Зарубежный детектив 1975

18

На другой день вечером Гейм сидит за своим письменным столом, сложив руки и устремив взгляд на серое, набухшее дождем небо над крышами многоэтажных домов.

— Так или иначе вам придется ответить на мой вопрос, господин Вагнер. И все эти уловки, что, мол, вас внезапно осенило, вам ничего не дадут. Я повторяю: где вы были вчера вечером и ночью?

С Вагнера слетела вся заносчивость, он сидит такой несчастный, с жалобным лицом и смотрит в пол. Глаза у него влажные, того и гляди из них потекут слезы.

— Господин лейтенант, это же вовсе не относится к вашему делу. Преступника вы поймали, а я просто хотел посмотреть, как они без меня справляются, вот я и решил связаться с Маслаком. Ведь это я должен был ехать вместо Ломейера;

— Перестаньте ерунду пороть. У вас были более веские основания. Вдобавок вы болели. Или грипп тоже придуман?…

— Нет, нет…

— Тем более. Ну давайте выкладывайте.

Глаза у Вагнера делаются как у кролика, над которым

— Просто я очень боялся, господин лейтенант.

Боялись? Почему?

— Я думал, вы меня ловите…

Вас? Чего ради?

Вчера, когда вы у меня были, вы же расспрашивали про Вейсенфельз. не знал, что вам нужен только Маслак. Ну и приврал малость.

— Ясно. Итак, где вы были на самом деле?

Сперва в забегаловке, что наискось or Маслакова дома, потом на станции Шёнхаузераллее. Я хотел переговорить с Маслаком раньше, чем его увидите вы. А не то мое алиби загремело бы по всем статьям.

— Вам-то зачем понадобилось алиби?

— Говорю же, что приврал. И хотел условиться, чтобы и Маслак не проговорился.

— Так, так. А не будете ли вы столь любезны объяснить, зачем вам понадобилось врать?

— Неужели без этого нельзя, господин лейтенант? — скулит Вагнер. — Я же сказал вам, где был вчера. Больше ведь вам ничего не надо.

— Ну это уж предоставьте решать мне. На совести у вас, как я погляжу, много всякого…

— Ничего у меня нет, совсем ничего. Вполне все безобидное.

— Тогда какой же смысл скрывать?

— Ну ладно, даже если меня после этого вышвырнут с работы, потому что я уже судился, — он делает паузу и выжидательно смотрит на Гейма в надежде пробудить сострадание. Но, не дождавшись нужной реакции, продолжает с тяжелым вздохом:

— Мы не ночевали тогда в Вейсенфельзе. Я решил сгонять в Цейтц, а Маслак не возражал. Когда мы управились на фабрике, я подбросил его до вокзала и уехал. Само собой, это была левая ездка, но Маслак мне твердо обещал не протрепаться. Я дал ему деньги на билет, ну а финансовый отчет мы составили так, будто ночевали в машине в Вейсенфельзе.

— Когда вы отвезли Маслака на вокзал?

— После обеда сразу, в третьем часу.

— Куда он поехал?

— В Берлин, обратно. Куда ж еще?

— Он вам так сказал?

— Да, я ведь ему деньги давал на билет. Ничего не поделаешь, пришлось дать, он ведь должен был возвращаться машиной, и в отчет это не вставишь.

— Он прямо так и потребовал с вас деньги?

— Не сказать чтобы прямо. Он просто начал зудеть, что я, мол, химичу, а если дело выплывет на свет, ему тоже достанется, и за это удовольствие изволь еще платить деньги. Вот так.

— А какие у вас дела были в Цейтце?

— Да ерунда. Знакомая у меня там живет. Когда я бываю в тех краях. я порой наведываюсь к ней. И в тот раз обещал побывать.

— Ах вот оно что, а я-то думал, вы счастливы в браке.

— Никто и не спорит, но… как бы вам это объяснить? — мнется Вагнер.

— А с Маслаком вы на эту тему говорили?

— Да так, мимоходом, чтобы не ошарашить его.

— Какой багаж был у Маслака в Вейсенфельзе?

— Как обычно. Черный чемодан. Он с ним никогда не расстается.

— Не знаете, что в нем лежит?

