Зарубежный детектив 1975

13

— Чем могу служить, товарищ лейтенант? — вкрадчивым голосом спрашивает господин Шрек, заместитель директора Берлинского завода обувного машиностроения. Это элегантный, моложавый мужчина в хорошо сшитом дедероновом костюме коричневого цвета, в белой сорочке, бутылочно-зеленом галстуке и очках с золотой оправой.

Гейм сидит напротив него во вращающемся кресле черной кожи. Их разделяет наборный столик с медной пепельницей и шкатулкой для сигарет.

— Мне нужны некоторые подробности о двух ваших механиках, которые десятого и одиннадцатого ноября были в Вейсенфельзе. Я не хотел бы, чтобы все это стало достоянием гласности, и потому попросил бы вас держать наш разговор в тайне.

— Разумеется, разумеется. А как зовут интересующих вac людей?

— Одного — Маслак, а как зовут напарника, мне пока. неизвестно. Может, для начала мы могли бы установить второе имя?

— О, конечно. Сейчас я затребую материалы.

Шрек встает и подходит к обитым кожей дверям.

— Только незаметно, — просит Гейм.

— Ну еще бы! За кого вы меня принимаете? — Шрек выбегает из комнаты и через мгновение возвращается.

— Итак, второго зовут Иоахим Вагнер. Я заодно прихватил личные дела. Думаю, они нам понадобятся. — Он плавно опускается в кресло, потирает руки, и вид у него предовольный. — А дозволено ли будет полюбопытствовать, о чем, собственно, идет речь? Я неплохо знаю обоих.

— К сожалению, я не могу пока ответить на ваш вопрос.

— Прошу прощения! — Директор поднимает брови и на несколько секунд превращается в филина. Начнем тогда с Вагнера. Он работает у нас года три, очень неплохой механик, лет ему тридцать с лишком. Сколько мне известно, женат, имеет двух детей. Последнее время вел себя вполне достойно. Во всяком случае, до меня жалобы не доходили:

— В последнее время?

— Ну. понимаете ли… Шрек машет рукой, словно желая сказать, что все это не следует принимать всерьез. — Он уже два раза был под судом.

— За что?

— Да так, пустяки. — Он берет личное дело и заглядывает туда. — Значит, так: первый раз — нанесение телесных повреждений, драка в пивной. Второй раз — содействие при похищении государственного имущества. Воспользовался машиной предприятия для перевозки похищенного, но утверждал, будто ему не было известно, какой именно груз он перевозит. Тогда он отделался предупреждением и с тех пор ни в чем худом не замечен.

— Как вы сами его оцениваете?

— Видите ли, ничего плохого сказать о нем мы не можем. У него хорошие руки, он недурно разбирается в машинах. Вот уже год он выполняет у нас разъездную работу, водит машину и содержит ее в образцовом порядке. Он. правда, время от времени не прочь приложиться к рюмке и тогда на другой день отсиживается дома. Но в последнее время он и в этом отношении стал гораздо надежнее. Знаете, мы тут у себя завели своего рода кондуит для тех, кто уже вступал в конфликт с законом, и следим за ними очень внимательно, чтобы: они снова не пошли по кривой дорожке. Этот метод вполне себя оправдал, у нас, можно сказать, вообще не бывает рецидивов. Я беру на себя смелость утверждать, что в общем и целом Вагнер вполне благоразумный человек, не мечется без толку и знает, чего хочет. Все его проступки — это, на мой взгляд, грехи молодости, такое в общем-то может случиться с каждым, и еще прибавьте к этому известное невезение. Я отнюдь He склонен его оправдывать, я просто хочу сказать, что многие, у кого на совести, были грехи и потяжелей, сумели выкарабкаться и стали безупречными членами общества. Когда долгое время имеешь дело с человеком, начинаешь видеть, как его сильные, так и слабые стороны. Я не верю, что Вагнер способен на преступление.

