Зарубежный детектив 1975

5

Звонок дребезжит пронзительно и сердито. Из квартиры не доносится ни звука. Прождав минуту, Гейм еще раз нетерпеливо нажимает кнопку. Тишина.

Против воли его постепенно охватывает глубокое разочарование. Он так здорово расположил вопросы — и вот опять неудача. С досады он жмет изо всей силы на звонок и поворачивается, чтобы уйти.

Из квартиры доносится страшный шум и стук и слышится чей-то недовольный голос:

— Это ж надо, какой нетерпеливый!

Дверь чуть приоткрывается, и пожилая, непричесанная женщина, моргая, выглядывает на площадку.

— Ну, где горит? — спрашивает она.

— Простите, что я вас побеспокоил, но дело очень срочное. Мы разыскиваем…

— А вы, молодой человек, кто, собственно, такой?

— Лейтенант Гейм, из уголовной полиции.

— С ума сойти! Из уголовной? — Она в ужасе глядит на него, потом изрекает решительно: — Тогда входите.

Она шумно открывает цепочку, и Гейм вступает в узенькую переднюю.

— Идите в комнату, сюда, за мной.

Она вводит его в комнату с зелеными обоями, коричневой изразцовой печкой и мягкой мебелью.

— Да вы садитесь, а я сейчас приду, только надену что-нибудь.

В комнате приятная теплота. Лучи утреннего солнца светят в окно, а в углу уютно так тикают напольные часы.

Когда фрау Фос через несколько минут возвращается, на ней брюки и лиловый шерстяной джемпер. Даже седые волосы до некоторой степени приведены в порядок. Она плюхается в кресло, раскуривает сигарету, прежде чем Гейм успевает предложить ей огня, и говорит:

— Ну давайте, выкладывайте ваше срочное дело.

Гейм с готовностью кивает.

— Позавчера в Дворцовом музее Кёпеника совершено ограбление. У нас есть основания предполагать, что человек, с которым вы столкнулись на вокзале у турникета, и есть преступник. Я хотел бы попросить вас по возможности подробно описать эту стычку и как можно точнее его внешность.

— Черт подери! — фрау Фос выпускает облако дыма. — Ну на преступника-то он не очень похож. Но расскажите, как вы до меня вообще добрались?

Гейм протягивает ей снимок.

— Вас сумел описать билетный контролер.

Женщина берет снимок и критически его разглядывает.

— Значит, так я выгляжу в вашем описании примет? Не сказать, чтоб красиво, но сходство есть. А этого типа контролер не сумел описать?

— Очень неточно, потому я к вам и пришел. Вы ведь ехали с подозреваемым в одном купе, верно?

— Верно. Вообще Дело было так: я припозднилась, потому что у меня стали часы, и подбежала к турникету в последнюю минуту. Само собой, я боялась упустить поезд. Мне не очень-то хотелось топать среди ночи шесть километров пешком! Ну хорошо. Значит, подбегаю я к турникету, а тут является этот леший, протискивается вперед, да еще толкает меня локтем под ребро. Только я не из тех, кто позволяет себя толкать, особливо всяким недомеркам. Я его так саданула, что у него зубы лязгнули, и вырвалась вперед. Кто первым пришел, первым и за стол садится, ясное дело. Но, представьте себе, этот тип страшно расшумелся, чтобы я, мол, вела себя поосторожнее, и начал кудахтать над своей дурацкой торбой, которую я задела по нечаянности. «Корова», — говорит мне этот придурок, да как лягнет меня сзади по ноге. Ну как вам это нравится?

— Совсем не нравится, — отвечает Гейм с искренним возмущением. — Но вы вот говорите про какую-то торбу. Согласно показаниям билетного контролера это был рюкзак.

— Значит, он плохо разглядел. Это была дорожная сумка, только нес он ее на спине, как рюкзак.

— Вы не могли бы ее описать?

— Сейчас, одну минуточку. Значит, так, сумка из черного вельвета. Края и застежка из темной кожи, а может, это была не кожа, а синтетика.

— Сумка была полная?

— Под завязку, раздутая, как барабан.

— А что было потом, когда вы прошли через контроль?

— Мы вылетели на платформу-и успели оба вскочить в отделение для собак. Я села, а он остался стоять у дверей спиной ко мне. Одна беда — язык у меня без костей. Вот я и пошла чихвостить его за хамство. Конечно, могла бы и промолчать, да вот поди ж ты… И думаете, он мне отвечал? Даже головы не повернул.

— Как же он выглядел?

— Недомерок, как у нас говорят. Во мне самой метр семьдесят пять, он ниже меня на полголовы, значит, примерно метр шестьдесят пять. И на костях никакого мяса, почти скелет.

— Лет ему, по-вашему, сколько?

— Пятьдесят пять или около того. У таких людей несколько лет погоды не делают, десять лет больше, десять лет меньше…

— А лицо?

— В том-то и загвоздка. Лицо, хоть убей, не смогу описать. Потому что вообще. его не видела. На нем была шляпа с широкими полями и, старомодная; про такие раньше говорили — разбойничья, и стоял он все время, опустив голову, да еще вдобавок поднял воротник, когда сел. Теперь-то мне понятно зачем.

— Вот досада, — говорит Гейм. — Неужели вы не имеете ни малейшего представления, какой у него был нос, или рот, или глаза? Мы могли бы реконструировать, все лицо, если бы знали, от чего отталкиваться.

— Очень жаль, но я понятия не имею. Про фигуру я ещё могу что-то сказать, но больше — ничего.

Лейтенант чувствует, что вот-вот закипит от ярости. Он с удовольствием грохнул бы кулаком по столу, но удерживается и только глубоко вздыхает.

— Вы разрешите курить?

— Ну, само собой. Вы, извините, но у вас такой добродетельный вид, что я не рискнула сама предложить вам.

Гейм отвечает ей вымученной улыбкой и раскуривает сигарету. Настроение у него не для острот.

— А какой у него был голос? — спрашивает он.

— Не высокий, не низкий, без всяких особенностей.

— А в одежде? Тоже никаких особенностей?

— Вроде нет, кроме той дикой шляпы, конечно. Она была темно-серая, насквозь мокрая, и пальто тоже.

— Перчатки на нем были?

— По-моему, нет, не такой уж и холод.

— Колец у него на руках вы не заметили?

Женщина мотает головой.

— У меня и времени не было его разглядывать. Он на следующей остановке вышел, в Обершпрее.

— Вы не обратили внимания, он ушел или остался на платформе?

— По-моему, он просто сел в другой вагон. Когда я выходила в Баумшуленвеге, я его увидела. Он сидел у окна, ближе к концу поезда, вагона через два от меня. Сидел отвернувшись и смотрел в окно. Я его, конечно, сразу узнала, одна шляпа чего стоит.

— Значит, он поехал дальше, по направлению к центру?

— Да.

Несмотря на все ухищрения и психологические приемы, Гейм не может больше выжать из фрау Фос ничего заслуживающего внимания.

Час спустя по дороге в управление он ломает голову над тем, по, Какому пути продолжать поиски. Сторож умер тридцать шесть часов назад, а о преступнике до сих пор ничего не известно.