Зарубежный детектив 1975

9

Арнштахт — ворота к Тюрингскому лесу — это приятный городок, в котором есть что посмотреть, городок со средневековыми домишками, раннеготической церковью, замком и Новым дворцом, где помещается интереснейший музей кукол и собрание брюссельских ковров.

К сожалению, у лейтенанта Гейма нет времени любоваться достопримечательностями. Размашистым шагом он спешит от вокзала через каменный мост, под которым шумит Гера, к центру. Щель его, конечно, «Парадная горница» — государственный магазин художественных изделий на базарной площади Фишмаркт.

Он уже три дня в пути. Сперва в Берлине, потом в Веймаре, Эрфурте и Эйзенахе он безуспешно пытался найти след преступника. Теперь он хочет попытать счастья в последнем специализированном магазине из тех, что находятся неподалеку от Готы.

Магазин помещается в небольшом. свежевыбеленном домике. Гейм открывает маленькую дверь, и веселый звон фарфорового колокольчика возвещает о посетителе.

Торговый зал против ожидания оказывается очень просторным и уходит далеко в глубину дома. Предметы повседневного обихода, керамическая посуда, деревянные и медные светильники, коврики и наволочки ручной работы, но больше всего картины, акварели, офорты, гравюры и репродукции заполняют стены и полки.

Из сводчатого коридора выходит немолодая женщина. Она маленького роста, полногрудая, ее прическу и платье тоже можно рассматривать как произведение прикладного искусства.

— Что вам угодно?

Гейм не уверен, что она принадлежит к числу тех женщин, которые пользуются французскими духами. Она скорей всего из тех, кто до глубины души презирает подобные средства обольщения.

По мнению Гейма, пятно на репродукции могли оставить: во-первых, сам преступник и его близкие — жена, или, скажем, приятельница: во-вторых, тот, кто продавал репродукции, и, наконец, в-третьих, тот, кто изготовил ее или перевозил.

Поэтому он до сих пор придерживался в беседах твердой схемы, начинал с репродукции, потом переходил к покупателям и лишь под конец задавал вопросы о духах. Эта вполне логическая, но донельзя нудная процедура опроса ему осточертела. Вот почему, завидев женщину преувеличенно постного вида, он, словно его бес толкнул, спрашивает в лоб:

— Скажите, сударыня, вы пользуетесь духами «Мадам Жаклин» парижской фирмы «Кубертен»?

Дама делает полшага назад и хватается за дверной косяк. Кривая, едва заметная усмешка трогает ее губы, но глаза не смеются, Она не может решить, кто перед ней — шутник или сумасшедший.

— Я вас не понимаю, — лепечет она, — по-моему, вам лучше обратиться в парфюмерный магазин.

Гейм чувствует, что допустил промах. Он достает служебное удостоверение и предъявляет его.

Женщина продолжает пятиться, не спуская с него глаз.

— Что вы мне показываете? Я, можно сказать, в летах и не могу читать без очков.

Звучит как наскоро сочиненная отговорка, женщине едва ли много за сорок, и тут ему приходит в голову нелепая мысль, что она, должно быть, приняла его за насильника и убийцу. Поэтому он старательно растягивает рот в улыбку и говорит с предельной учтивостью и дружелюбием:

— Не пугайтесь, я сотрудник уголовной полиции и хотел бы получить у вас некоторые сведения.

Это не спасает положения. Женщина по стеночке, по стеночке обходит его, вскакивает на ступеньку винтовой лестницы и кричит:

— Фрейлейн Шёнфиш, а фрейлейн Шёнфиш, спуститесь, пожалуйста! Поскорей! Здесь какой-то гражданин…

Гейм прячет удостоверение, отворачивается, дабы показать полную свою безобидность, и начинает изучать акварельный пейзаж Гюнтера Дюркопа, художника, известного далеко за пределами страны. На фоне глубокой синевы гор пылают яркие краски осени, по красной глине дороги пастух перегоняет свое стадо на новое пастбище.

Но Гейм не в состоянии сейчас внутренне сосредоточиться и по достоинству оценить картину. По винтовой лестнице цокают каблучки, Гейм поворачивается и облегченно вздыхает. Девушка в юбке мини и голубой блузке с довольно смелым вырезом спешит к нему.