— А Маслак?

Шрек, смеясь, качает головой.

— Альберт Маслак работает у нас уже двадцать лет. Он наш лучший механик. Как специалист по обувным машинам он не знает себе равных. Он любого инженера заткнет за пояс. В высшей степени надежный человек, всегда под рукой, когда нужен, прекрасно зарабатывает — в частности, благодаря сверхурочным. Он ведь почти все время в разъездах.

— А сколько ему лет?

— Под шестьдесят. Хотя, стойте, я могу узнать точно. Он перелистывает личное дело. — Вот. Пятьдесят девять.

— А как у него с общественной работой?

— Вот здесь хвалиться нечем. Он, конечно, член профсоюза, но на общественные поручения у него из-за вечных разъездов попросту не остается времени. И вообще он не из такой породы. Он крайне сдержан, молчалив, трудно сходится с людьми. Он даже выглядит каким-то беспомощным. Не любит быть в центре внимания. Когда ему вручают премию, а это случается нередко, его с трудом удается вытащить на сцену. Уж кто-кто, а он не желает быть на виду. Лично я знаю его десять лет. У него безупречная репутация, он пользуется всеобщим уважением, и я не ‚знаю ни одного человека, который позволил бы себе неуважительно или вообще плохо говорить о Маслаке. Скромный, никуда не лезет без: спросу, обо всем толково судит и вообще человек основательный. А вместе с тем не такой уж бука, коллеги его ценят за то, что он не прочь и повеселиться. Словом, я считаю его хорошим работником, который никогда не доставлял нам хлопот. Побольше бы таких, как он.

Звучит красиво, но Гейм все еще не удовлетворен. У него в запасе вопрос, ответ на который очень для него важен.

— А нельзя ли узнать, где они живут, Маслак и Вагнер? — спрашивает он.

Директор заглядывает в личные дела.

— Вагнер — на Вихерштрассе, семьдесят два, Маслак — на Копенхагенерштрассе, пятьдесят восемь. Это так важно?

— Да. Нам известно, что человек, которого мы разыскиваем, совершив преступление, поехал в сторону Шёнхаузераллее.

Шрек встает, чтобы достать из стола карту города.

— По-моему, обе улицы расположены неподалеку от этой станции — Он расстилает план на журнальном столике — Взгляните-ка. Одна улица севернее, другая — южнее, и обе всего метрах в ста от станции.

Гейм запоминает расположение обеих улиц.

— Хорошо, — говорит он. — Лучше две возможности сразу, чем вовсе ни. одной. Я хотел бы поглядеть на фотографии Вагнера и Маслака. Это возможно?

— Только в личном деле. Паспортного формата.

— Так они, пожалуй, столетней давности?

— Верно, товарищ лейтенант.

— А посвежей снимков у вас нет? На экскурсиях или тому подобных мероприятиях любят фотографировать.

Шрек задумывается.

— Н-да, говорит он, — не знаю, надо спросить. Минуточку, я вспомнил. Последний раз, когда был Женский день, кто-то пришел с аппаратом, На снимке должны быть оба. На вечере я их, во всяком случае, видел. Только ведь это общий снимок.

— Не беда, главное, чтоб можно было узнать. А я попрошу нашу лабораторию увеличить их.

— Могу дать вам несколько штук. Мне кажется, что они просто лежат в шкафу у моей секретарши. Уж эти-то вы можете получить сразу.

— Спасибо большое. Я хотел бы выяснить еще два обстоятельства. Первое: на заводе ли сейчас Вагнер и Маслак? А если нет, то где они? И второе: вдвоем они ездили в Вейсенфельз или с ними был кто-нибудь еще? Ну и, наконец, мне нужен перечень командировок за последние пятнадцать месяцев. Куда и когда.

— Пожалуйста, но этого мне, конечно, по памяти не сделать, надо будет переговорить с нашим диспетчером.

— У вас сколько. всего-выездных механиков?