— Должно быть, спецовка и личный инструмент, его собственный, но заглядывать мне туда не приходилось. Маслак его всегда запирает.

— Все ясно, господин Вагнер. Но почему вы решили, что я пришел к вам из-за вашей левой поездки? Не такой уж это великий грех, чтобы им занималась уголовная полиция.

— Да понимаете, какая со мной штука приключилась… Маслаку я об этом и рассказывать не стал, не то он бы меня извел. Из Вейсенфельза в Цейтц ведет красивое прямое шоссе, номер девяносто один. Я спешил и в какой-то деревушке неподалеку от Цейтца налетел на контроль скорости, а ехал я с превышением. Полиция меня хотела задержать, что тут было делать? На фабрике за левую ездку с меня голову снимут, да еще сообщат в общественную инспекцию. Тут я нажал газ и припустил как мог. Наши общественные контролеры въедливые до чертиков. Они тебе не дадут «добро», даже. если у тебя запаска маленько спустила.

— А дальше?

— Мне повезло. Номер был весь заляпан грязью, прочесть они его не мог. ли, за мной, правда, погнался один на мотоцикле, но до Цейтца оставалось всего ничего, а там я каждый проулок знаю назубок, повернул раз, другой, третий, въехал — и ворота на запор. Ищи ветра в поле.

— И вчера вы решили, что они напали на ваш след? Так ведь?

— Ясное дело. Мне и в голову не пришло, что за Маслаком водятся грешки. А вы-то как до этого докопались, господин лейтенант?

— Без особых трудов. Рано или поздно мы находим всякого, кто нарушает законы. А вам я бы посоветовал без утайки рассказать обо всем на фабрике раньше, чем заговорю я. Обойти эту историю молчанием мы все равно не можем; к тому: же вы мне понадобитесь, как свидетель по делу Маслака.

— Ваши показания важны для нас. На днях вам придется зайти сюда, чтобы оформить протокол. Я дам знать.

— Значит, я могу идти?

— Да, на сегодня все.

Вагнер. вскакивает и, отвесив неуклюжий поклон, спешит к дверям. — Минуточку, вот вы забыли, — и Гейм протягивает ему пропуск.

— Спасибо. Всего. хорошего.

Вагнер исчез. Боже ты мой, думает Гейм, как он припустил. Гейм берется за трубку, набирает номер, отдает приказ. Немного спустя полицейский вводит к нему в кабинет Альберта Маслака.

Маслак доходит до середины комнаты и останавливается, опустив глаза. Рубашка у него без галстука, подтяжки исчезли, в ботинках. нет шнурков. По виду он не спал всю ночь, но его лицо сохранило все то же ожесточенно упрямое выражение.

— Садитесь на этот стул, — предлагает Гейм. Затем он медленно достает из пачки сигарету и, раскуривая, наблюдает своего противника. Этот Маслак — твердый орешек. А может, он рассчитывает чего-то достичь своим упрямством? Зря рассчитывает. Не такой человек Гейм, чтобы его можно было водить за нос.

Гейм гасит сигарету и резко начинает:

— Где вы спрятали все, что награбили за последние двадцать месяцев?

Маслаку приходится все-таки разжать губы.

— Ничего не понимаю.

— У вас на счету мертвый сторож и по меньшей мере семь ограблений. Плюс нападение на сотрудника полиции.

На лице Маслака не дрогнул ни один мускул. Он молчит.

— Где вы прячете награбленное?

— А я до Штральзунда ничего такого не делал.

— Смешно слушать. Может, зачитать вам список ваших. преступлений?

— Дело хозяйское. Доказать вы все равно ничего не сможете.

— На вашем месте я бы не был так уверен. Впрочем, для. начала поговорим о другом: как у вас возникла мысль заняться ограблениями?

— Я совершил одно.

— Не будем сейчас об этом спорить. Итак?

— Сам не знаю. Должно быть, из легкомыслия.

— Если вы полагаете, будто я намерен выслушивать ваши глупые шутки, я прикажу отвести вас в камеру. Когда задержанный мешает ходу следствия, ему не засчитывается время предварительного заключения. Но для вас две или три недели не составляют, вероятно, существенной разницы.

