Зарубежный детектив 1975

6

Три недели канули в вечность. О преступнике по-прежнему ни слуху ни духу.

Майор Бастиан откладывает в сторону скоросшиватель с донесениями, сплетает пальцы и поднимает задумчивый взгляд на сотрудников. Гейм сидит по другую сторону письменного стола. Вид у него невыспавшийся, под глазами глубокие тени, в уголках рта залегли жесткие складки.

— Не стоит упрекать себя, — говорит Бастиан. — Вы с вашими ребятами все это время работали как верблюды. И не ваша вина, если вы, несмотря ни на что, не сдвинулись с места. С налету не раскрыть ни одно преступление. Разумеется, я не затем вас собрал, чтобы преподносить эти истины. Я хотел бы еще раз обсудить дело и попытаться сообща отыскать отправную точку, которую мы, возможно, до сих пор упускали из виду.

— Конечно, товарищ майор.

— Отлично. Тогда я не стану больше докучать вам вступительной речью. Перейдем к первому вопросу: окружение Байерлейна, музей и его связи.

— Да, — вздыхает Гейм — с этого мы начали сразу, как только выяснилось, что показания свидетельницы Фос содержат лишь общие сведения и никаких конкретных примет преступника. Все жители дворцовой территории — вам известно, что речь идет о трех семействах, в которых восемь человек взрослых, — были проверены, и соответственно — друзья и родственники этих восьми. На основе счетов, хранящихся в бухгалтерии, были выявлены все предприятия и учреждения, с которыми музей имел дела за последние два года. Все, кто лично осуществлял какие-либо работы или поставки, были найдены и опрошены. То же было проделано и с причастными к музею работниками почты и энергоконторы.

— А как насчет родственников или друзей самого сторожа?

— Я говорил с его знакомыми и с его дочерью. Муж — служащий авиакомпании Иктерфлуг. Другой родни у Байерлейна не было.

— Потом на очереди у нас были вокзалы?

— Так же безуспешно. Мы провели опрос на всех девяти станциях, расположенных после Баумшуленвега, — от Плентнервальд до Шенхаузераллее. Никто даже отдаленно не мог припомнить человека в зеленом пальто, о котором мы узнали из показаний свидетеля Мацке и свидетельницы Фос. После стычки с ней на перроне в Шпиндлерсфельд он, конечно, постарался никому больше не бросаться в глаза.

Майор Бастиан кивает.

— С неудачами надо мириться. Сплошных удач не бывает. Мы потратили много времени и сил без ощутимых результатов. Но унывать из-за этого не стоит. Ну ладно, я не собираюсь читать вам проповедь. Работа вспомогательных групп завершена. Насколько я понимаю, все возможности активного розыска уже исчерпаны. Теперь надо еще раз подытожить данные судебно-медицинской экспертизы и отдела криминалистики.

— Они главным образом подтверждают сведения первого дня. Не прибавилось никаких фактов, которые подтвердили бы правильность наших розысков или, наоборот, дали бы им другое направление. Все зарегистрированные в Курфюрстовом зале отпечатки пальцев исследованы. Большинство оставили сотрудники музея, прочие — скорей всего посетители. У нас нет оснований предполагать, что преступник снимал резиновые перчатки. Тем не менее все не идентифицированные отпечатки были сопоставлены с картотекой лиц, уже привлекавшихся к уголовной ответственности. Совпадений не обнаружено. Безуспешной оказалась также попытка сопоставить приметы уже известных преступников, их методов с нашим случаем. Либо тот, кого мы ищем, сменил специализацию, либо он вообще не привлекался раньше к ответственности.

— А работники антикварных магазинов так ничего и не сообщили?

— Пока ничего.

Бастиан говорит с улыбкой:

— Этого и следовало ожидать. По общему убеждению, преступник очень ловкий субъект. Он прекрасно знает, что у нас есть список похищенных экспонатов, и не сомневается, что мы немедля распространим его по соответствующим магазинам. Подобные меры дают результаты лишь много месяцев спустя, когда преступник утратит осторожность либо, когда украденное перейдет в другие руки.

