Истоки инквизиции в Испании XV века

Согласно Силисео, «заговор был организован под руководством маррана по имени Бакийер де ла Торре, который занимал пост главного судьи Толедо, когда Гомес Манрике был коррехидором. Де ла Торре вместе с другими конверсо составил план, который позволил бы им «вырезать всех «старых христиан» Толедо, как и инквизиторов и служащих Священной Канцелярии, которые недавно прибыли в город». Они выбрали день Тела Христова для выполнения своего плана, потому что «старые христиане» будут в тот день беспечны и поэтому уязвимы для нападения. Соответственно, главный судья издал указ, запрещающий кому бы то ни было в этот день носить оружие, якобы для того чтобы предотвратить стычки, а работники из деревень, которые придут в город, чтобы исполнить традиционные танцы с мечами, танцевали на этот раз с палками. «Все это, — говорит Силисео, — было раскрыто вовремя, так что коррехидор и кабальеро, которые помогли ему, схватили и наказали многих марранов, включая главного судью. Последний был повешен, а затем сожжен как иудействующий, его санбенито{33} сохранен в церкви Сан Висенте».

Из этого рассказа мы, таким образом, узнаем, что де ла Торре был не просто «юристом», но главным судьей города. Он, возможно, принадлежал к знаменитой семье де ла Торре, давшей марранской общине Толедо выдающихся лидеров, двое из которых были повешены во время волнений 1467 г. По всей вероятности, главный судья был главой конверсо Толедо, и мы можем предположить, что под его руководством или по его совету они решили игнорировать Эдикт милости. Так он стал главной мишенью инквизиции в ее запланированной атаке на конверсо.

В отчете Силисео есть дополнительные сведения, которые могут рассеять туман над другими этапами создания этой клеветы. Агитация инквизиции создала напряженную атмосферу в Толедо, и мы можем предположить, что, как следствие, конверсо опасались массовых нападений на них в день Тела Христова, когда многие рабочие из деревень, известные как враги конверсо, соберутся в городе и поддадутся подстрекательству погромщиков. Для того чтобы ослабить их искушение напасть на марранов, главный судья действительно мог использовать свою власть и издать распоряжение, упомянутое Силисео.

Ясно, что инквизиторы и их советники среди «старых христиан» в Толедо видели в этих необычных распоряжениях повод для обвинения конверсо в планировании нападения на предстоящую процессию. Судья был обвинен как «вождь» заговора, а заставить его «сознаться» под пытками вовсе не было сверхчеловеческой задачей.

Ясно как божий день, что такая мысль не могла прийти ему в голову. Меньше, чем любой другой видный конверсо, главный судья Толедо был бы готов пойти на авантюру, которая подвергла бы опасности жизни всех марранов города, без согласия и сотрудничества всех остальных ведущих членов общины. Силисео, конечно, говорит нам, что судья «присоединился к другим конверсо» «в их тайном» планировании резни. Однако мы знаем, что ни один из «других» не заплатил своей жизнью за это преступление, что, несомненно, случилось бы, будь те частью заговора. Заявление Силисео о том, что «многие» из схваченных заговорщиков были «наказаны», совершенно очевидно вводит в заблуждение, ибо он не указывает ни их имен, ни наказаний, которым они якобы подверглись. Тем не менее, как мы знаем из источника того времени, еще только четверо марранов, все из низших классов, были казнены коррехидором. В то же время они, как мы указывали, не могли быть среди авторов плана.

То, что инквизиция была главным автором расследования и вышеупомянутых вердиктов, также ясно из утверждения Силисео, что де ла Торре после повешения был «сожжен как иудействующий». Таким образом, мы видим перед собой точные повторения тактики, используемой севильской инквизицией, когда она наказала марранских «заговорщиков» в 1481 г. Их тоже отдали под суд как мятежников, но осудили и казнили как еретиков — явно потому, что гражданское преступление было бы за пределами юрисдикции инквизиции. Если бы обвинение было предъявлено перед гражданским трибуналом, где свидетели могут быть допрошены обвиняемыми и где один из обвиняемых был опытным юристом, как и де ла Торре, лживая природа обвинений была бы, возможно, раскрыта.