— Ладно, давайте спрашивайте.

— Меня интересуют причины. Зарабатывали вы отлично. Как было нами установлено, у вас на счету много лет лежит довольно крупная сумма. Зачем же было воровать?

— Я решил раздобыть этот убор, только и всего. Я даже и не задумывался, зачем он мне нужен.

— Лжете, Вы действовали по точно разработанному плану на шаг был учтен и продуман: — Так поступают лишь те, кто точно знает мотивы.

Маслак пожимает плечами, но молчит.

— Вы, кажется, собирались после выхода на пенсию перебраться в Западный Берлин?

— Откуда… — не выдерживает Маслак и тотчас прикусывает язык.

— Я беседовал с вашей свояченицей.

— Элла! — восклицает Маслак свирепо. — Вот чертова сплетница!

— Вы, очевидно, хотели все это прихватить в Западный Берлин? Там хорошо расходятся музейные редкости.

— Еще чего выдумаете! — Маслак — изображает презрительную… усмешку.

— Расскажите свою биографию.

— Родился в Нейкельн-Берлине в тысяча девятьсот восьмом. Народная школа, учился на слесаря, потом дополнительно — точная механика. В тридцать девятом выдержал на мастера. Потом солдат. С сорок шестого — на фабрике обувных машин.

— Под судом были?

— Нет.

— Все ваши ограбления совершены чрезвычайно профессионально. Инструменты в вашем черном чемодане свидетельствуют о немалом опыте. Откуда же он?

— Из Нейкельна еще. Из шайки.

— Там и выучились?

Маслак кивает.

— Специальность?

— Разбирать запоры, делать инструмент.

— Вас ни разу не поймали?

— У полиции в те времена были другие заботы. К тому же я только стоял на стреме, а это за давностью не считается.

— Где вы спрятали награбленное?

— Путаете, нет у меня ничего.

— Не у вас в квартире?

— По мне, можете там все перевернуть вверх дном.

— Тогда у свояченицы?

— Вот и спросите у нее.

— Почему вы ушли из дому в половине пятого, когда уезжали в Росток?

— С чего вы это взяли?

— Видели вас.

— Кто?

— Узнаете в свое время.

— Больше я ничего не скажу.

— Где вы были до отхода поезда?

— Нигде.

— Из дому вы взяли портфель, а когда приехали в Росток, у вас был при себе чемодан.

— Я взял чемодан из дому.

— У вас есть садовый участок?

— Разве это запрещено?

— Размеры?

— Четыре сотки.

— Вот там мы пока не искали.

— Долг же вам придется искать. — Ответ должен звучать вызывающе, но против желания Маслака в нем слышится растерянность.

— Где находится ваш участок?

Едва уловимая заминка, потом ответ:

— Садовый кооператив «Свободная колония».

Гейм не, сводит с Маслака глаз. Теперь он не сомневается, что напал на след.

— Ну дальше, дальше, — подбадривает он. — Номер участка?

— Панков, Галенусштрассе, участок семнадцать «Б».

— Наконец-то. И перестаньте все отрицать. Этим вы только ухудшите свое положение. Как вы думаете, сколько нам понадобится времени на обыск?

— Ищите сколько пожелаете. Ничего вы не найдете.

— Закопали вы все, что ли?

Маслак отрицательно мотает головой.

— Ну так слушайте. Вы надеетесь, что мы ничего не можем доказать, пока не обнаружим награбленное, Заблуждаетесь. Мы можем доказать, что вы совершили убийство в Кёпенике. На халате сторожа были обнаружены зеленые шерстинки, которые полностью совпадают с тканью вашего пальто. На станции Шпиндлерсфельд вы вступили в перебранку с женщиной. Ее зовут Люси Фос, она в любой момент может опознать вас. Когда в Арнштадте вы покупали репродукцию для задуманного вами ограбления в Готе, продавщица заметила на вашем бумажнике знак фирмы «Бюссинг». Ваш сын работает в филиале «Бюссинга». Бумажник приобщен к вещественным доказательствам. В Вернигероде вас тоже видели. У вас нет алиби ни на одно из ограблений. Мы и это можем доказать в случае надобности, Так что бросьте…