— Веселенькая перспектива, — мрачно подытоживает Гейм. — Мы должны ждать несколько месяцев, покуда этот подлец изволит совершить ошибку. Нет, действовать надо сейчас же. Я не хочу и не могу сидеть сложа руки и надеяться на счастливый случай.

— О том, чтобы сидеть сложа руки, и речи нет, — вступает майор. — Работы хватает. Не поймите меня превратно, товарищ Гейм, но у меня создалось впечатление, что вы слишком углубились в дело. Попытайтесь отвлечься. Через два-три дня оно предстанет перед вами в новом свете, и вам станет яснее, как к нему подойти. Предлагаю следующее: выспитесь как следует, а затем подключитесь к товарищам Вальдмюллеру и Балю. Я поручил им вчера дело о складских хищениях. Оно оказалось более серьезным, чем мы предполагали. Заведующий складом, роль которого поначалу казалась подозрительной, принялся активно помогать следствию, а вчера вечером вдруг покончил жизнь самоубийством. При расследовании обстоятельств самоубийства Баль и Вальдмюллер столкнулись с некоторыми загадочными фактами. У меня такое впечатление, будто кто-то 'сознательно пытается сбить нас с толку. Я хотел бы, чтобы вы помогли коллегам. Согласны?

— Согласен-то согласен, — говорит Гейм со страдальческим выражением лица. Он отнюдь не обрадован перспективой взяться за новое дело, не кончив старого. — Только у меня ещё одна просьба, с вашего разрешения.

Майор кивает подбадривающе.

— Не стесняйтесь, выкладывайте.

— Мне вот что пришло в голову: наш преступник, учитывая искусность, с какой он действовал, мог совершить подобные хищения и в других местах. В сводной картотеке я ничего не нашел, но причина может быть в том, что сведения об этих преступлениях из-за их относительной маловажности не поступали в Берлин. Прежде чем взяться за новое дело, я очень хотел бы связаться с окружными управлениями и выяснить, не было ли у них ограбления музеев. Если да, то придется поднять бумаги и посмотреть, нет ли каких совпадений с нашим делом. Мне представляется, что это последняя возможность хоть как-то напасть на след.

— Разумная мысль. Ну что же, попытайте счастья в окружных управлениях. Если получите от них какие-либо ценные сведения, немедля возвращайтесь к своему делу. А до тех пор занимайтесь складом. Желаю успеха.

Разговор закончен. Гейм возвращается к себе в кабинет донельзя недовольный собой и всем светом, Опасение, что человек в зеленом пальто исчезнет навсегда, если не идти по следу, лежит на душе у Гейма тяжелым камнем.

Открыв дверь своего кабинета, он первым делом видит Тобиаса Валкаша — тот сидит на столе и читает журнал «Форум криминалистики».

— Ну наконец-то, говорит 'старший лейтенант, откладывая журнал в сторону и сползая со стола. Я уже сколько дней тебя не видел. Мама родная, ну и видик у тебя! — Он дружески хлопает Гейма по плечу. — Ну где у тебя бобо, малыш? Папочка обидел?

Гейм падает в кресло.

— Как раз наоборот. У него ангельское терпение, и он заботится о моем здоровье. Вот только дело он у меня забрал, вместо этого я должен выяснять, почему какой-то завскладом решил свести счеты с жизнью. Ей-богу, это был не такой уж глупый поступок.

Валкаш плюхается на стул для посетителей и корчит унылую физиономию:

— «Грудь скорбью мира стеснена… В этом мире счастья нет, и не мил мне белый свет». Нет, серьезно, я не понимаю, с чего ты вдруг так скис. Все идет своим чередом. На нашу долю это выпадает не первый раз. Все доступные средства были пущены в ход, ты сделал все, что в твоих силах, а ниточка тем не менее оборвалась. Через какое-то время мы опять найдем упущенный конец. Итак, приступай к новому расследованию и вооружись терпением.

— Терпение, терпение! — взрывается Гейм и ударяет кулаком по подлокотнику. — Мне уже и Бастиан про это пел. А я сыт терпением по горло.