— Человек десять.

— Ну это еще куда ни шло. А сколько времени понадобится на составление списка?

Шрек глядит на часы.

— Сейчас три с минутами. Я думаю, через полчасика. Вы здесь подождете или у вас есть другие дела?

— На заводе мне раньше времени не хотелось бы показываться. С вашего разрешения я за это время позвонил бы к себе на работу.

— Разумеется, разумеется. Телефон вон там. А на нижней полке стола лежат журналы — если соскучитесь. Я скажу, чтоб вам приготовили кофе. Не возражаете?

— Напротив, очень любезно с вашей стороны.

Шрек исчезает. Гейм пересаживается к телефону и набирает номер.

Через полчаса он уже корпит над солидным списком, который получен Шреком у диспетчера. В списке перечислены все выезды для обслуживания предприятий-заказчиков за последние два года. Снова начинаются упорные поиски и сравнения. Всплывают не только новые имена, но и новые факты, причем по мере того, как Гейму открываются в них удивительные совпадения, его азарт все больше возрастает. Наконец он может подвести итог.

Механики Ломейер и Шербарт находились со второго по третье февраля прошлого года в Дессау. В ночь на четвертое февраля произошло ограбление замка-музея Бернбург, удаленного. от Дессау. на сорок километров.

Тринадцатого января сего года Шербарт и Ломейер находились в Веймаре. Вечером тринадцатого января в Арнштадте была приобретена калфовская репродукция. Между тринадцатым и пятнадцатым был ограблен музей в Готе. От Веймара до Готы километров пятьдесят, от Веймара до Арнштадта — и вовсе двадцать шесть.

Почти все выездные механики регулярно находились вблизи тех мест, где происходили ограбления, но других совпадений по времени больше выявить не удалось.

Что касается Вейсенфельза, то там Маслак и Вагнер были только вдвоем.

Гейм даже вспотел от возбуждения.

Он достал платок, вытер лоб и сказал:

— Этот Ломейер начинает меня интересовать, и Шербарт‚ соответственно тоже. Что это за люди? Вы не могли бы вкратце описать мне их внешность. возраст, поведение?

Шрек явно устал. Бесконечные вопросы лейтенанта утомили его, а конца все еще не видать. Он достает сигарету, наверное, уже десятую с начала разговора, и раскуривает ее.

— Ломейеру сорок с лишним, рост — метр семьдесят, с виду не толстый, Но и не худой. Репутация у него на заводе не из лучших, он часто не выходит на работу по болезни и вообще человек не слишком надежный. Коллеги уже не раз высказывали подозрение, что он просто симулирует, потому что его встречали на улице, когда он числился больным. Дирекция занималась этим вопросом совместно с завкомом, но безрезультатно. Каждый раз он предъявлял нормальный больничный лист, а врач объяснил, что люди, которые, подобно Ломейеру, страдают почечной коликой, могут часами не испытывать никаких признаков недомогания и что таким больным показано движение и свежий воздух.

— Хорошо. Ну а с Шербартом как?

— Это здоровенный верзила лет примерно двадцати пяти. Рост как минимум метр восемьдесят, богатырские плечи. У нас работает года два, пришел к нам после армии, отслужил два года старшиной на флоте. Очень славный парень, только уж слишком охоч до девушек…

— Спасибо, этого достаточно, — прерывает его рассказ Гейм.

Входит секретарша и подает Шреку какую-то бумажку.

Шрек заглядывает в нее и говорит:

— А теперь я могу ответить на ваш последний вопрос. Иоахим Вагнер позавчера не вышел на работу, сказавшись больным. Грипп. Альберт Маслак со вчерашнего дня находится в Ростоке. Он должен там привести в порядок две машины для краевой строчки на комбинате бытового обслуживания.

— А когда он вернется?

— Трудно сказать — как управится. так и приедет. Но думаю, что завтра или послезавтра.