— В чем дело? — спрашивает она, всем своим видом демонстрируя готовность спровадить посетителя в два счета.

— Уголовная полиция. Лейтенант Гейм. Примерно год назад вы получили три экземпляра репродукции калфовской «Китайской шкатулки с двумя плодами».

— Получили, а вы откуда знаете?

— Издательство «Зееман» передало нам список получателей. С помощью такой репродукции из музея в Готе был похищен оригинал.

— Невероятно! Разве так можно? — спрашивает она и делает шаг в его сторону.

— Увы, да, — вздыхает Гейм. — И мне надо знать, не была ли одна из этих репродукций продана в вашем магазине. Меня интересует лишь период до пятнадцатого января.

— Мы продаем кучу всяких репродукций, особенно под рождество. Taкую мелочь просто невозможно припомнить.

Гейм принюхивается. Фрейлейн Шёнфиш источает на редкость приятный аромат.

— Это что у вас за духи? — спрашивает он. — «Мадам Жаклин», верно?

— Нет! — тон ее становится снова официальным. — Это вообще одеколон. если вы уж так желаете знать. А почему вы спрашиваете? Насколько я поняла, вас интересует репродукция?

— Но дома у вас есть флакончик «Мадам Жаклин», верно?

Она кивает растерянно.

— Кто вам это сказал?

— Никто не говорил. — Теперь Гейм почти убежден, что он на верном пути. — Просто на обратной стороне репродукции, которая была использована для похищения, мы нашли пятно от духов «Мадам Жаклин». Может, у вас упал флакон, когда вы. продавали репродукцию? Такие случаи обычно запоминаются.

Фрейлейн Шёнфиш растерянно улыбается.

У меня, к сожалению, прескверная память. Если я, например, вечером смотрю телевизор, я уже на другой день не помню, что смотрела. Начисто вылетает из головы. Я сама на себя злюсь.

— Не стоит злиться, говорит Гейм, — не у вас одной так бывает, но чаще всего дело не в плохой памяти, а в том, что впечатления слишком быстро чередуются и вытесняют друг друга. Если какая-то деталь напомнит вам о происшедшем, в памяти постепенно может ожить и вся история.

Она с сомнением глядит на него.

Может, вы и правы. Но я действительно ничего не могу вспомнить.

Если мне что-либо придет на ум, я вас охотно извещу. Лучше всего оставьте мне номер вашего телефона.

Гейм с улыбкой качает головой.

— Увы! Так долго я не могу ждать. Если вы не возражаете, я попытаюсь освежить вашу память.

— Конечно, не возражаю. Но как вы это сделаете?

— Сперва попробуем установить день, когда вы продали репродукцию.

— Любопытно, каким путем?

— Первое: сколько стоила репродукция?

Сорок марок с чем-то. Сейчас скажу точно. — Она подходит к полкам, достает красно-коричневую папку, кладет на прилавок и распускает концы черной ленты.

Гейм видит стопку цветных репродукций. Фрейлейн Шёнфиш начинает привычными движениями перелистывать их.

Вот она. Сорок восемь марок семьдесят пять пфеннигов.

— Отлично. Сорок восемь семьдесят пять. Вы ведете список полученных сумм?

— Нет, у нас кассовый аппарат, он и фиксирует получения.

— Вы каждую цену пробиваете отдельно или только общую сумму, если покупатель берет сразу несколько предметов?

— Отдельно. А уж аппарат сам подсчитывает итог, и его тоже можно прочесть на чековой полоске. Он со звездочкой.

— Вы сохраняете чеки?

— Да, копии сохраняем. Они нужны для подсчетов. А оригинал вручаем покупателю.

— Еще лучше. Тогда, значит, просмотрим копии. Может, где и выплывут сорок восемь марок. Надеюсь, у вас нет другого товара точно в ту же цену.

— Не знаю, но это маловероятно. Копии у нас хранятся наверху, в кабинете. Пойдемте со мной, посмотрим их.

— Хорошо, — говорит Гейм и поднимает с полу свой портфель, прислоненный к прилавку. По винтовой лестнице они поднимаются на второй этаж, а дама смотрит им вслед с любопытством и недоверием.

Она охотно поглядела бы, чем они там намерены заняться, но звон фарфорового колокольчика возвещает о приходе целой группы покупателей, и сна вынуждена вернуться к своим непосредственным обязанностям.