Не желаю откладывать. Если я сейчас брошу дело, пиши пропало. Думаешь, я не знаю, почему он подсовывает мне новое дело? Старая песня. Он презрительно смеется и цитирует официальным тоном:

— «Надлежит всячески следить за тем, чтобы, несмотря на безусловную готовность раскрыть любое преступление, расследованию не уделялось чрезмерно много сил и времени, ибо это неизбежно влечет за собой смещение пропорций и пренебрежение другими, не менее важными делами, которые по этой причине не расследуются вообще либо расследуются крайне недостаточно».

— Ну и что ты можешь возразить?

— В принципе — ничего. В данном конкретном случае — все. Нельзя цепляться за схему.

— Тут я с тобой согласен. Труднее применять этот взгляд на практике. Истолковать правильное положение можно и так, и этак. Тут большой хитрости нет. Поэтому я признаю лишь силу логики. Вот и представь мне логически неуязвимое доказательство, что твой зеленый призрак — позволь мне так назвать этого субъекта — ускользнет у тебя из рук, если ты хоть на два-три дня займешься другим делом. И без того уже прошли три недели, так стоит ли горячиться из-за двух-трех дней?

— Ну как тебе это объяснить? — Гейм ерзает на своем стуле, достает спичечный коробок, играет им, снова отбрасывает. — Вообще-то вы, может, и правы. Может, я из чисто субъективных причин не хочу бросать начатое дело. Знаешь, я говорил с дочерью Байерлейна и с его внучатами. У них просто в голове не укладывается, что дедушки больше нет. Они мне про него рассказывали. Всякий раз, когда они ездили к нему в гости, это было для них великое событие. Он читал им сказки, он водил их гулять, они вместе ездили в зоопарк и катались на пароходе. Он был очень славный старик, к нему все хорошо относились, дети его любили. Он жил спокойно и счастливо, и вдруг — раз — всему конец. Только потому, что какой-то мерзавец захотел, поскорей разбогатеть. Его нельзя оставлять на свободе. Я обязан поймать убийцу. Как подумаю, что он ускользнет, меня начинает колотить от злости.

— Могу понять твои чувства, но мы должны подходить к работе по-деловому, иначе нам с ней не справиться. Кстати сказать, это относится и к Бастиану, готов поклясться. Если ты о нем иного мнения, то жестоко ошибаешься.

Гейм потирает лоб.

— Да знаю я, — говорит он страдальческим тоном. — Я ж не упрекаю его. На его месте я, может быть, вел себя точно так же. Меня другое злит — моя собственная бездарность. Тягостное сознание, что до сих пор существует жулье, которое умней нас с тобой, которое может обвести нас вокруг пальца, да при этом еще и посмеиваться.

— Разумеется, это обидно. Но совершенных людей не бывает, как не бывает машин и приборов без недостатков. Статистика и наш собственный опыт учат, что какой-то небольшой процент преступлений остается нераскрытым. С этим приходится мириться.

— Нет и еще раз нет! С этим нельзя мириться. Здесь надо возражать. Я убежден: любое преступление можно раскрыть. Тут вам меня не переспорить. Я знаю, это очень непросто, это требует жертв, напряженной работы, вдумчивости, находчивости. Приходится отказаться от устаревших методов. Ссылка на статистику куда как заманчива. Все равно, встретились серьезные затруднения или просто следователь что-то. прошляпил, этой ссылкой легко успокоить и статистику, и собственную совесть. Так было, так будет, это, знаете ли, закон природы. Неправда! Закон природы состоит в том, что каждый преступник оставляет следы. Не бывает призраков, которые совершают убийство, а потом растворяются в воздухе. В принципе можно распутать каждое дело и, стало быть, возможно стопроцентное раскрытие преступлений. Но сперва нужно уничтожить эту проклятую теорию «небольшого» процента. Есть даже практические доказательства, что это возможно, Вот, почитай «Форум», — Гейм хлопает по журналу. — В некоторых районных отделениях милиции Советского Союза раскрываются все преступления. От милиции не ушел ни один вор, даже самый мелкий карманник. Ну что скажешь?