Нет сомнения в том, что, будучи в курсе событий, Паленсия не поверил россказням о заговоре, и поэтому, отметив согласие Изабеллы отложить введение инквизиции в Толедо (в 1484 г.), он обошел молчанием последующие события (1485 г.), за которые, как он понимал, была ответственна инквизиция. Он не посмел рассказать настоящую историю этих событий, потому что знал, что это может вызвать гнев инквизиции, а также ему было весьма неприятно критиковать Манрике (которого он высоко ценил) за его «бессердечное» сотрудничество со Священной Канцелярией. В отличие от Паленсии, Пульгар обсуждал начало деятельности инквизиции в Толедо, но и он воздержался от упоминания «марранского заговора» и отнесся к нему как к «несущественному событию». Совершенно очевидно, что он тоже не посмел обвинить инквизицию в фабрикации чудовищной клеветы и поэтому, как и Паленсия, предпочел сохранять молчание.

Сарагоса, 1485 г.

В тот самый момент, когда «новые христиане» Толедо боролись с преследованием, которое мы только что описали, гораздо худшее готовилось на основе аналогичного обвинения против них в Арагоне. Удар должен был обрушиться на них в первую очередь в Сарагосе по обвинению в том, что арагонские конверсо спланировали и осуществили убийство Педро Арбуэса, главного инквизитора Сарагосы, ночью 5 октября 1485 г., когда он преклонил колени в молитве в кафедральном соборе (La Seo{34}). Как и предыдущие обвинения такого рода, это родилось на фоне оппозиции по отношению к инквизиции — не только со стороны «новых христиан», но также и немалой части «старых». Однако в Сарагосе эта оппозиция была куда более укоренившейся, более влиятельной и являлась значительно большей помехой для инквизиции, чем в Севилье или Толедо. Поэтому в Сарагосе, больше, чем в других городах, инквизиция чувствовала необходимость завоевать поддержку старохристианского населения. Для этого она должна была отвлечь внимание этого населения от кампании, которую вели конверсо и их друзья против посягательств инквизиции на права человека, и направить его на якобы преступное намерение конверсо причинить ущерб инквизиции и «старым христианам» вообще. Новость об убийстве Арбуэса «новыми христианами» должна была помочь достичь этой цели.

Все историки согласились с тем, что Арбуэс был убит марранами. Мы, со своей стороны, усомнимся в этом. Начнем с того, что применим к случаю этого убийства старый вопрос, который ставится в связи с любым преступлением: cui prodest — кому это выгодно? Что могли выиграть конверсо от убийства этого инквизитора? Ответ, как мы видим, прост: ничего. Если в Севилье и Толедо уничтожение всех инквизиторов (что якобы затевали заговорщики) могло в заметной мере помешать деятельности инквизиции, убийство одного инквизитора в Сарагосе не остановило бы ее действий ни на один день. Организация в целом могла функционировать по-прежнему, а убийство одного из ее членов только усилило бы рвение остальных.

