключили сделку с [осаждающим] врагом, продали ему город и его христианское население и дали возможность маврам войти в Толедо. Как результат этого предательского соглашения 306 христиан города были убиты и более чем 106 мужчин, женщин, стариков и детей были вытащены из Iglesia Mayor (кафедрального собора) и церкви Св. Леокадии и уведены в плен»[1088].