Зарубежный детектив 1975

15

Автоматический замок с шипением закрыл за вошедшим Геймом двери дома номер пятьдесят восемь по Копенгагенской улице. В полутемном подъезде царит тишина. Подъезд просторный, высокий, стены выложены красноватым мрамором, перила лестницы украшены замысловатым чугунным литьем. Когда-то здесь обитали люди с достатком: процветающие горожане, врачи, юристы, чиновники средней руки.

Гейм обращает взгляд на висящий в подъезде список жильцов. Час утренний, и Гейму неизвестно, вернулся Альберт Маслак из командировки или нет. На фабрике ему не могли дать точных сведений, так как по заведенному порядку разъездные механики сперва заходят к себе домой. Следовательно, требуется величайшая осторожность, поскольку на данной стадии встреча с Маслаком была бы в высшей степени нежелательна

Лейтенант углубляется в изучение списка. Вдруг рядом как из-под земли вырастает чья-то фигура. Гейм оборачивается. Маленький человечек, почти лилипут, смотрит на пего, задрав голову. На человечке рубашка без воротничка и слишком просторные штаны, которые с помощью ремня удерживаются на тощих бедрах. На его плутоватом морщинистом лице, покрытом белой щетиной, поблескивают выцветшие глазки.

— Ищете кого-нибудь, хозяин? — спрашивает он, не вынимая изо рта трубки с пестрой фарфоровой головкой.

— Ищу. А вы здешний, позвольте узнать?

— Целых двадцать лет. Я в этом заведении с каждым клопом на «ты».

— Да ну? Тогда вы, вероятно, можете мне сказать, дома ли господин Маслак?

— Нет сего. Позавчера в шесть тридцать семь уехал поездом в Росток и до сих пор не вернулся.

— Откуда вам это известно с такой точностью

— А там, наверху, его невестка, Она занята уборкой.

— И она вам рассказала?

— Это у них такой фокус. Чего он не договорит, то она выболтает.

Гейм задумчиво разглядывает медные шары на концах перил. Может, задать ему парочку вопросов? А почему, собственно, нет? Гейм решает попытать счастья.

— А вы видели, как господин Маслак уходил позавчера?

— Да.

— Что на нем было?

— Вам поточней?

— По возможности.

Карлик достает из кармана зажигалку, поднимает грязным пальцем крышку трубки и зажигает табак.

— Коричневые вельветовые брюки, куплены на распродаже зимних товаров весной шестьдесят третьего, цена тридцать два пятьдесят. Сапоги черные, начищенные. Размер сорок первый. Синяя капитанка с золотым якорем. Серая куртка, выработка елочкой, коричневый портфель. Содержимое: пакет с бутербродами, вчерашняя газета и, очень возможно, пачка сигарет.

Гейм не сразу находит, что сказать. Уж нe разыгрывает ли его старик? Вроде нет, выражение у него простодушное, словно ничего особенного в их разговоре нет.

— Вы его ни разу не видели в зеленом грубошерстном пальто? — спрашивает лейтенант.

— Ни разу.

— Когда он ушел позавчера?

— Раньше времени. В половине пятого. До станции ходу от силы сорок пять минут.

— А вам известно, чем он раньше занимался?

— Нет. Он замкнут, как устрица. Не будь его невестки, я бы о нем вообще ничего не знал.

— Тогда спасибо за сведения, — говорит Гейм и решительно направляется к лестнице.

— Хотите повидать эту самую невестку?

Гейм останавливается.

— А вы небось не успокоитесь, пока не будете все точно знать?

Карлик ухмыляется.

— Можно, я попробую угадать, кто вы такой?

Гейм пытается придать себе вид, полнейшего безразличия. — Я с газовой станции, — говорит он. — Меня не проведешь. Пальто дорогое, костюм хороший, вопросы хитрые. Уж скорей из уголовной.

Черт подери, думает лейтенант, плохо, значит, нас учат, если люди сразу догадываются, кто ты есть. Он вдруг начинает безумно торопиться и, мчится наверх, одолевая по две ступеньки сразу.