Ли говорит, что побудительным мотивом к убийству Арбуэса «новыми христианами» было растущее отчаяние сарагосских марранов и вера «горячих голов» среди них, что «если убить одного или двух инквизиторов», то такое предупреждение «остановит других от привлечения на себя опасности»[3388]. Однако предположения, лежащие в основе этого уверения, трудно принять. Начать с того, что можно подвергнуть сомнению уровень отчаяния сарагосских конверсо в сентябре 1485 г., т. е. во время убийства. Нельзя, разумеется, усомниться в том, что конверсо понимали опасность своего положения и боялись, что Фердинанд в конце концов осуществит свои инквизиторские планы в Сарагосе, как он сделал это в Теруэле и других городах. Тем не менее если было время и место, когда марраны могли еще надеяться, что им удастся избежать несчастья путем политического давления, то это была Сарагоса в сентябре 1485 г. Моральное, юридическое и политическое давление, оказанное ими на инквизиторов, в Сарагосе было настолько сильно, что инквизиция там практически перестала действовать на протяжении более чем 13 месяцев. Не было ли бессмысленным оставить политический процесс, принесший столь позитивные результаты, и пуститься в террористическую авантюру, которая, как ни посмотреть, несла в себе опасность?

Во-вторых, крайне маловероятно, чтобы конверсо когда-либо полагали, что убийство «одного или двух» инквизиторов испугает других и остановит их действия. Такие мысли могли, возможно, прийти в голову кому-то из марранов, если бы они поверили в то, что деятельность инквизиции зависит просто от воли и решения инквизиторов. Однако конверсо знали, что главной движущей силой инквизиции были не ее функционеры, но короли Испании, а короли всегда смогут найти замену тем, кто из страха покинет ее ряды. Плюс к этому они должны были понимать, что ордена нищенствующих монахов были переполнены фанатиками, которые не только не увильнут, а, наоборот, ухватятся за возможность служить Священной Канцелярии перед лицом угроз. Ли пишет: «Заговорщики просчитались, когда представили себе, что это убийство [т. е. убийство Арбуэса] отпугнет других от того, чтобы занять его место»[3389]. Мы же считаем, что предполагаемые заговорщики вовсе не «просчитались», потому что, по всей вероятности, они и не делали подобного расчета. По нашему мнению, они и не могли рассчитывать на такой сомнительный результат, как это приписывают им Ли и другие историки.

Наконец, утверждение, что убийство было результатом побуждения «горячих голов» конверсо, не может устоять перед критической проверкой. То, что некоторые безрассудные личности могли ухватиться за такую идею, в особенности в момент отчаяния, вполне возможно. Однако убийство Арбуэса не было осуществлено несколькими дерзкими людьми, движимыми временно неконтролируемыми страстями. Согласно утверждениям инквизиции, это было заранее тщательно подготовлено руководством арагонских конверсо, и таким образом мы должны подумать о том, какова могла быть позиция этого руководства и могло ли оно на самом деле принять подобный план.

Ли, который основывается на отчетах инквизиции (а конкретно — на отчетах Хуана Анчиаса, секретаря трибунала и автора «Зеленой книги Арагона»{35}), говорит, что заговорщики в Сарагосе советовались со своими друзьями при королевском дворе, включая Габриэля Санчеса, казначея Фердинанда, который поддержал идею заговорщиков и написал им, что «если инквизитор будет убит, это положит конец инквизиции»[3390]. Здесь мы обращаем внимание на одно из невероятных явлений, с которыми мы часто сталкиваемся в историографии инквизиции. Нам кажется немыслимым, чтобы такой человек, как Габриэль Санчес, который был близок к Фердинанду и так хорошо знал его, мог настолько ошибаться в оценке характера короля и быть настолько несведущим относительно его непреклонного решения установить инквизицию в Арагоне. Мог ли Санчес поверить в то, что убийство одного инквизитора побудит Фердинанда отменить свой план? Даже если мы подумаем, что Габриэль Санчес действительно верил в это, невозможно предположить, что все другие новохристианские придворные, которые тоже были близки к Фердинанду и хорошо знали его, ошиблись в такой степени относительного того, как убийство инквизитора может повлиять на короля. Неужели и они ошибались в характере Фердинанда и важности, которую он придавал инквизиции в Арагоне? Тем временем источники, оставленные нам инквизицией, говорят, что именно так думал не только Санчес, но и почти все лидеры конверсо и придворные, с которыми советовались те, кто планировал убийство Арбуэса.