На четвертом этаже из двух квартир сделаны три, потому что между двумя старыми дверями встроена новая.

Едва лейтенант нажимает кнопку звонка, за дверью раздается визг и оттуда выскакивает пудель. Он тявкает, описывает круги и радостно. наскакивает на Гейма.

— Юльхен, назад! — призывает кряжистая немолодая женщина в косынке и фартуке. Собака подпрыгивает последний раз и послушно семенит в квартиру.

Женщина переводит дух и отбрасывает со лба седую прядь.

— Извините, она у нас балованная. Муж велит с ней построже, а я сомневаюсь, нельзя же бить такую малявку, или вы со мной не согласны?

Это неожиданное обращение несколько обескураживает Гейма. Поднимаясь по лестнице, он уже прикинул, как ему лучше завязать разговор, а теперь все приготовления пошли насмарку. Вопросами воспитания собак он не занимался.

Он раздумывает, как бы получше ответить, но женщина, и не ждет ответа.

— Входите же — говорит она. — Почему мы должны торчать на лестнице? Если вас, конечно, не пугает небольшой беспорядок.

— Ничуть, — отвечает Гейм и вступает в маленькую переднюю, куда выходят двери кухни и комнаты. На полу стоит пылесос, ведро и всевозможные моющие средства в пластмассовых бутылках.

— Я хотел бы поговорить с господином Маслаком, но ведь его, кажется, нет?

— Совершенно верно, молодой человек. Альберт вечно в разъездах, словно цыган какой-то. А ведь годков-то ему немало и с желудком у него не все в порядке. Впрочем, что ж тут удивительного, питание нерегулярное, когда бутерброд, когда и вовсе ничего. До тридцати лет, это еще куда ни шло, зато в шестьдесят… Но Альберт упрям как осел, с ним не сговоришься… Сестре нелегко с ним пришлось, а она и вообще у нас была слабенькая, Сердце барахлило, потом давление, врачи так ничего и не смогли сделать; три года назад, весной, мы отвезли ее на кладбище.

.. Гейм кивает, он рад, что женщина оказалась, такой разговорчивой, хотя выяснить у нее что-нибудь существенное будет непросто, Она все время перепрыгивает с пятого на десятое.

— Да что ж вы все стоите, молодой человек, вы сядьте, сядьте… Я рада, коли есть с кем перекинуться словом, я. почти. весь день одна, а Грегор, это мой муж, когда придет вечером, либо уткнется в газету, либо торчит перед телевизором. — Она проводит Гейма в комнату. Обстановка здесь очень солидная, но старомодная, много самодельных усовершенствований — подставка для приемника, обе книжные полки, торшер. По комнате можно угадать, что в ней живет умелец, который любит-слесарничать и плотничать, ничего не выбрасывает и все пускает в дело.

Женщина усаживает Гейма в серое плюшевое кресло с полукруглой спинкой, достает из кармана тряпку и начинает колдовать над темно-коричневой дубовой мебелью. Работает она проворно, а говорит и того проворнее.

— Каждый четверг я привожу эту квартиру в порядок. Работы немного, а порядок должен быть. Мне это раз плюнуть, но Грегор считает, что Альберту вообще квартира ни к чему, пусть перебирается к нам, у нас для него есть чудная комнатка, да и у него самого есть еще участок с садовым домиком. Иногда он целые дни торчит на участке, а здесь, кроме мышей, и не живет никто, но поди его уговори, раз человек вбил себе в голову, что ему нужна собственная крыша над головой…

— А где он, участок этот?

— Да в Панкове. А Грегор говорит, был бы у нас дома еще человек, тогда бы можно и сходить вечерком куда-нибудь, а так Юльхен одна боится, правда, лапочка моя?

Пудель спрыгивает с подушки дивана и глядит на женщину черными блестящими пуговками.

Гейм неслышно скрежещет зубами. Остановить эту женщину невозможно.

— У господина Маслака есть другие родственники? — спрашивает он.

— Как не быть? Гарри есть, сын. Вот к нему, к Гарри-то, он и хочет перебраться, когда выйдет на пенсию. Но молодому со старым не житье. Да и с площадью туго. У Гарри двухкомнатная квартира, там места нет. Альберт говорит, он себе что-нибудь снимет по соседству, но отдельная комната стоит сто пятьдесят марок в месяц, а платить кто будет? Просто дурью человек мучается, так говорит мой Грегор.

Между тем она работает как заведенная. Хрустальные рюмки на буфете так и звенят у нее под руками.

— А Гарри не здесь живет?

— В Нейкельне, Он, конечно, не возражает, как-никак — родной отец, но нам доподлинно известно, что его, жена не желает нянчиться со стариком. Ну если бы его так уж приперло, мы бы словечка не сказали, но ведь у него есть здесь все, что только душе угодно. Зачем же садиться на шею детям?

— А чем занимается сын господина Маслака, он работает?

— Как же иначе? Он представитель фирмы, неплохо зарабатывает. Альберт вырос в Нейкельне, там ему хочется и помереть, так он говорит. Их разбомбили в сорок третьем, они здесь начали снова, двадцать лет вкалывали, нельзя же бросить все так, за здорово живешь. Мой Грегор говорит, что не понимает Альберта. И я, признаться, тоже. не понимаю. Просто навязчивая идея, и все тут.

Она добралась до коричневых лакированных полок, которые сработаны из толстых досок, вынимает стопками книги и кладет их на коврик. Гейм наклоняется и по очереди берет в руки несколько книжек. Среди них Фаллада, Ремарк, Нерл С. Бак и Дюма, есть брошюрки ровольтовской серии, есть издательства «Фишер». В стопках обнаруживается несколько городских планов, среди них — планы городов, где произошли ограбления. Эти Гейм откладывает в сторону. — Я и впрямь не уверена, — продолжает женщина, — что старый человек может прижиться на новом месте. Мой Грегор говорит, там у них всюду такая нервотрепка.

Она повернулась спиной к Гейму и начищает коричневые доски. Лейтенант разворачивает один план за другим, всматривается, глядит на свет, но не обнаруживает никаких отметок или других признаков того, что Альберт Маслак проявляет особенный интерес к музеям.

— Там ведь все за деньги. Там если кто заболеет без денег, можно прямиком отправляться на кладбище. Мой Грегор…

— Но ведь господин Маслак не из бедных, — перебивает ее Гейм. Хотя он ни разу в жизни не видел этого Грегора, тот уже начал действовать ему на нервы.

— Нет, конечно, какое там. Грегор как-то говорил с приятелем — тот работает, где и Альберт, так приятель рассказал, что Альберт каждый месяц приносит домой не меньше тысячи. И потом, много ли надо одинокому человеку на жизнь? Вдобавок от Гарри каждый месяц ему приходит посылочка. Тот кучу денег загребает у фирмы «Бюссинг», он получает процент с оборота.

— А из своих поездок он ничего не привозит? Скажем, кубок. какой-нибудь или фарфоровую статуэтку? Некоторые любят собирать такие вещички!

Женщина перестает хозяйничать, поднимает голову и глядит на Гейма удивленными глазами. Потом она энергично мотает головой.

— Ну уж нет! Разве Альберт станет выкидывать на это Деньги? Все, что вы здесь видите, осталось еще от моей покойной сестры, а одинокому человеку больше и не нужно.

Среди выложенных на ковер книг выглядывает синяя обложка железнодорожного расписания. Гейм поднимает ее и начинает листать, просто так, из профессионального любопытства. В расписании он обнаруживает некоторое подобие закладки кусочек картона, оторванный от пачки из-под сигарет. Кусочек лежит между страницами, где даны поезда местного сообщения в округе Росток. Кто-то, по всей вероятности, делал выписки и подложил для твердости книгу. Писали явно на очень тонкой бумаге, потому что все буквы отпечатались на странице, Гейм устанавливает, что пишущего интересовало сообщение на участке, Росток-Штральзунд. Ну а толку что?